Журнальный мир

СКОЛЬКО ВЕСЯТ СЛОВА

Невесомы слова. Произнёс и задумался. Нет:

Вот уже я пытаюсь представить, насколько они невесомы.

Ведь не только в словах, веса нет и в параде планет,

Потому как не падают, будто они нарисованы.

И слова мы рисуем — красивые, нежные — вот

Вам и вес! Неужели же не ощутимы? Вложите в них силу —

Тонны гравия, гнев, танки или семейный развод —

Ощутим ли их вес? Тяжело? Да, ужасно и невыносимо!

И без танков, поверьте, без самых могучих ракет

Можно жизнь раздавить, уничтожить — одним только словом.

Пусть не будет ни слова тяжёлым — ни в этой строке,

Ни в одном из стихов, но пусть каждое будет весомым.

***

Это место — веры в чудеса.

Ведь подумать только — сколько в жизни было

Разного, чтоб я поверил сам

И другим поведал небыли и были.

Вот стою на этой высоте

Над землёю всею и водою всею,

Над круженьем жизней и смертей

И вокруг себя свои сомненья сею.

Только — независимо от них —

Чудеса, как встарь, произрастают всюду.

Даже там, куда мой взгляд проник,

Где противлюсь я очередному чуду.

Это место чудесам сродни.

Даже если встать над ним забыло солнце,

Волшебством наполненные дни

Так милы, что сердце вновь с восторгом бьётся.

Верь не верь, а сила велика

Этих милых мест, меня здесь приютивших.

Подо мной и надо мной — века —

В кажущемся раннем утреннем затишье.

ВЕЧНЫЙ ПОИСК

Не знаю, что там ждёт, но я туда иду,

За тот вон поворот, за дом пятиэтажный.

Что встречу там сейчас — любовь или беду?

Или опять столкнусь с нетрезвым эпатажем?

Последнее почти всегда и всюду ждёт,

Порой и до угла дойти не успеваю —

Навстречу тупо прёт поддатый обормот.

Куда его сейчас мотнёт, к какому краю?

Но это — ерунда, опять навстречу мне

По тротуару, пыль вздымая, мчится

Крутой автомобиль. И кто из нас умней —

Я или за рулём сидящая волчица?

Буравит взглядом так, как будто это я

Наездом ей грожу, прохода не давая.

Что ж, в сторону шагну, сомнений не тая:

Прав тот ли, у кого машина дорогая?

Дойду ли до угла, увижу ли, что там,

Узнаю ли, что жизнь к поэту благосклонна?

По прежним судя дням, по их скупым чертам,

Сегодня я ещё смогу, пройдусь по стогнам.

По тем же судя дням, не встречу ничего,

Что мог бы ощутить в себе приливом счастья.

Но если в чей-то круг оно вовлечено,

То может, право, мне однажды повстречаться.

САМЫМ ЛАСКОВЫМ ДНЯМ

Как я ждал этих дней! Наконец-то

Отступила жара, ветер свеж,

Пыль прибита дождём, и на место

Водворилась царица надежд.

Успокоилась: в прошлом усталость,

Поиск ветра, прохладных теней.

Не дождусь я, мне раньше казалось,

Этих чудных заманчивых дней.

Вот они! Преисполнен восторгом

Я по улице влажной иду,

Овеваемый ветром с востока, —

Рад нежарким лучам и дождю.

И тому, что я жив, что дождался

Дней, пришедших на смену сухим,

Им читаю я с пятого класса

И свои и чужие стихи.

Самым ласковым дням, самым нежным

Те же чувства дарил и дарю,

С ними я не теряю надежды,

Что и новую встречу зарю.

Что и новая будет не хуже,

Будет так же свежа и светла,

Растворится в распластанной луже,

Что прозрачней и чище стекла.

Разобьётся на мелкие брызги,

На стеклянные бусы росы…

Как мне дороги эти сюрпризы

Среднерусской родной полосы!

ПЛОДЫ БЕСПАМЯТСТВА

Украина, любимая всеми земля,

Русский край, что же стало с тобой, что же стало?

Неужели Европа, открытость суля,

Превратила людей в одержимое стадо?

Неужели же вашу славянскую кровь,

Вашу память о славных достойнейших предках

Взбаламутили так, что не мил отчий кров,

Что готовы забыть о заветах-запретах.

Неужели Владимир, принёсший на Русь

Свет любви, дружбы, верности, вам ныне ворог?

Неужели Бандера — предатель и трус —

Ныне вам больше крова и совести дорог?

Нет, не верю, что вся Украина в таком

Безоглядном беспамятстве враз утонула,

Что над светлым, могучим, бессмертным Днепром

Одержала победу какая-то Нуланд.

Не поверю, но вижу, что тонет страна

Величайших подвижников духа, поэтов

В том кровавом тумане, что сам сатана

Расстелил над страною, стремящейся в Лету.

Миллионы бегут, с Украины бегут,

Что когда-то цвела и гордилась собою.

Но и здесь свой нашёлся завистливый Брут —

Нет убийствам конца, воровству и разбою.

СВЕТ МОЛНИИ

Жизнь не прошла и не остановилась,

А сызнова, с пеленок началась.

Не старость в том повинна, не наивность,

А добрый тихий час, полночный час.

Ко мне пришли мои воспоминанья —

Живые, озорные огоньки.

Куда они опять меня поманят,

Наполнят миг событием каким?

Какие предстоят сегодня встречи,

Кто выплывет из тьмы далеких лет?

Вновь вижу грозовой весенний вечер,

Когда мне Бог позволил уцелеть.

Мне было года, может быть, четыре,

От друга возвращался я домой.

Гроза и ветер — это ли причины

Душевной смуты, овладевшей мной?

Нет. Не боялся я напора ветра

И безобидных молний восковых.

А страх проник в меня — тяжелый, смертный —

Лишь у ворот: я не увидел их.

Огромные, высокие ворота

Исчезли, но при вспышке грозовой

Мелькнули, и мелькнула мысль: кого-то

Благодарить мне надо, что живой.

Ворота предо мной ничком лежали,

И я еще тогда сообразил:

Гроза и ветер — силища большая,

Но что-то есть превыше темных сил.

***

Я верю мифам, верю сказкам,

Их ярким, выпуклым контрастам

Сторонников добра и зла.

Конечно, выдумка, конечно

Герой победою увенчан

Над теми, коим нет числа.

Герой всегда с любовью в сердце,

И полон силы молодецкой,

И хитростью не обделён.

А враг коварен, враг огромен,

И кто его такого тронет! —

Не спит ни ночью он, ни днём.

Но вот, любовью окрылённый,

Герой сражается с драконом,

Срубает головы ему —

И у царевны сердце тает,

Она, как девушка простая,

Сгорает от любовных мук.

Герою — лучшая награда.

А что ещё-то в жизни надо

Таким красивым, молодым!

Героем вдруг себя представив,

Читатель юный или старый

Восторжествует вместе с ним.

АВГУСТ

Август. Близок конец

Жизни, здесь разыгравшейся, может быть, слишком уж смело.

Точит осень резец,

Точит, пробует, примется скоро вплотную за мокрое дело.

Чем хоть это не жизнь!

Август — сильный, красивый — меня призывает признаться:

Старость — мой атавизм,

Можно сбросить легко лет — ну, скажем так — двадцать.

Что же станет со мной,

Если вдруг легкомысленно сброшу и помолодею?

Будет это иной

Путь земной или тот же — борьба за чужую идею?

Не хочу повторять

Те же — пусть незаметные для посторонних — ошибки.

Не пришла ли пора

Стать собой, но не тем же смычком для напыщенной скрипки.

Стать собой? Вот и стал

И пишу что хочу, мысли — мечутся, правда, — свободны.

Я лечу вглубь листа:

Там мой мир, только мой, нестареющий, вечный, исходный.

Август, следом лети,

Там останемся мы молодыми, зелёными, станем

В бесконечном пути

Осыпать эту всеми забытую землю своими листами.

***

Куда же всё ушло?

Воскликни со слезами —

И прошлое вернется в тот же миг,

И будет снова жить.

Резвиться вместе с нами.

Смеяться, как дитя, и гомонить.

Воскликни!

Что же ты такой невосполнимый?

И суеверный: только раз живем!

Воскликни —

и мы вновь минувшее обнимем,

И перестанем горевать о нем.

Не нам ли суждено постичь

и опровергнуть

Для нас с тобой придуманное зло?

Будь искренен в слезах,

и стыдно станет веку,

Похитившему жизнь.

Куда же всё ушло?

ГАСНЕТ ДЕНЬ

Константину Васильеву

Шкаф стоит. А в шкафу что находится? Книги.

Стол стоит. На столе что находится? Чайник.

Передвинуть бы мебель. Но кто будет двигать?

И ведь некогда, и ведь некому, и неслучайно.

Могут гости прийти сейчас. Могут — никогда.

Может, сам я сейчас уйду. Да и не вернусь.

Пыль покроет и стол, и шкаф, если не продам.

А продам и приду назад — дом мой пуст.

Неширок мой стол, невысок мой шкаф — пусть стоят.

Я попью чайку, посмотрю в окно: гаснет снежный день,

как природа, скуп, как рисунок, стёрт, как бумажка, смят.

Прожит как? — никак. Кто звонил? — никто. Где я был? — нигде.

Нет меня. А в шкафу что находится? Книги.

Нет меня. На столе что находится? Чайник.

Вот и пусть кто желает их двигает.

Что ещё вам сказать на прощанье?

Телефон мой не автоответчик, — без меня он не отвечает.

Гаснет день. Исчезают и чайник, и книги.

А затем — стол и шкаф невидимками стали.

Если б знали вы, — верю — вы мне помогли бы

день прожить так, как надо, как прожили сами.

Я заочно признателен вам за надежду.

День великим рождался, да, видно, напрасно сгорел.

Вы бы мне помогли стол и шкаф передвинуть, но где же

были вы до сих пор? Мебель продана. Ночь на дворе.

***

Как играет на пианино

И поет! Пусть ко мне спиною.

Я — не слышащий половины

И не знающий, что со мною —

Все пытаюсь понять причину

Этих радостных совпадений,

А она распрямляет спину

Еще круче, еще сильнее.

И ее мелодичный голос

Проникает в мое сознанье,

И, как будто бы успокоясь,

Отвечаю я на лобзанья,

Прерываю ее сопрано,

Ощущаю касанья пальцев,

Говорю ей об этом прямо

И не думаю уклоняться.

И не думаю, и не брежу,

И не верю, и в нетерпенье

Кожей чую: чем звуки реже,

Тем быстрее от песнопенья

С нею мы переходим к яви,

Переходим по нотным знакам

К легким, искренним и лукавым

Знакам нашего зодиака.

УЛЕТАЮ

Взлетает стая сизарей с соседней крыши.

А чем я хуже? — я — за ней, и даже выше

Лечу — просторно мне, легко, мелькают люди,

Меня когда-то к ним влекло, теперь не будет.

Теперь свободен я, незрим, недосягаем.

И — кто бы что ни говорил, — я не слуга им.

Они сожрали жизнь мою, как моль, как мыши,

Но я пою, а что пою, никто не слышит.

И не услышит никогда, и не узнает,

Что улетаю в никуда за сизой стаей.

Что милых сёл и городов, озёр и пашен

Оставить лики не готов во дне вчерашнем.

Пусть даже ель срубить в лесу — бесчеловечно,

Я унесу их, вознесу, чтоб жили вечно.