Журнальный мир

Часть первая. Весна 1965 года

Весна вступила в свои права, и все три километра, что мне приходилось по понедельникам преодолевать, шагая по проселку от автобусной остановки до сельской больницы, где я работал сразу после окончания института, я едва вытаскивал ботинки из липкой массы – смеси грязи со щебенкой. Когда-то давно, скорее всего, еще до войны, из такой массы местный колхоз сделал покрытие этой проселочной дороги. Возможно, в прошлом она и держала как-то форму, но весной 1965 года, когда я после выходных приезжал из Минска на работу, поход по ней был пыткой. В пятницу, в конце рабочего дня, больничный водитель Бронислав вез меня к автобусу уже совсем иной дорогой и к другой остановке, но расстояние от больницы до той остановки было втрое длиннее. Так что иного варианта у меня в те дни не было.

Иногда я шел не один, и компанию мне составляли еще два минчанина, работавшие в колхозе имени вождя мирового пролетариата, занимавшим всю территорию сельского совета. Это были Марик Гольдин, инженер по сельхозтехнике, ныне, как и я, израильтянин, и зоотехник Иван Лупинович, ныне кандидат каких-то сельскохозяйственных наук, а тогда – красавчик и дамский угодник, делившийся с нами своими победами над местными школьницами старших классов. А мы действительно довольно часто собирались вечерами раздавить бутылочку, и даже я, непьющий, выпивал свои полрюмки.

Происходило это там, где мы с Иваном делили одну комнату на двоих у одинокой женщины лет пятидесяти. Дом находился прямо напротив больницы – надо было только пересечь парк бывшей помещичьей усадьбы, по другую сторону которого и стояла небольшая сельская больничка.

В больнице я не был единственным врачом. Главный врач Петр Шимченок на этом сельском врачебном участке работал уже второй год. Он и жил с женой, учительницей местной школы, здесь же, при больнице, занимая одну комнатку здания с отдельным входом. В мои обязанности входило обслуживание двадцати больных стационара, амбулаторный прием, контроль за семьями, в которых находились больные открытой формой туберкулеза, и плановое посещение хронических больных, прикованных к постели. Таких больных было не так уже и много.

В определенные дни Бронислав на своем всепогодном санитарном ГАЗике совершал со мной экскурсию по сельсовету, и я посещал этих больных. Их и в самом деле было немного, но один из них мне запомнился на всю жизнь.

Фамилию больного я запомнил – Хмельницкий. Никаких аналогий с людьми – его однофамильцами – я тогда не делал. Тем более, с Богданом Хмельницким.

У больного был неоперабельный рак мочевого пузыря. Его выписали из стационара домой, как говорят иногда врачи, умирать. По тогдашним понятиям, лет ему было уже много – за пятьдесят. Для сравнения, мне было тогда двадцать пять. То есть для меня он был уже пожилым человеком. Когда больной оказался дома, его жена принесла нам выписку из областной больницы. Поскольку радикальную операцию больному делать было уже поздно, ему в качестве паллиатива наложили надлобковый свищ для свободного отхождения мочи и прикрепили специальный мочеприемник. Нам же предстояло систематически делать промывание мочевого пузыря дезинфицирующими растворами и гигиеническую обработку кожных покровов вокруг свища для предупреждения местных гнойных осложнений. Вот эта работа как раз и стала моей прямой обязанностью.

Жену больного звали Мария. Она принесла нам выписку из стационара, мы с Петром поговорили с ней и уточнили детали. С тех пор, как ее муж к нам впервые обратился и получил направление в районную больницу, мы о нем ничего не слышали. Мария подождала, пока закончится амбулаторный прием и повела нас с медсестрой Валей к себе домой. К счастью, жили они недалеко, в деревне, примыкающей к центру сельсовета. Деревня называлась Погорельцы.

Как мне объяснили еще тогда, когда я только прибыл на место работы, такое название появилось уже после войны в память о немецкой оккупации. Немцы тогда почти всю деревню сожгли за то, что к поселянам приходили подкормиться партизаны. Новое поселение старым именем называть не стали.

С Хмельницким я до этого не сталкивался. Его отправлял в областную больницу Петя Шимченок. Дни больного, как я понял, были сочтены. Нам же предстояло чисто симптоматическое лечение. Главным в нем было гигиена послеоперационного поля и обезболивающая терапия. Мария завела нас в большую комнату, мы сняли с себя пальто, шапки, надели белые халаты и вошли в комнату, где лежал большой. И тут произошло совершенно неожиданное. Больные обычно встречают врача с открытым приветливым взглядом, выражающим надежду на хороший исход встречи. Хмельницкий же, увидев меня, отвернулся и больше за все дни моих посещений в глаза мне так ни разу и не посмотрел.

На вопросы мои отвечала чаще всего Мария. От самого больного я слышал лишь какое-то неразборчивое мычание.

Вроде как нехотя он обнажил ту часть тела, с которой нам предстояло иметь дело. Я уже не говорю об исходящих оттуда запахах. Нужно было снять все его повязки, которые были буквально черные от грязи, поменять зонд, сделать промывание, обработать этот участок тела, поменять мочеприемник и наложить новые повязки. Все это мы сделали. Я дал Марии кое-какие указания, как себя вести дальше, и мы собрались уходить. Хмельницкий в мою сторону не смотрел. Слов благодарности мы тоже от него не дождались. Их сказала нам Мария, когда мы уже были на пороге.

Возвращались мы в больницу молча. Валя начала работать здесь после окончания медучилища, почти одновременно со мной, поэтому расспрашивать ее о чем бы то ни было не имело смысла. Но старшая медсестра Елена Григорьевна, всю жизнь отдавшая этой больничке, рассказала мне про Хмельницкого все, что знала, и мне все стало ясно. Оказывается, во время войны он, еще совсем молодой человек, служил здесь полицаем и, в частности, принимал участие в немецкой блокаде местного партизанского отряда. После войны его судили, и он десять лет провел где-то в сибирских лагерях. Здесь оставалась его мать. Вернулся он домой с Марией. Мать вскоре умерла от туберкулеза, и они с Марией жили в его сохранившемся с довоенных времен доме. Поселяне его не любили. Он был грубым и неуживчивым человеком, много пил.

Мне эти далеко не симпатичные особенности личности больного были безразличны: больной есть больной, клятва Гиппократа велит к любому пациенту относиться совершенно нейтрально, независимо от того, какие мысли теснятся в его голове. Тем более, когда перед тобой человек, обреченный на скорый уход из жизни. Мы приходили к нему с Валей и в полной тишине и при полном молчании пациента, который только изредка постанывал, делали свое дело и уходили. Процедура была далеко не приятная, и я даже однажды описал своей сестричке Софочке в Гомель свои ощущения.

Потом я пожалел об этом. Софочка в тот год заканчивала школу и собиралась поступать в медицинский. Мы были очень дружны, и она, хоть и была на восемь лет моложе меня, многое делала вслед за мной.

В письме я неосторожно использовал фразу, что с этим больным я «копаюсь по локти в моче». Софочка эти слова восприняла буквально. Они даже отвратили ее от медицинской профессии. Она поехала в Питер и поступила в Технологический институт имени Бонч-Бруевича.

Это был один из немногих в те годы вузов страны, куда свободно принимали евреев, отчего в студенческой среде его называли не иначе, как институт Бонч-Гуревича.

Еврейский вопрос в те дни еще не звучал так громко, как сейчас. В основном он становился темой, как тогда говорили, разговоров за закрытыми дверями, и чаще всего на кухне. Мое и Марика еврейское происхождение никого в колхозе не волновало. Акушерка Нина даже как-то поделилась со мной, что в одной компании про нас говорили: «наши жидочки». Поэтому то, что я услышал в одно из своих посещений Хмельницкого, меня по-настоящему взволновало.

Солнце палило нещадно. Была середина апреля. Деревья в парке покрылись зеленью. Между ними суетливо метались скворцы. Настроение было радостным и соответствовало расцвету природы. Дверь в дом Хмельницкого была распахнута, и мы с Валей вошли. На лицах у нас сияли улыбки. И тут громко прозвучал голос нашего пациента, который, видимо, услышал, как кто-то входит в дом.

– Манька, паглядзi! Мусiць, гэта мой жыдзяра зъявiуся.

Слово «жидяра» я услышал первый и последний раз в жизни. Это же насколько нужно было ненавидеть евреев, чтобы врача, человека, который его лечит, приносит облегчение, заботится о нем, обозвать настолько грязно, насколько вообще позволяет ему его антисемитский лексикон! Валя взглянула на меня коротко и тут же отвела глаза. Мы подошли к Хмельницкому. Он уже смотрел в сторону, и взгляда его я так и не увидел.

Он сидел на кровати, спустив ноги, без штанов, без кальсон и рассматривал свои интимные органы. Потом потрогал торчащий из нижней части брюшной стенки зонд и лег, подставив нам для работы свое тело. Мы быстренько завершили процедуру и так же молча вышли в другую комнату. За столом сидела Мария. Взгляд у нее был потухший. Я подошел к ней, вынул из кармана рецептурные бланки.

– Мария! Я вам сейчас выпишу все, что необходимо для ухода за мужем. Пойдете в аптеку, получите еще один флакон раствора фурациллина и мочеприемники. Как их поменять, вы знаете.

– Хорошо.

– Стаканчик водички дадите?

– Конечно.

Вышла. Я оглянулся. На столе лежала стопка каких-то пожелтевших от времени газет. Сверху – смятая, грязная брошюра журнального формата. Я прочел название: «Протоколы сионских мудрецов».

Подошла Мария с чашкой воды.

– Откуда это у вас?

– Что?

– Вот это. Газеты.

– Я не знаю. Муж велел на чердак лезть. Они в ящике лежали. Ящик с замком был, Муж ключ дал, я открыла. Там много газет. Я принесла только то, что сверху лежало.

– Он это читает?

– Теперь уже нет. Раньше доставал иногда.

– Можно взять посмотреть?

– Смотрите, конечно. Если хотите, забирайте. Ему уже ничего не нужно. Он уже не на этом свете.

Я просмотрел стопку газет. Газеты периода оккупации. Названий я не запомнил. Почти все – на белорусском языке. Взял в руки брошюру. Две колонки. Просмотрел пару абзацев, что были в самом начале текста, и почувствовал, как ноги мои деревенеют. Я и в школе, и в институте много читал исторической литературы, но таких рассуждений нигде не встречал. Я знал, что в свое время появился антисемитский документ под названием «Протоколы сионских мудрецов», что эти «протоколы» представляют собой поток грязи, выброшенный на еврейский народ, что их лживость и абсурдность давно доказана, но представить, что экземпляр этих «Протоколов» когда-нибудь окажется в моих руках, я не мог.

Уже в наше время, буквально несколько дней назад, обнаружив эту брошюру в залежах своего журналистского архива, перевезенного после репатриации из Минска, я долго вспоминал, что именно поразило меня тогда, при первом, беглом ознакомлении с текстом. И теперь понимаю, что в том, далеком шестьдесят пятом году прошлого столетия такого рода рассуждения в советской печати я ни при каких условиях прочесть не мог бы. На первой же странице, буквально в первых же абзацах стояло:

«Люди с дурными инстинктами многочисленнее добрых, поэтому лучшие результаты в управлении ими достигаются насилием и устранением, а не рассуждениями…»

«Что сдерживало хищных животных, которых зовут людьми, что ими руководило до сего времени? В начале общественного строя они подчинялись грубой силе, потом закону, который есть та же сила, только замаскированная. Следовательно, по закону естества – право в силе».

«Политическая свобода есть идея, а не факт. Идея свободы неосуществима, потому что ею не умеют пользоваться в меру. Стоит только на некоторое время предоставить самоуправление народу, как оно превратится в распущенность».

– Откуда это у вас?

– Муж говорил, с войны осталось.

– Можно взять почитать?

– Берите, хоть насовсем.

Глаза Марии были опущены. Весь облик – полное безразличие к происходящему. Мы вышли с Валей. Я и сам ощущал какую-то подавленность. Но в моих руках оказался уникальный документ. Придя к себе, нашел датировку – 1942 год.

Вот с такой литературой ведомство Геббельса и наводило свой порядок на оккупированной территории. Как они сами говорили, «новый порядок». И с первой же страницы этих «Протоколов» четко видна была одна и главная мысль: это евреи так сформулировали эти протоколы, чтобы утвердить свою власть на земле.

Утвердить силой.

А вот такие «хмельницкие» читали их и потом с чистой совестью вели евреев к ямам, оврагам, карьерам и другим местам, которые станут им последним пристанищем.

«Жидяра!» Обычного больного от онкологического заболевания еще можно иногда вылечить. Антисемита от антисемитизма – никогда! Этого заболевания современная медицина лечить еще не научилась.

Через несколько дней Мария пришла в амбулаторию с просьбой выписать свидетельство о смерти мужа. Как мне рассказывала потом Елена Григорьевна, из поселян к ней домой выразить соболезнования никто не пришел. Приехали какие-то мужики из соседнего района и увезли тело. Где-то там, на чужом кладбище, и похоронили.

P.S.

Приближался праздник – 20 лет со дня победы над фашистской Германией. По радио звучали героические речи и бравурные марши. На Первое мая я выехал в Гомель наведать родителей. Жена ждала ребенка, и я выехал один.

Как обычно, собрались родные, близкие. Естественно, пришли соседи – тетя Роза и дядя Соломон. За столом на меня обрушилось масса вопросов: главным образом, как мне работается. Рассказал я и о том, с чем столкнулся, когда занимался лечением Хмельницкого. Ничего не утаил. Даже показал привезенные с собой рассыпающиеся от дряхлости выпущенные в нацистской Германии в далеком теперь уже 1942 году «Протоколы сионских мудрецов». Прозвучало вслух и слово «жидяра». Все сидевшие за столом подавленно молчали, и только дядя Соломон, пожав плечами, глубокомысленно произнес:

– Ну что вы хотите?! Хазер блайбт а хазер!

– Ты прав, Соломон, – подхватила мама. – Свинья действительно остается свиньей!

Часть вторая. Осень 2007 года

Более десяти лет пробежало с того дня, 19 сентября 2007 года, когда произошло это, на первый взгляд, неприметное событие. Однако перед глазами и сегодня отчетливо стоит застывшая картина большого зала Комитета по делам национальностей и религий и полукруг застывших на стульях лидеров республиканских религиозных организаций, собранных на встречу с вице-премьером республики А.Н.Косинцом.

Беларусь как суверенное государство существовало к этому времени уже шестнадцать лет. Население его росло и приближалось к девяти с половиной миллионов человек.

Количество же еврейского населения при этом стремительно уменьшалось и составляло по всей стране не более пятнадцати тысяч человек. Представляя некогда основу городского населения, евреи теперь уже не играли серьезной роли в политике, науке, технике, искусстве.

Они перестали в этом отношении быть основными конкурентами коренному населению, но «еврейский вопрос», тем не менее, продолжал оставаться достаточно актуальным.

К концу 2007 года Минское бюро Международной еврейской правозащитной организации Union of Councils, которое я возглавлял, существовало уже десять лет. Мы зарекомендовали себя серией серьезных аналитических материалов как по национальной исторической тематике, так и по критике современной антисемитской прессы.

И хотя располагали мы лишь одним печатным органом – газетой Союза еврейских организаций и общин «Авив», – наши публикации оказывались весьма актуальными по остроте критики деятельности шовинистических кругов республики. Будучи одним из лидеров еврейского общественного движения, я пользовался определенными правами в свободном размещении антидиффамационных материалов, а в результате почти в каждом выпуске «Авива» появлялись мои большие статьи.

Порой они занимали по два разворота, а при этом параллельно выходили большие материалы в еженедельных получасовых еврейских передачах «Мост» Белорусского радио, которые я в 1993-1994 годах вел.

Об интересе минских антисемитов к моей личности свидетельствовали постоянно обновляющиеся изображения свастики на стене расположенного напротив моих окон магазина, а также на стенах моего подъезда.

Материала же для анализа антисемитская пресса выбрасывала более, чем достаточною

То, что касается шовинистической литературы, то за те девятнадцать лет, в течение которых я к концу 2007 года вел мониторинг (то есть отслеживал ее движение), она с книжных и газетных прилавков Беларуси не исчезала. Для Беларуси это явление не было случайным.

Его корни уходили в глубину 70-х – 80-х годов ХХ века, когда республика являлась одним из идеологических центров антисемитизма в СССР, причем контроль за всем процессом осуществляли сотрудники Института философии Академии Наук республики. Потому и выходили здесь одна за другой книги антисемитского содержания, а отдельные периодические издания откровенно строили свою редакционную политику на возбуждении в обществе активных антиеврейских настроений.

Идеологический антисемитизм поддерживался теми кругами, которые в той или иной степени были заинтересованы в напряжении в обществе и разыгрывании «еврейской карты». Не раз и не два на протяжении последнего десятилетия для этой цели использовались «Протоколы сионских мудрецов». Многократно разоблаченная историческая фальшивка вновь и вновь воскрешалась усилиями новоявленных провокаторов, мучимых жаждой обрести геростратову славу идеологов современного нацизма. Достаточно назвать журнал ЦК КПБ «Политический собеседник», газеты «Знамя юности», «Политика, позиция, прогноз», «Славянские ведомости», «Славянская газета», «Славянский набат», «Личность». В этом жанре работали (а некоторые работают и поныне) несколько профессиональных политиков и публицистов, из которых наибольшую известность получили Владимир Бегун, Эдуард Скобелев (ныне покойные), Вячеслав Ростиков, Владимир Чертович, Валентин Акулов, Сергей Костян. Все они использовали в своей практике прямое или косвенное цитирование «Протоколов».

Во время того республиканского совещания лидеров религиозных объединений, с которого начался мой рассказ, я в своем выступлении поднял вопрос о распространении в Беларуси издающейся в Москве шовинистической газеты «Русский вестник». Я отметил, что среди авторов этой газеты можно обнаружить и белорусских чиновников крупного ранга. Экземпляр газеты «Русский вестник» (№ 17-18 за 2007 г.), в котором на десяти страницах (из 24-х газетных) была опубликована огромная статья писателя Э.Скобелева, наполненная откровенной антисемитской пропагандой, был передан вице-премьеру республики А.Н. Косинцу. Через день я узнал, что разобраться в этом вопросе было поручено уполномоченному по делам религий и национальностей Л.П. Гуляко, а от него уже ко мне пришла просьба подготовить подробный анализ упомянутой статьи Э. Скобелева.

Публикация в «Русском вестнике» называлась «Человека нет, а галоши – целые» и была посвящена, как следует из подзаголовка, «практической пользе» «Протоколов сионских мудрецов».

Как известно, «Протоколы» – это выдаваемая за подлинный документ фальшивка, изготовленная с целью доказать существование «всемирного еврейского заговора», ставящего целью завоевание евреями мирового господства. Э. Скобелев в своей статье цитирует почти весь текст «Протоколов», и уже из-за одного этого его статья попадала в разряд материалов, разжигающих национальную рознь. Анализируя эту статью, я прямо заметил, чем может закончиться вся история с ее появлением. Дело было в том, что Э.Скобелев в это время редактировал личный бюллетень президента страны, и я прямо написал, что поскольку это лицо, приближенное к президенту и в какой-то степени влияющее на его мнение, то для международной общественности это может означать, что публикация о «Протоколах» может говорить об антисемитизме главы государства.

Кстати, я поискал истоки такого рода публикаций в Беларуси после распада СССР. Первая статья такого рода появилась еще в 1997 году, когда в Минске начала издаваться газета «Славянский набат». Издание носило откровенно черносотенный характер и было, в конце концов, властями закрыто. Любопытно, что ее издателем было государственное предприятие «Минский Комаровский рынок».

То есть это был рупор тех самых «лабазников», которые прославились в российской истории как ударная сила всех еврейских погромов.

Кстати, стоит отметить, что к концу 1998 года антисемитская пропаганда в Беларуси резко усилилась. Это было напрямую связано с получившим скандальную известность отказом Государственной Думы России осудить антисемитизм своих депутатов. Республиканская прокуратура тогда вела с нами не очень честную игру.

Дело в том, что, как позднее выяснилось, у прокуратуры к этому времени уже было на руках заключение Комитета по делам религий и национальностей. Заключение было негативным.

В нём, в частности, отмечалось, что «…сам факт публикации выдержек из “Протоколов сионских мудрецов” не содействует мирным и дружественным отношениям между представителями еврейского и остальных народов, провоцирует недоброжела-тельное отношение к гражданам еврейской национальности и верующим иудейского вероисповедания, к иудаизму в целом, т.е. разжигает национальную и религиозную рознь.

В связи с этим Государственный комитет по делам религий и национальностей Республики Беларусь считает, что данная публикация подпадает под действие 5-й статьи Закона Республики Беларусь «О печати и других средствах массовой информации» и соответствующей статьи Уголовного кодекса Республики Беларусь».

Насколько я помню, никаких мер к газете «Славянский набат» в те дни принято не было. Но безнаказанность, как правило, приводит к новым преступлениям, и вот в конце 1999 года на прилавках книжных магазинов и на многочисленных книжных развалах появился сборник статей под названием «Война по законам подлости». Книгу издало закрытое акционерное общество (ЗАО) «Православная инициатива», работающее под эгидой православной епархии. Напечатана она была на государственной Минской фабрике цветной печати тиражом 30000 экземпляров. В книге было 475 страниц, и венчал ее полный текст «Протоколов сионских мудрецов». Книгу в прессе немедленно окрестили «энциклопедией антисемитизма». Союз белорусских еврейских общественных объединений и общин, а также отдельные лидеры еврейского общественного движения подали на издателя в суд по защите чести, достоинства и деловой репутации, но суд объявил книгу произведением научного характера, то есть не подлежащей судебному спору. Так в истории еврейского народа появился прецедент, когда «Протоколы сионских мудрецов» официально были признаны научным произведением.

Издатель на суд не являлся. Его интересы представляли профессор В. Акулов и кандидат юридических наук, юрист православной епархии В. Ерчак. На многие вопросы истцов они вообще не отвечали.

Например, в предисловии к книге было написано, что евреи к концу XX века поклялись захватить власть во всем мире. На мой вопрос, откуда издатели получили такую информацию, ответа не последовало. Прокуратура также отказалась рассматривать дело о разжигании национальной розни издателями книги «Война по законам подлости», не найдя в самом факте ее появления на свет «признаков правонарушения». И вообще, стоит отметить, кто конкретно поддержал издателей.

Во-первых, само государство. Книга была издана в государственной типографии и распространялась через сеть государственных книжных магазинов.

Во-вторых, православная епархия, которая поддержала издателя книги В. Чертовича в кампании по проходившим в это время выборам в парламент (кампанию он проиграл).

И, в-третьих, поддержку издатель нашел даже среди ряда парламентариев: депутат С. Костян, к примеру, распространял эту книгу в качестве подарка среди своих коллег в день открытия сессии Палаты представителей.

В последующем полные тексты «Протоколов» в Беларуси не публиковались, но отрывки их периодически в той или иной форме в прессе появлялись. Например, в книге «Приговор убивающим Россию», изданной «Православной инициативой» в 2005 году, как минимум, в шести местах «Протоколы» обильно цитируются, а кроме того, приводится текст, который озаглавлен так: «Реферат по материалам книги О.А. Платонова “Загадки сионских протоколов”».

Отношение властей к еврейскому населению ныне проистекает из общей политики великодержавного шовинизма, ставшей ядром государственной идеологии, которую вновь пытаются выстроить власти. Отсутствие наиболее одиозных форм государственного антисемитизма недалекого прошлого (запреты на профессию, процентные нормы при приеме евреев в учебные заведения, отказ в праве на свободу выбора страны проживания и т.д.) еще не говорит об уходе его из политических реалий сегодняшнего дня. Одной из них является антисемитская пропаганда, главным генератором которой в исследуемый период являлась православная церковь. Вот некоторые наиболее часто используемые цитаты из «Протоколов».

«Наш пароль – сила и лицемерие. Насилие должно быть принципом, хитрость и лицемерие правилом… Наши стремления должны тяготеть к овладению и управлению движением общественного мнения… Мы употребим их в качестве орудия для ниспровержения престолов (Россия) и для революции, и каждая из этих катастроф гигантским шагом будет подвигать наше дело и приближать к цели – владычеству над всей землей…

Если золото – первая сила в мире, то пресса – вторая. Мы достигнем нашей цели только тогда, когда пресса будет в наших руках… Мы хитры, ловки и владеем деньгами, которыми умеем пользоваться для достижения наших целей… С прессой в руках мы можем неправое обратить в правое, бесчестное – в честное… Мы можем открыто объявить войну всему тому, что теперь уважают и перед чем благоговеют еще наши враги. Мы создали безумную, грязную, отвратительную литературу, особенно в странах, называемых передовыми… Мы одурачили, одурманили и развратили молодежь… Все государства замучены, они взывают к покою, готовы ради мира жертвовать всем; но мы не дадим им мира, пока они не признают нашего интернационального Сверхправительства открыто, с покорностью».

Публикации отрывков из «Протоколов сионских мудрецов» я включил в аналитический обзор по антисемитизму за 1997 г., который составляется в Union of Councils for Soviet Jews (UCSJ) по материалам постоянно проводимого мониторинга.

По поводу статьи митрополита Иоанна в обзоре отмечалось, что она «отличается крайним радикализмом, религиозной и национальной нетерпимостью», а сам факт публикации «Протоколов сионских мудрецов» в международной практике является открытым проявлением антисемитизма.

В начале 1998 г. (точнее, 24 февраля) с данным обзором был ознакомлен Белорусский Хельсинкский комитет (БХК), который 17.03.1998 г. направил Генеральному прокурору Республики Беларусь запрос об антисемитской пропаганде в средствах массовой информации. Прокуратура начала следствие, но к осени 1998 г. оно прекратилось, и от следователя председателю БХК Татьяне Протько поступило устное заявление, что документы «утеряны». Однако к концу 1998 г. антисемитская пропаганда в Беларуси вновь резко усилилась.

Особую ретивость проявляли газеты «Славянский набат» и «Славянская газета», а также цикловая передача Белорусского радио «Возвышенное и земное».

Союз белорусских еврейских организаций и общин направил на имя Президента Республики и прокурора г.Минска письма. 19.11.1998 г. «Славянская газета» получила предупреждение Комитета по делам печати, а 26.03.1999 г. ее свидетельство о регистрации и вовсе было аннулировано.

Книги антисемитского содержания нередко присутствуют на общецерковных книжных выставках. К примеру, в Минске, в выставочном павильоне, на общецерковной выставке «Беларусь православная», организованной Белорусским экзархатом с 18 по 26 сентября 2004 г., было выставлено одно из последних изданий знаменитой провокационной книги церковного фанатика начала прошлого века С.Нилуса «Близ есть, при дверех…» с полным текстом «Протоколов сионских мудрецов».

А спустя полгода в журнале «Неман» появилась очередная шовинистическая статья Э.Скобелева «Понимать историю, жить в истории», в которой он пытался учить читателя «истинному пониманию современной истории».

О такой исторической фальшивке как «Протоколы сионских мудрецов», он пишет, что «их подлинный характер подтвержден многократно и на разных уровнях».

Нет сомнения, что «Протоколы сионских мудрецов» еще долго будут использоваться для возбуждения национальной розни и подталкивать очередных гитлеров и ахмадинежадов к очередному «окончательному решению еврейского вопроса».

Эта историческая фальшивка поистине бессмертна, как бессмертен на этой планете антисемитизм.

Часть третья. Лето 2012 года

Это было второе после репатриации мое появление в Минске. На третий день после прилета я обнаружил на лестничной площадке, куда выходит дверь моей квартиры, признаки грубого вандализма с нацистским оттенком. На двери лифта по вертикали было написано слово «Чerep» (именно так – слово «череп» с использованием кириллицы и латиницы одновременно) и число 1488.

Первые две цифры – это закодированное количество слов в известном слогане американского расиста Дэвида Лейна «We must secure the existence of our people and a future for White children» – «Мы должны обеспечить существование наших людей и будущее для белых детей».

Вторые две цифры – это закодированное нацистское приветствие «Heil Hitler» (буква «H» – восьмая по счету в латинском алфавите). Под цифру 88 Лейн подогнал число своих так называемых заповедей.

Кроме дверей лифта эти же надписи были нанесены на стекла окон, только туда еще были добавлены знаки «SS» и стилизованные свастики.

Эту символику нацисты обычно используют в качестве антисемитской угрозы, но и не только. К примеру, эти же цифры и символы не раз появлялись на обелисках и даже на иконе Божией матери Куропатской, установленных в урочище Куропаты, на окраине Минска, где до войны совершались массовые сталинские расстрелы.

Но если учесть, что, как сказал Юлиан Тувим, антисемитизм – международный язык фашистов, то будет справедливо назвать их и угрозами в адрес еврейского населения. И все же, в первую очередь это была угроза лично в мой адрес.

Надписи появились именно возле моей квартиры. Ни этажом выше, ни этажом ниже их не было. Но дело даже не в этом. Я много лет занимаюсь правозащитной деятельностью, не раз выступал против авторов неонацистских публикаций в прессе, участвовал в судебных процессах против издателей соответствующей литературы и уже не раз испытывал на себе воздействие «хлопцев» из неонацистских группировок.

Статьи против меня и карикатуры можно найти на неонацистских сайтах. Меня там уже и хоронили. Свастиками изрисовывали стены дома напротив моих окон, вход в арку, ведущую ко мне во двор.

Немедленно после того, как я обнаружил эти надписи, я вызвал милицию. Пришли два офицера, составили протоколы и ушли. Один, правда, с ехидцей мне заметил, что, кроме меня, в Минске, в лучшем случае, еще человек десять знает, что означают эти цифры. Я смог только ответить, что очень жаль, что этого не знают офицеры милиции. Уходя, они обещали, что надписи эти сотрут, но в последующие десять дней, вплоть до моего отъезда, этого не случилось.

Параллельно я написал письмо в КГБ, но никакой реакции не последовало. За неделю, что пробежала до моего возвращения в Израиль, мне никто даже не позвонил. Но я догадываюсь, что мне ответят: уже был опыт.

Год назад свастики были нанесены в разных местах Минска. В одном месте они сочетались с символикой фанклуба футбольной команды «Динамо» (Минск). Там была даже надпись, что все они, эти фанаты – «100% -е наци».

В другом месте – на разрушенной бывшей даче Лаврентия Цанавы, возглавлявшего в конце сороковых МГБ Белоруссии, свастика сочеталась с надписью «Смерть Михоэлсу».

Грамотные ребята писали: даже знали, что, по некоторым данным, именно здесь в январе 1948 года убили великого Соломона Михоэлса. На мое заявление об опасности пропаганды фашистской символики из КГБ был ответ: «Мы разделяем ваше беспокойство…», а далее все – по нисходящей, вплоть до полного «забалтывания» темы.

Правда, думаю, что, скорее всего, делали это не сами футбольные фанаты, а те «специалисты», которые за ними стоят. Вот, к примеру, в апреле 2011 года во время матча минского «Динамо» болельщики выбросили баннер, прославляющий Рудольфа Гесса – не самую известную фигуру в гитлеровском руководстве. На плакате было написано: «Твоя жизнь для нас – верности пример», и даты жизни соратника фюрера.

Оказывается матч проходил в день рождения Гесса. Кто-то же нашелся, кто подсказал, какой текст нужно писать именно в этот день.

Я написал еще заявление на имя генерального прокурора республики о необходимости возбуждения уголовного дела за вандализм и пропаганду нацизма.

Но и тут я знаю, что мне ответят: преступники не обнаружены и дело закрыто за их неимением.

Просто всюду, где проявляется агрессивность, экстремизм, активный радикализм, где культивируется сила, где требуется лидер, вождь, способный возглавить толпу, а для завоевания популярности – готовность отправиться на некоторое время «на нары», используется нацистская символика и прославляется Гитлер как сильная личность, за которой чувствуешь себя более уверенно и безопасно.

У «нациков» на территории бывшего СССР просто пока еще нет собственной символики и собственных лидеров, способных занять место Гитлера. Это можно проследить и на примере рок-фанатов, в среде которых происходят аналогичные процессы.

Я думаю, что у Лукашенко есть исторический прообраз – Бенито Муссолини.

Вспомните, как у истоков итальянского фашизма им восхищались и Ленин, и Черчилль, а Хаим Арлозоров прямо спрашивал: «Где нам взять еврейского Муссолини?»

Думаю, что все «нацики» (и в Израиле, и вне его) больны одной болезнью – крайней неуверенностью в себе, в своих силах, в своих способностях, в своих возможностях достичь успеха в жизни. Психологически это всё – очень закомплексованные люди.

Им нужен лидер, который бы сделал все за них. А избиения всех, кто не похож на них, – инородцев и иноверцев, и в России, и в Израиле, и в других странах – просто попытка самоутверждения. Потом они за это расплачиваются долгими годами несвободы. А их заявления типа «Очистим Москву от азиатов» и т.д. – абсолютно несерьезны: миграцию народов, характерную для нашей эпохи, индивидуальным террором остановить невозможно. За ней – огромные геополитические проблемы.

Мне не раз в последние годы приходилось бывать на конгрессах ОБСЕ, посвященных соблюдению прав человека. На одном и том же заседании можно было прослушать доклады одновременно и об антисемитизме, и об антихристианизме, и об антиисламизме.

В разных регионах все эти процессы протекают по-разному. На эту тему существует большая литература. Я бы вообще крайне осторожно относился к терминам, дефиниции которых часто еще используются как синонимы: большевизм и сталинизм, фашизм и нацизм. Очень опасными могут быть ситуации, когда антиисламизм используется в значении антиарабизм. И радикальный исламизм тоже ведь был не всегда.

Вспомним Кордовский халифат в средневековой Испании, где дружно соседствовали все три авраамические религии, а арабы были носителями самых передовых тенденций в науках той эпохи.

Когда пришел ответ из Генеральной прокуратуры Республики Беларусь на мое «обращение по вопросу возможных противоправных действий неустановленных лиц», ничего нового в нем я не обнаружил. Оно было «переправлено в органы МВД для рассмотрения».

О результатах начальник отдела по надзору за соблюдением прав и свобод граждан М.В.Попова попросила «уведомить автора и проинформировать Генеральную прокуратуру».

Как прокуратура деликатна с неонацистами – «возможных противоправных действий»!..

Неужели действительно возможно такое, что вандализм и пропаганда нацизма могут оказаться вовсе не противоправными действиями? Любопытно и другое: расследование еще не начиналось, но уже известно, что «лица не установлены». И еще. Предполагаются определенные действия органов МВД: «расследовать», а затем «уведомить» и «проинформировать». А что, мер к неонацистам никаких принимать не надо? Поистине, «хазер блайбт а хазер!»