Журнальный мир

Голубой лед Хальмер-То¹

(сокращенный вариант)

Жила была у Пашки Стрельнова во дворе огромная рыжая псина дамского полу. Жила да жила, как вдруг осенней ночью замотала мордой в ошейнике, задергалась вся так, что будку сдвинула десятипудовую, да и выскочила прочь… Видели в поселке, как эта рыжая псина бежала рядом с волком. Причем не просто бежала, а заигрывала с ним так, как может только сука последняя заигрывать с кобелем. Такое происходит, когда волчья порода испытывает трудности в потомстве, когда в округе остаются лишь волки-одиночки.

А месяца через три собака вернулась и тут же родила щенка. Когда Пашка Стрельнов его увидел, то с губ сорвалось:

— Волк… мать твою, волк!

Волк и в самом деле был волк, точнее, волчица — серая, зубастая, кусачая, морда узкая, глаза умные, хвост паскудный, смотреть тошно. Но росла волчица очень ласковой, верной, можно даже сказать, приставучей собакой. Без Пашки никуда не ходила, жила на крыльце, на будку смотрела с презрением. Однажды, когда «девочке» уже был год, и по волчьим законам это был переярок, Пашка попытался надеть на нее ошейник с поводком, чтобы сходить в районный центр. Маша — так назвали щенка — дважды куснула поводок, и тот лопнул на две части. Маша посмотрела на него и просунула морду между коленями хозяина, чтоб погладил.

К февралю Машка исчезла. Пашка погоревал, да и успокоился, поминая, что все же Машка не собака, а полуволчица. А к лету Машка вдруг вернулась, да не просто, а с двумя щенками. Один — абсолютно серый, как мать, а второй — с яркой подпалиной на шее и груди.

Пашка и не удивился, и не забеспокоился. «Собаки все же в них больше, — решил он. — Раз домой тянет».

Прожила Машка со своими щенками у Стрельновых до осени. Питалась как обычная собака, щенков к той же пище приучала. Щенки не тявкали, воду не лакали, а тянули сквозь зубы, которые показывали всему двору ежедневно, так ни с кем и не сдружившись. Регулярно заходили в теплый сарай, который Пашка называл загоном, и где у него держались овцы, гуси, куры и две свиньи, и осторожно нюхали там воздух.

А по первому снегу возле поселка слышали волчий вой. Той же ночью пропала и Машка, и ее подросшие щенки. Пашка подумал: «А следует ли вообще связываться с полукровками?» — да и завел себе дворнягу.

Прошло три года. Жизнь текла себе обычно. Пашка работал на бульдозере, а в выходные мотался на стареньком внедорожнике по лесотундре за глухарями да гусями. Охота была для Пашки чем-то вроде отдушины от жизненных тягот.

Зимой третьего года вдруг опять зачастили волки.

В марте в загоне Пашки пропала овца. Пса утром нашли нетронутым, но полуживым от страха. Он забился к себе в будку и так в ней весь день и просидел, даже не вышел к миске с едой.

Волки.

Первое, что делает в таком положении хозяин, — ставит капканы. Пашка и поставил. Капканы простояли три дня. Три дня Пашка спал тревожным сном, вскакивая при каждом шорохе снаружи. На четвертый пропала еще одна овца… Капканы остались нетронутыми, собака опять засела в будке прочно, снова на весь день.

Все утро Пашка потратил на то, чтобы понять, сколько волков приходило в его двор. Спрашивал у соседей, были ли у них сегодняшней ночью гости. Гостей, оказалось, ни у кого не было. А три дня назад? И три дня назад все было тихо. Как извели прошлый раз волков, так и, слава богу, все спокойно.

Стрельнов задумался: что же это получается? Вроде не на краю поселка живет. Нет, не по этой причине хищники выбрали его двор. А по какой тогда? Осмотрел калитку в заборе, сделал над ней высокую надстройку и два дня жил спокойно. А на третий начал караулить. Пару ночей никого не было. Он уж хотел было бросить это глупое занятие — сидеть перед дверью с крошечным окошком да просматривать двор на предмет появления никем не виденных хищников. Может, это и не волки вовсе? А кто еще? Кто может унести крупную овцу, да еще так сильно напугать собаку? И сделать все настолько тихо и аккуратно, что и соседи ничего не слышали? Только волки.

Через сутки во дворе глухо зарычала собака. Она не гавкала, а просто рычала так, как может рычать напуганное животное, не защищающее двор и территорию, а лишь пытающееся защититься. Пашка стряхнул с себя вялый сон, проверил оружие, осторожно выглянул во двор через окошко, но никого не увидел. Тогда двери тихонько открыл… двери скрипнули…

Стрельнов рванулся к загону. Пролезть в загон можно было лишь со стороны входа: здесь дверь была не очень хорошо подогнана, и между ней и землей был широкий лаз. Но лаз этот всегда зимой очень прочно заметался снегом, а дверца отворялась внутрь. Там, где можно было подкопаться волку, было совершенно чисто, нетронуто. Снег белый, мартовский, чуть севший.

Пашка двинул ногой по засову, толкнул двери… Тихо. В загоне гоготали гуси и кудахтали перепуганные курицы, овцы сбились в кучу, стояли глупо и беспомощно. Пашка включил свет… Посмотрел влево, вправо… Его взору представилась картина, от которой он даже оторопел. Там, прямо перед ним, где сидели гуси, стояла огромная собака серой масти с рыжей грудью. В пасти у нее уже висел задавленный гусь, у которого еще чуть-чуть трепыхались крылья.

Когда Пашка увидел глаза собаки, сразу стало понятно: это волк! И не просто волк, это же… Это же щенок Машки! Тот самый, рыжий! И подпалины на шее и груди — один в один! Все в детстве загон этот обнюхивал! Ах, скотина! Гнев настолько охватил Пашку, что он даже про ружье забыл, хотел за вилы от злости схватиться, так — по-крестьянски.

Волк с гусем в зубах легко перемахнул перегородку, в два прыжка подлетел к нему, прыгнул и повалил Пашку на землю. Пашка быстро перевернулся, но пока ружье поднимал, увидел, как рыжий с легкостью кошки, что запрыгивает на табуретку, перемахнул двухметровый забор и ушел восвояси.

— Сволочь! — бросил Пашка ему на прощание, поднялся, подобрал бесполезное ружье и пошел домой.

Дома долго сидел в кухне, думал о том, как его ловко провели, и ругался тихонько, стараясь не разбудить своих.

Утром жена Наталья поинтересовалась, как дела у «сторожа». Спросила мило так, с легким женским смешком в голосе, как разговаривают с мужьями супруги, когда им весело и смешно, но мужа обидеть не хотят.

— Представляешь, — серьезно ответил Пашка, — это тот… волк…

— Какой тот? — уже испуганно переспросила жена.

— Тот щенок Машки… с рыжей грудью. Он гуся сегодня утащил, скоро вернется. Гусь ему что? На пару дней даже не хватит, — Пашка встал из-за стола и пошел прочь из дома.

— Может, в стаю уйдет? — уже в спину спросила супруга.

Пашка остановился, повернулся к Наталье. Лицо его от удивления вытянулось.

— А и вправду… Почему в стаю не ушел? А может, наоборот? — он даже голову склонил набок от пришедшей мысли. — Выгнали из стаи, вот он и повадился?

С этого утра Пашка задумался, как выманить зверя и застрелить его. Сначала решил каждую ночь спать в загоне, в обнимку с ружьем вместо жены. Но спать с ружьем в загоне не стал. Решил походить, благо была суббота, по знакомым старым охотникам, поспрашивать, как бороться со зверем. Волк может пройти по лесотундре за день сотню километров — здесь надо хотя бы мотосани иметь, а у Пашки, кроме старенького внедорожника, ничего не было. Помотался Стрельнов по охотникам, посидел дома, на капканы поглядывая, да и отправился в лес, где сейчас стояли стойбищем ненцы.

Ненцы так и назывались — лесные. Оленей они пасли в лесотундре, а в особенно суровые зимы направлялись на юг. О волках они, конечно, знали много больше, нежели кто другой.

В стойбище Пашка знал пару человек: встречались на рыбалке. Не раз помогал им сети тянуть. Парни выслушали его, привели какого-то старого деда, что Пашку удивило — чисто выбритого. Дед по-русски не говорил совсем, приходилось переводить. Услышав, что хочет «белый» человек, старый ненец улыбнулся, сказал что-то на своем. Пашке перевели:

— Говорит, что просто так волка не возьмешь, выследить не сможешь: умный зверь… Самый умный зверь. К нам не ходит, давно не ходит. А что до рыжего волка, так видели его наши мальчишки прошлой зимой на озере. За лесом лежит озеро Хальмер-То, но ходить туда не надо. Плохое озеро, поганое, вода идет, как в реке, промоин много. Жди волка, когда он с озера пойдет в поселок. Там жди. На озеро не ходи, нельзя тебе туда.

Сказав такую речь, старый дед удалился. Ненцы, что переводили, кивнули и тоже сказали:

— Не ходи, Паша, на Хальмер-То. Плохое озеро, поганое, лед голубой — значит, вода рядом… промоин много…

Пашка плюнул на все. Съездил домой, взял пару капканов, приманку, и поехал на Хальмер-То. Остановиться пришлось метров за триста. Прошел пешком по крепкому насту почти до берега озера, вбил железные колья в глубокий снег и привязал к ним капканы. Правда, говорят, что волк не сидит в капкане – отгрызает себе лапу… Вот и посмотрим.

Следов волчьих на озере он не обнаружил. Возле южной стороны озера росли немногочисленные слабоствольные березки. Ненцы говорили, что где-то здесь у них есть родовое захоронение, потому ходить сюда просто так нельзя. Святое место, что ли? Ну, да он же не просто так, он по делу.

Пашка достал бинокль и стал внимательно осматривать местность, но, сколько ни вглядывался через мощную оптику, ничего не увидел. Озеро было чистым, пустым и голубым. Светило яркое, уже пригревающее мартовское солнце, и озеро под ним просто сверкало. По льду, где снег не мог зацепиться за лед, шла ослепительная, сияющая в голубом обрамлении солнечная «дорожка». Что бы там ни говорили ненцы, но лед на озере был такой, что можно было по нему на тракторе прокатиться. Может, в более теплую зиму и в самом деле лед был слабый. Но сейчас…

Впрочем, что ему лед? Ему волк этот нужен поганый.

Этой же ночью дома, когда Пашка уже немного успокоился, во сне услышал жалобное блеяние овец. Вскочил, перепугал жену, едва не голым выскочил во двор, впопыхах схватив ружье, и увидел волчью спину, перемахивающую через двухметровый забор. Не досчитавшись одной овцы, в бессильной злобе саданул сразу с обоих стволов куда-то в темноту… Поселок сотрясло два взрыва. Залаяли собаки. Где-то послышалась грубая мужская речь. Пашка вернулся в дом, швырнул ружье на пол, сел на табуретку и закрыл лицо руками. Сил не было. Злоба душила. «Рыжий» опять оказался умнее.

Так началось воскресенье.

Весь день Пашка под усмешки прохожих и соседей пытался намотать колючую проволоку на забор. По всему периметру. Получилось неплохо, даже прочно. Только одна калитка с ее искусственным наращением до высоты забора осталась нетронутой: на калитке не было места, где можно было закрепить проволоку. Ну, да что такое калитка в метр шириной, когда десять соток двора огорожены?..

Весь оставшийся март Пашка спал спокойно. Он уже стал забывать свои неудачи, собрал капканы, выступавшие из подтаявшего снега. Ружье запрятал в железный шкаф. Возил сына Сашку на озеро Хальмер-То, рассказывал, как он здесь волка рыжего искал. Занимался хозяйством в свободное время, даже получил премию и диплом лучшего тракториста от поселкового хозяйства. Жизнь так хорошо устраивалась, что, когда в уже светлую ночь апреля в загоне возмущенно закудахтали куры и загоготали гуси, Пашка сразу и не понял, что произошло. Пока ключ от шкафа ружейного нашел, пока патроны в стволы загонял, пока думал в тапочках ему выскакивать во двор или ботинки надеть… В общем, пока все эти «пока» шли, по двору металась тень… Стрельнов вырвался на воздух, ружье уже играло в руках, но… Над калиткой мелькнул серый хвост, а над серой спиной захлопали гусиные крылья… В этот раз «рыжий» прокопал лаз и попал прямо к гусям, впопыхах ухватил птицу и был таков.

Пашка в утренних сумерках осмотрел все следы. Ночью шел слабый снег, и следы хорошо отпечатались на земле. «Рыжий» запрыгнул во двор через калитку, значит, понимал, что колючка над забором — опасность, и ушел через калитку, с-собака! Соседи уже начали предлагать свои идеи по поимке волка, но исподтишка посмеивались над Пашкой, говоря, — ой, мстит он тебе, Стрельнов, ой, мстит за что-то! Может, щенком кормил мало? А может, нечего было этой Машкой, матерью его, хвастать по всему поселку? А то ходил тут гоголем — вона, мол, волчара у меня живет, типа кошки… ага!

Пашка кулаки сжимал. Убить, убить эту тварь!

Рано утром в выходной возле двора Стрельновых проезжал на мотосанях друг по гаражу, Колька Сокол. Постучал он в калитку, потом долго звонил в звонок, наконец, разбудил. Пашка, дрожа от холода, в одном трико, выскочил из дома.

— Видел я твоего волка только что! На Хальмер-То сидит. Я в бинокль глянул: шея рыжая. Сидит на берегу, и все. Один. Точно он!

Пашку как пружиной подбросило. Он рванулся в дом, наспех оделся, ружье зарядил, с десяток патронов в карман бросил.

До озера домчался в час. Место дикое, пустынное, никто здесь никогда не охотился. Местные охотники соблюдали порядки ненцев: раз сказали — озеро нехорошее, значит, так и есть.

Солнце уже поднялось над горизонтом, голубой лед сверкал, заснеженные берега обрамляли озеро белым воротником, на южной стороне темнели слабоствольные березки. Солнце пробивало сбоку их веточки насквозь, отбрасывая на яркий снег неровные серые тени. Само озеро — как вытянутое зеркало: метров двести в ширину, триста в длину. В него впадало несколько крупных ручьев, и где-то один ручей из озера выходил. Где — найти невозможно. Потом, уже в полусотне метров, как из-под земли ручеек появлялся и шел на восток. Потому ненцы и говорили: «Течение там хитрое, тянет все живое на дно».

Он пошел вдоль берега. На всякий случай смотреть стал не только по кромке озера, на белоснежный «воротник», но и чуть далее, где снег был темнее, где переходил в месиво дороги. И здесь, прямо возле березок, метрах в ста Пашка увидел волка.

Рыжий лежал под березой, лениво развалившись под ярким апрельским солнцем. Погода стояла теплая. Волк в своей шикарной шубе вытянулся на спине, подставив под лучи брюхо. Похоже, он даже не видел охотника. Пашке удалось подойти метров на шестьдесят. Вскинул ружье и слегка дрогнувшей рукой нажал на спуск… Ружье ухнуло на пустынном месте гулким ударом. Волк подпрыгнул, увидел человека и побежал прочь. Он бежал лениво, словно был уверен, что ружье не может причинить ему никакого вреда.

Зверь уходил, оборачиваясь, поглядывая, догоняет его Пашка или нет. Пашка на всякий случай пальнул еще раз — из второго ствола. Картечь не задела зверя.

Волк прошел южным берегом озера – очевидно, хотел уйти в лесотундру. Но вдруг со стороны райцентра — далеко, очень далеко, натужно ревя мотором, пошел тяжелый грузовик, который возил в поселок солярку для дизель-генератора. Рыжий вздрогнул, сделал прыжок в обратном направлении, глянул еще раз на Пашку… и вышел на лед Хальмер-То.

— Ах ты, гад! — крикнул ему Пашка. — Думаешь, я этой басни испугаюсь? Сволочь лохматая!

Он бросился к кромке льда и уверенно пошел по голубой замерзшей поверхности озера. Волк уходил как-то совсем трусливо. И лапами ступал, словно не по льду шел, а по мягкому тесту. Пашка бежал, дыхание срывалось, горло хрипело. Ружье прыгало у него в руках, он дважды хотел пальнуть, но решил все же сократить расстояние до самого верного: добивать раненую жертву для охотника всегда позорно. Волк не торопился; казалось, он все снижает и снижает скорость. Наконец, он остановился, глянул перед собой, и вдруг из волчьей пасти донесся то ли вой, то ли скулеж… жалобный такой, словно щенка испугали. Пашка бежал, смотрел под ноги и видел лед толщиной в метр, не меньше. До волка было уже метров пятьдесят… сорок… тридцать… Волк стоял на месте и смотрел на охотника. Двадцать…

Раздался треск, грохот, словно в хорошем лесу с двенадцатого калибра стрельнули. Пашка подумал, что у ружья сорвался курок… Но это он летел вниз с треском и грохотом. Пашка падал, ноги намокали и тяжелели, и льдина, огромная длинная льдина — совсем тонкая, не толще ладони, — переворачивалась вместе с ним и волком…

Первое, что он почувствовал после обжигающего холода воды — сильнейший толчок в спину, под лопатку. Льдина треснула, переворачиваясь, и кусок ее ударил Пашку. Хорошо, что не по голове. Пашка уцепился за крепкий лед перед собой. Ружье лежало прямо перед ним, но сейчас было не до ружья. Пашка попробовал вылезти — бесполезно: кто-то очень настойчиво и незаметно утягивал его под лед. Рядом проплыла небольшая льдинка, быстро заплыла под лед, показав Пашке, что его ожидает.

Он обернулся — никого. Крикнул: «Спасите! Помогите!..» Никого. Обернулся по сторонам — никого. Волк-то где? Неужели уже утащило под лед? Вдруг сбоку, буквально в трех метрах, в воде он увидел рыжего. Пашка вновь заозирался по сторонам, вновь заорал: «Люди, люди, помогите!» Никого. Кто-то, тяжелый и мокрый, крепкий и пахучий, когтистыми лапами вогнал его в воду… Пашка погрузился почти по самые уши, хлебанув ртом озерной воды, а волк с него, как с живой платформы, выскочил на свободу… Пашка ахнул от изумления. Вот тварь! Использовал его как трамплин, значит? Свинья!

Волк отряхнулся, как ни в чем не бывало, глянул назад, на Пашку, и побежал к южной стороне озера, к березкам.

— Стой! — вдруг крикнул ему Пашка. — Стой! Рыжий, как тебя? Рыжий!

Волк остановился, обернулся и вновь посмотрел на Пашку.

— Стой, — вновь попросил он. — Ну стой же, не уходи… Ну, ты же собака… Ты же… немного собака…

Волк повернулся и вдруг сел на лед. Сидел и смотрел на Пашкину голову, торчащую из воды.

— Помоги, — сказал шепотом Пашка. Сил на вопли уже не было. Локти сползали в воду.

— Помоги, — прошептал он, словно прощаясь со светом. — Помоги…

Волк встал и пошел к Пашке. Подойдя почти вплотную, зверь посмотрел Пашке в глаза. Или ему показалось, что зверь посмотрел ему в глаза? Далеко не волчьи, а чисто собачьи глаза смотрели на него сочувственно, как будто волк понимал.

— Помоги… — шепнул Пашка в эти собачьи глаза.

Рыжий подошел к ружью, понюхал его и мотнул мордой. Потом очень осторожно, как хищник в цирке берет пищу изо рта дрессировщика, взял своими страшными зубами приклад. Раздался хруст дерева…

— Да, да, — шептал Пашка бессознательно. — Я понял, я понял…

Он ухватился за ремень оружия. Волк поднял ружье легко, словно оно ничего и не весило, поднял зубами оружие, из которого его только что хотели убить, и стал пятиться назад. Пашке резануло: это последний шанс! Он отпустил лед и обеими руками, негнущимися пальцами схватился за ремень ружья. Если волк сейчас выпустит приклад из зубов, его сразу утянет под лед, если волк случайно выпустит приклад, его сразу затянет под лед, если… если…

Рыжий попятился назад. Шел вначале легко, вытянув Пашку почти по пояс, потом его лапы заскользили, когти вонзились в лед, зверь хрипнул, мотнул мордой и резко рванулся назад, пятясь от смертельной ловушки. Пашка не мог двигаться, он даже не мог ничем помочь зверю. Одно его беспомощное движение — и все может рухнуть в секунду. Пашка смотрел зверю в глаза, зверь смотрел на него, понимая, что еще не до конца вытащил человека на свободу. Наконец, ноги Пашки оказались на льду, и он просто лег на ледяную поверхность.

Он лежал на животе, повернув голову набок. Двигаться не мог, дышать не мог, тело жгло холодом, но Пашка этого не замечал. Он лежал и смотрел на зверя, держа в руках ремень от заряженного ружья… Волк осторожно опустил ружье на лед. Расстояние между ними было не больше метра, и хищник мог в две секунды зарезать человека. Пашка смотрел рыжему в глаза.

— Ты все же не совсем волк, — прошептал он.

Рыжий постоял еще секунду, повернулся и, все так же осторожно «труся», побежал прочь с озера. Миновал перелесок из березок и ушел в лесотундру.

Потом был обморок. Потом — воспаление легких.

А Рыжего больше никто не видел.