Журнальный мир

Филолог

Михаил пьет редко, но если запивает, то не может остановиться. Тогда он лишается работы и некоторое время сидит без денег. Тогда он идет к соседке Даше, миловидной молодой женщине со второго этажа. У Даши есть муж, который с презрением смотрит на Михаила и, скорее всего, говорит жене: «опять этот алкаш…»

Но Даша к нему благосклонна, добра. Она дает нужную сумму, зная, что Михаил отдаст.

— А я ведь в прошлом — филолог. Даже был заведующим кафедрой, — говорит Михаил в очередной свой приход.

— Так вы преподаватель, — протягивает Даша. — А-а-а, ничего себе… А я — учительница пения. Самая неблагодарная профессия. Дети на уроках не слушаются, кричат. Никак не могу их заинтересовать.

— А вы с ними поете?

— Да… Только что не танцую, — смеется Даша.

Из-за ее плеча показывается муж, с видом: «Опять этот алкаш…»

— Ну, я пошел, — говорит Михаил и уходит.

Муж Даши постоянно в командировках. Вот и сегодня уехал. Михаил называет его «Карабас-Барабас», из-за того, что у того густая рыжая борода и вид обычно суровый, насупившийся.

Михаил идет отдавать долг. Он спускается на лифте на второй этаж, держа в руках свою книгу. Она была издана пятнадцать лет назад. Тогда он еще писал прозу. Сейчас иногда пробивает на стихи, но денег на издание новой книги нет.

Лифт останавливается, и у Михаила стучит сердце. «А вдруг ей не нужна моя книжка», — думает он. Дверь открывается, и он видит Дашины глаза, полные слез.

— Что случилось? — спрашивает Михаил.

— Проходите, — отвечает она.

Михаил заходит в обставленную со вкусом квартиру и идет вслед за Дашей на кухню.

— Вы курите? — спрашивает она.

— Да.

— Тогда давайте покурим, коллега, — говорит она и выходит на лоджию.

Михаил следует за ней.

Они молчат.

— Вы филолог, а я рисую, — внезапно говорит она. — Сейчас покажу.

Она идет в конец лоджии и достает оттуда холсты.

— Изображаю людей, так сказать, вот посмотрите.

Даша показывает ему лица незнакомцев. У каждого из них будто отпечаток жизни на лице.

— «Шахтер», «Танцовщица», «Продавец магазина», — читает Михаил названия портретов.

— Я достаю этих людей своими просьбами попозировать, они соглашаются за деньги. Кое-что я пишу по памяти или срисовываю из интернета…

— Выходит, по лицам можно читать профессии, — задумчиво произносит Михаил. — А я недавно в магазин устроился администратором.

— Нет, вы филолог, — смеется Даша. — Неужто вы мне свою книгу принесли?

— Как догадались?

— Я же умею читать по лицам, — улыбается она.

— Потом скажете свое мнение.

Михаил собирается уходить, и Даша протягивает ему подарок — картину с радугой после дождя.

— Это вам…

— Я повешу ее в своей серой комнате, — отвечает Михаил.

Работа администратором не приносит Михаилу радости. К тому же работать надо много и допоздна. А дома его, кроме радуги, ничего не ждет. А потому ему снова хочется выпить. Но он держится. Вдруг столкнется в подъезде с Дашей…

«А что, если подарить ей краски? Скажем, на восьмое марта», — думает он. Но тут же вспоминает ее Карабаса-Барабаса, у которого взгляд: «Опять этот алкаш». А кто я? Алкаш и есть…

Но в один прекрасный день встречает Дашу в подъезде, и она зовет его на чай.

— Вы знаете, — говорит она, — какая птица самая красивая?

— Лебедь? — пожимает плечами Михаил.

— Да вы что… Они похожи на гусей с безобразными короткими ногами. А еще орнитологи недавно обнаружили, что не всегда между лебедями есть верность… К чему это я?

— Ну, так кто же из птиц самый красивый? — любопытствует Михаил.

— Розовый фламинго… Они безумно похожи на балерин, не находите.

Она показывает ему свою последнюю работу: розовые птицы, танцующие у моря.

Михаил протягивает:

— У-ух…

— Нравится?

— Да.

Они пьют чай, обсуждая его книгу, а потом он идет домой, в свою квартиру с радугой. Всю ночь Михаил не может уснуть, но потом в двухчасовом сне он видит, как они с Дашей женятся.

На следующий день он начинает пить.

Через неделю, как песок сквозь пальцы, исчезают деньги. Но он не идет к Даше: стыдно.

Михаил справляется сам и ждет встречи с ней. Но месяц-два ни слуху ни духу от нее. Он смотрит на лоджию. Но и там ее нет.

Он выходит с утра на работу и встречает в подъезде мужа Даши, который несет несколько холстов подмышкой.

— Опять ты? — говорит он брезгливо.

— Извините, а где ваша жена? — будто не расслышав, спрашивает Михаил.

— Умерла. Под машину попала. А ты долг хочешь отдать? — сурово говорит Карабас-Барабас.

Михаилу становится душно, и хочется взять за грудки Карабаса-Барабаса, чтобы потрясти и сказать ему, что так шутить не надо…

Но по его нервному лицу ясно: он сказал правду.

Михаил спускается вместе с ним по лестнице. Карабас идет к помойке и оставляет там холсты, садится в машину и уезжает. Курящий неподалеку Михаил кидается к холстам.

«Танцовщица», «Продавец магазина», «Филолог», — читает он на портретах…

Лодка

Леха идет по деревенской улице, качаясь, напевая песню. Сегодня он ищет работу. Оплата: кусок хлеба, картошка, самогон.

Зима. Дороги чистят, но пройти все равно сложно. Вот за это, да и за многое другое, не любит Леха зиму… А, впрочем, сегодня не такой уж плохой день: сегодня он идет к Иванычу, у того работа всегда найдется.

Иваныч человек деловой, строит дом, сарай, баню. У него дети, внуки. И работники ему нужны позарез. Особенно те, что трудятся за еду.

Мимо пролетает ворона, она кричит свое пронзительное: «кар-кар». Леха вспоминает, как недавно хоронил мать. Она долго болела, кашляла, почти не вставала. Глупо все получилось: он, Леха, забыл печь растопить и ушел на двое суток пить с друзьями. Вернулся, а мать мертвая.

Леха идет возле новенького, пахнущего свежим деревом дома. Когда-то тут спалил так называемую усадьбу отца. Да, именно он — Леха… Маленький был, лет пять. Зима была морозная. Набросал в печку дров, а сам уснул. Проснулся, когда уже все полыхало… Отец с матерью тогда у соседей отмечали какой-то праздник. Лучше бы сгорел в том огне. Леха поежился, вспомнил, как избил тогда его отец.

А потом стали жить в доме родителей отца. Но отношения не ладились. И как только замахнется бабка или дедка на мать, так бежит Леха ее защищать и оказывается где-нибудь в углу с затрещиной. Приходит отец, орет на жену: «Моим родителям перечишь!» И снова драка.

Лет в тринадцать, когда уже сбежать хотел Леха из дома, отец дал ему самогонки попробовать:

 — Эй, сын, сядь-ка с батькой. Пил когда-нибудь?

— Не пил, — отозвался Леха.

— Врешь, собака, — ухмыльнулся отец. — На, попробуй…

Он налил в граненый стакан мутную жидкость.

Поначалу было горько, а потом полетела голова куда-то в облака…. Помнил он только хохот отца и то, как потом стошнило…. С тех пор стал он у отца потихоньку подворовывать самогон, чтобы снова голова в облака летала. И раздумал бежать, да и бежать было некуда.

А вот и дом друга Петьки… Хороший был пацан. И где он теперь? Наверное, в городе, работает каким-нибудь юристом… Как же Леха ему завидовал в детстве! Мать и отец Петьки почему-то разрешали ему приходить к ним в гости, несмотря на то, что семья его была неблагополучной.

У Петьки было много игрушек. Но самой лучшей была красная моторная лодка. Надо было только дергать за веревочку, и она плыла сама по воде. Леха приходил играть к Пете, они наполняли таз водой и пускали лодку. «А что, если ее в речку?» — думал Леха. Но вслух не говорил.

— Подари, — как-то попросил Леха Петю. Он хотел сказать это жалостливо или вежливо, но получилось грубо. Петька схватил лодку: «Нет, мое». Леха потер нос. Ему стало обидно.

Как-то вечером, тайком, Леха выкрал игрушку. Принес к себе в сарай, налил в таз воду и стал смотреть как лодка жужжит и плывет. К Петьке он больше не ходил. Через неделю встретил его мать. А она: «Если не отдашь игрушку, я твоим расскажу». И кулак показала. Лехе стало стыдно, больно даже, но он ничего не ответил, опустил глаза. Теперь у него дома лежала лодка, которую можно запускать самому, а не ждать походов к Петьке.

Тихо-тихо было в сарае, никто туда не заходил вечером. И Леха долго играл с лодкой воображая, что на ней плывут за сокровищами пираты и что буря застигает их в пути, но они все равно выживают. Он топил лодку и снова вынимал ее из воды. Других игрушек у него никогда не было.

Как-то в школе писали сочинение: «Кем я буду, когда вырасту». И Леха тогда впервые задумался: а не стать ли ему моряком. Тогда уж уплывет он из этой проклятой деревни куда подальше, будет в городе у него своя квартира, все его зауважают…

Вспомнил он, как сидел в гостях у Петьки, пил чай, как всегда молчал. А мать Петьки внимательно посмотрела на него, подошла, погладила по голове и сказала: «Вырастет из этого мальчишки хороший человек». И почему она так сказала? Подумал он об этом, и снова ему стыдно стало. «Да я, когда вырасту, куплю ей что-нибудь, и Петьке куплю, и, может быть, даже попрошу прощения», — решил он.

В красном углу дома Лехи стояли иконки, на одной из которых был изображен Иисус. Мать говорила, что он прощает даже тех, кто совершает страшные дела. Потому, когда оставался один, Леха вставал на колени перед иконкой и просил прощения за воровство. Иисус смотрел на него небесными глазами. И становилось легче.

Как-то раз Леха пустил лодку по озеру. Думал, она поплывет вдоль берега, но подул ветер и понес ее далеко. Вода была холодная. Леха выпрыгнул из одежды и поплыл за лодкой. «Еще чуть-чуть, боженька, помоги», — молился он. Моторчик лодки заглох, и она остановилась на середине озера, покачиваясь на волнах. Силы уже покидали Леху. Тогда местный рыбак бросился спасать его. Леха помнил только, как крепко сжал в кулаке лодку и не выпускал ее из рук.

Чем больше времени проходило, тем совестнее становилось Лехе… Ведь не его это лодка была. Как-то вечером он подошел к матери.

— Никому не расскажешь? — шепнул он.

Мать встревоженно посмотрела на сына.

— Чего опять?

Она с опаской стала оглядываться, будто искала поблизости отца.

— Я у Петьки лодку украл игрушечную, — ответил Леха.

— Зачем?

— Понравилась… Но я уже попросил Иисуса простить мне этот грех. Как думаешь, простил?

Мать строго посмотрела на него.

— Надо отдать, Алешенька, вот тогда простит.

— А ты мне купишь такую же?

— Куплю, — ответила мать тихо и вздохнула.

В последний раз в этот вечер запускал Леха лодку в тазике, смотрел на нее и думал о том, как Петька обрадуется, когда он вернет ему игрушку.

Внезапно Леха услышал крики матери и пьяный голос отца:

— Где самогонка, а? Кому говорю?

На шум прибежала бабка:

— Это жена твоя вылила!

«Вот ведьма старая», — подумал Леха.

Он услышал приближающиеся шаги. Дверь в сарай распахнулась.

— Гаденыш, ты мою самогонку подворовывал!

— Пап, я не брал, — только и успел ответить Леха.

Лодка жужжала на воде, и Леха схватил ее, спрятал за спину.

Отец дернул его за руку.

— Что за дребедень?

Он выхватил лодку из Лехиной ладони, бросил ее на пол и со всего размаху ударил по ней сапогом. Самый страшный треск раздался в ушах Лехи. И тогда он впервые заплакал.

Вот уже и дом Иваныча, а там — еда, работа и… Леха взглянул на озеро, покрытое льдом, и подумал о лете.