Христианские мотивы ключевых прозаических произведений И. А. Бунина о любви

Христианские мотивы ключевых прозаических произведений И. А. Бунина о любви

Диакон храма Покрова Пресвятой Богородицы в Покровском-Стрешневе, магистрант отделения пастырского душепопечения и миссии Сретенской духовной семинарии, аспирант кафедры литературы Московского государственного института культуры (Химки) Александр Леонидович Родин беседует со студентами 5 курса направления «Литературное творчество» кафедры журналистики факультета медиакоммуникаций и аудиовизуальных искусств Московского государственного института культуры (Химки) Александром Дубинцом, Дианой Атай и Ольгой Давыдовой.

В беседе поднимаются вопросы осмысления наследия И. А. Бунина в христианском контексте. Предлагается краткий обзор критических работ, посвященных творчеству Ивана Алексеевича, а также анализ отдельных его произведений о любви.

 

Александр Родин:

— Классическая русская литература XIX — начала XX века во многом основана на православных ценностях и прикровенно продолжает традиции средневековой русской словесности, основной задачей которой является научение читателей православной нравственности. В творчестве И. А. Бунина можно найти целый пласт выдающихся произведений о любви, которые, однако, зачастую оцениваются однобоко и в силу этого не воспринимаются критиками, литературоведами и большей частью читателей как произведения, имеющие глубокое религиозно-нравственное содержание. В рамках настоящей статьи будет уделено внимание рассказам «Легкое дыхание», «Чистый понедельник» и «Солнечный удар», а также повести «Митина любовь».

Существует тенденция воспринимать всю любовную прозу Бунина в одном узком контексте: любовь в жизни героев Бунина, как правило, сильная, но краткая, практически всегда трагическая, переворачивающая или обрывающая человеческие жизни. При подобном восприятии произведений Бунина акцент делается на эмоциональной, чувственной, психологической и изобразительной сторонах произведений, но существенный анализ духовной подоплеки описываемых Буниным проблем и явлений не производится, хотя для исследования творчества Бунина, посвященного теме любви, в его духовном аспекте есть все необходимые предпосылки.

В настоящей статье предлагается краткий обзор отношения к рассматриваемым произведениям критиков, современных автору, литературоведов более позднего периода, включая современных исследователей бунинского творчества, а также общий анализ наиболее известных прозаических произведений И. А. Бунина о любви в контексте их христианского содержания.

Следует отметить, что, хотя многие исследователи творчества Бунина отмечают его хорошее знание русской церковной старины, и церковных традиций русской жизни, очень немногие обращают внимание на данный аспект его произведений при их анализе. Чаще критики и литературоведы, говоря о произведениях Бунина о любви, оперируют понятиями «космос», «злой рок», «эрос» и проч., видя в его работах сожаление о разбитой и потерянной, трагичной любви и судьбе героев в мире, в котором людьми правят рок, плотский регулятор.

Единственным из рассматриваемых произведений Бунина, опубликованным до революции, является рассказ «Легкое дыхание» (1916). Тон критике и литературоведческим мнениям был задан в первых публикациях по поводу этого рассказа, так, например, Е. Колтоновская отмечала: «Не жестокость злого рока, обрушившегося на “прелестную гимназистку” и отнявшего у нее сначала чистоту, а затем и жизнь, воспринимается в этом изящном рассказе, а именно несравненная красота несчастной девушки, застреленной своим женихом. И между строк как бы струится светлая благодарность Творцу за то, что в мире есть такая красота…» [15]. В подобного рода публикациях, к сожалению, отсутствует серьезный анализ внутреннего мира героини, причин, мотивации и последствий ее поведения, хотя рассказ «Легкое дыхание» и многие другие произведения автора дают обширный материал для изучения «тонкой настройки» душ героев.

Следующее рассматриваемое произведение «Митина любовь» вызвало волну публикаций критиков [1: 2; 2: 2; 9; 26] и было воспринято в целом положительно, за исключением разве что некоторых упреков З. Гиппиус, обвинившей автора в неестественности и надуманности некоторых эпизодов повести. Критики специально не выделяют в повести религиозного аспекта, но отмечают некоторые важные для целей настоящей статьи моменты. Ю. Айхенвальд замечает, что «читая о Мите… думаешь о русских юношах, для которых непосильна оказалась задача истинной любви и которых погубила любовь искаженная» [2: 2]. Ф. Степун отмечает психологическую сложность и точность «Митиной любви», но сосредоточивается на восприятии повести через призму «смертоносной стихии безликого пола, тяготеющей над лицом человеческой любви» [26], вместе с тем указывая на то, что повесть эта «не о временном, а о вечном; о борьбе человека с самим собою за самого себя» [26]. Таким образом, современники Бунина обращают особое внимание на психологическую сторону произведения, но при этом намечают и контуры для дальнейшего анализа повести в части ее нравственного содержания.

Рассказ «Солнечный удар» также сразу попал в поле зрения критиков. Следует выделить рецензию Б. Зайцева, который как православный писатель остро воспринял рассказ. Он отмечает, что «Бунину, видимо, нравится, что есть в мире стихии и силы, властвующие над человеком» [12]. Зайцев смотрит в корень: «”Солнечный удар” — краткое и густое (как всегда у автора) повествование о страсти, о том, что ослепляет, ошеломляет, о выхождении человека из себя…» [12]. Таким образом, коллега и товарищ Бунина прямо говорит о том, что предметом рассказа является не любовь, как это видят многие современные читатели, а страсть, которая ослепляет, ошеломляет и обусловливает выход человека из себя. Страсть — это греховное состояние человека, извращение естественной человеческой потребности, в данном случае потребности в любви.

Рассказ «Чистый понедельник», вошедший в цикл рассказов «Темные аллеи», был обойден вниманием современников Бунина. Вероятнее всего, это связано с тем, что сам цикл и отдельные его рассказы вызвали весьма неоднозначную, даже бурную реакцию современников Бунина в силу присутствия в них излишнего эротизма.

Литературоведы уделяли большое внимание рассказу Бунина «Легкое дыхание» в последние десятилетия. Вместе с тем, начиная с исследования Л. С. Выготского [8], по сути, основным подходом к разбору рассказа становится чисто психологический анализ. Подробный обзор мнений множества литературоведов предложен в статье О. С. Рощиной, которая резюмирует свое исследование следующим выводом: «эстетической доминантой этого рассказа является не трагическая концепция бытия, (…) а пантеистическая идиллика», где «возврат к идиллическому первоединству, слияние с миром совершается именно в форме саморастворения, единения с течением безначальной и бесконечной природной жизни» [23]. Таким образом, литературоведов, о которых пишет Рощина, интересует прежде всего эстетическая доминанта рассказа, а его события интерпретируются либо как «житейская муть» («история о беспутной гимназистке претворена здесь в легкое дыхание бунинского рассказа» [8]), либо как трагическая история, развязка которой предопределена законами универсума: «как бы ни был активен человек, как бы ни были его поступки неожиданны и свободны, — [им] движет высшая необходимость: реализация заложенных в нем внеличностных сил» [23].

Прямого и системного истолкования рассказа в аспекте православной антропологии и нравственности на данный момент нет. Отдельные указания на наличие религиозно-нравственного аспекта в рассказе можно найти у некоторых авторов литературоведческих статей. Так, А. Г.  и И. С. Нарушевич, сравнивая двух героинь рассказа, Олю Мещерскую и ее классную даму, отмечают, что «главное, что ни одна из героинь не смогла найти себя, обе — каждая по-своему — растратили все лучшее, что было дано им изначально, с чем они пришли в этот мир» [18].

Эту идею можно было бы прекрасно продолжить евангельской притчей о талантах и рассуждением о жизни как о даре Божьем и ее предназначении, но авторы статьи ограничиваются приведенным кратким замечанием. Вскользь упоминает о рассказе «Легкое дыхание» О. А. Бердникова в статье 1916 г., содержащей анализ творчества автора с христианских позиций, говоря о том, что концовка рассказа, а именно весенние холод и сырость — «это лейтмотивные и сугубо индивидуальные приметы бунинского “чувства весны”, радости и счастья земного бытия» [4], несколько меняя, таким образом, контекст для возможного анализа концовки рассказа с чисто трагического на философско-созерцательный.

В литературоведческих статьях, посвященных рассказу «Солнечный удар», также не уделялось специального внимания духовному аспекту. Наиболее распространенную трактовку рассказа формулирует М. В. Михайлова: «Трактовка Буниным темы любви связана с его представлением об Эросе как могучей стихийной силе — основной форме проявления космической жизни. Она трагедийна в своей основе, т. к. переворачивает человека, резко меняет течение его жизни» [17].

Более «земной» подход к произведениям Бунина о любви, в том числе к рассказу «Солнечный удар», предлагает А. Т. Твардовский, рассуждая о близости смерти и любви в произведениях Ивана Алексеевича: «Любовь — причем любовь земная, телесная, человеческая — может быть, единственное возмещение всех недостач, всей неполноты, обманчивости и горечи жизни… Смерть как завершение любви предпочтительнее “пошлости” возвращения к будничной реальности после “солнечного удара” негаданной встречи или законного брака после первоначальной запретной близости» [28].

Повести «Митина любовь» в контексте взаимодействия мира видимого и мира духовного (то есть мира, недоступного восприятию органами чувств, но доступного для восприятия и общения через высшую часть человеческой души — дух) уделяет внимание С. А. Шульц. Следует отметить такие мысли автора статьи, как указание на «контекст подчинения чужой злой воле» [30], который обусловливает поведение Мити. Также Шульц подчеркивает «многосложный разлад эмоциональных сил внутри антагониста» [30], рассуждая о причинах его падения с Аленкой.

Анализируя рассказ «Чистый понедельник», литературоведы и критики не могут избежать указания на его религиозное содержание. При этом следует признать, что рассказ «Чистый понедельник» очень многоплановый. М. В. Михайлова справедливо замечает, что «это произведение и о любви, и о красоте, и о долге человека, и о России, и о ее судьбе» [17], при этом свое внимание она акцентирует на символически-историческом содержании рассказа, экстраполируя покаяние, которое приносит героиня на возможную, но не состоявшуюся судьбу России.

Тщательное исследование рассказа «Чистый понедельник» осуществил В. Н. Сузи, акцентируя внимание на его эсхатологическом содержании: «”Понедельник” — восьмой день седмицы, свет небесного блаженства, достигнутого героями в любви, осуществление полноты чаяний. Но поскольку свет — земной, то он — знамение искупительных “страстей” и пасхального исхода, исполнения эсхатологических “времен и сроков”. Так рассказ Бунина реализует библейский сюжет искупления-очищения: в случае героини — покаянно вольного; в случае с героем — через страдание как плату-жертву за миг земного блаженства» [27]. Особенно интересно наблюдение В. Сузи в отношении концовки рассказа, в которой он видит отсылку к евангельской притче о десяти девах: «”Юродивая” героиня, в ожидании Его, не исчерпала масло в светильнике своей души (ср. “лоснящиеся” тона в описании ее внешности, чернота и “тихий свет” ее глаз, позволяющих угадать и заграждающих, вынуждающих героя благоговейно остановиться перед их “тайной”). Растраченный дар мудро восполнен ее покаянной жертвой» [27].

Завершая обзор критических и литературоведческих работ, посвященных рассматриваемым произведениям Ивана Алексеевича, следует отметить, что тенденция выделять и рассматривать религиозно-нравственное содержание его произведений о любви появляется не сразу, но по мере развития любовной тематики в его работах: после публикации «Солнечного удара» и «Митиной любви». После же появления «Чистого понедельника» у литературоведов появились веские основания для анализа произведений Бунина в христианском контексте. Обратимся к рассматриваемым произведениям.

Рассказ И. Бунина «Легкое дыхание» краток и прост по сюжету, вместе с тем он вмещает в себя целую жизнь главной героини — юной девушки Оли Мещерской. Основной нравственный вопрос рассказа — почему девочка, которая когда-то «ничем не выделялась в толпе коричневых гимназических платьев» [5:275], становится жертвой блудного падения и трагически гибнет спустя несколько месяцев?

Тема утраты целомудрия в юном возрасте появляется в рассказе «Легкое дыхание». Важно определить, что означает это понятие в его духовном смысле. Можно дать следующее определение целомудрию: «это внутренняя чистота, цельность помыслов и поступков, которая не обусловливается внешними факторами» [21]. Иными словами, целомудрие — это не просто состояние телесной чистоты, но и, прежде всего, нравственное состояние человека, характеризующее его отношение к себе, к миру и к противоположному полу. Игумен Киприан (Ященко) справедливо отмечает, что «нецеломудренный человек не может в целости воспринять ни другого человека, ни самого себя. Он видит фрагментарно, выхватывает какой-то аспект и абсолютизирует его» [14]. Еще шире и глубже определение, предлагаемое преп. Иоанном Лествичником: «Целомудрие есть всеобъемлющее название всех добродетелей» [13]. Утрата чистоты и добродетелей влечет и утрату целомудрия.

Когда для главной героини происходит утрата целомудрия? Это не праздный вопрос, поскольку любому событию, происходящему с человеком, предшествует внутренняя подготовка — в данном случае духовная деградация личности. Из дневника Оли Мещерской мы узнаем о том, при каких обстоятельствах она становится женщиной. Очевидно, что в этот вечер она пребывает в состоянии прельщения, опьянения, помрачения ума: «Я не понимаю, как это могло случиться, я сошла с ума, я никогда не думала, что я такая!» [6: 278]. Однако ее падение происходит не вдруг, но постепенно — она проводит вечер с Алексеем Михайловичем, флиртует с ним, не останавливает его, совершает грех, хотя, казалось бы, и имеет все возможности для того, чтобы остановиться. Это значит, что к встрече с Малютиным внутренний нравственный разлад в ней уже произошел, готовность подвергнуться соблазну уже созрела в этой юной девушке.

Классная дама Оли Мещерской подслушала однажды Олин разговор с подругой, в котором Оля делилась с ней своими мыслями по поводу прочитанной ею цитаты из одной старинной книги из папиной библиотеки о том, какая красота должна быть у женщины: она перечисляет соблазнительные детали внешности женщины, а затем подчеркивает: «но главное, знаешь ли что? — Легкое дыхание! А ведь оно у меня есть, — ты послушай, как я вздыхаю, — ведь правда, есть?» [6: 279]. Таким образом, она начала осознавать себя девушкой, женщиной, увлеклась собственной красотой, самолюбованием, захотела быть привлекательной, желанной. Это и есть тот момент, когда ее судьба в духовном плане начинает идти по трагическому пути.

Само название произведения подсказывает духовную проблему главной героини. Она увлекается химерой — «легким дыханием», фантазиями, и, как следствие, совсем «сходит с ума». Сам Бунин в разговоре с Г. Н. Кузнецовой говорил о том, что его «всегда влекло изображение женщины, доведенной до предела своей утробной сущности» [5:469]. Эту сущность он и назвал легким дыханием, это «такая наивность и легкость во всем, и в дерзости, и в смерти, и есть “легкое дыхание”, недуманье» [5: 469]. «Легкое дыхание» — образ поверхностного отношения к жизни, к собственному достоинству человека, созданного по образу Божьему, символ увлечения пустотой, размена настоящей жизни на фантазии.

Православные богословы сходятся во мнении, что отцом фантазии является дьявол, который «возмечтал и наполнил ум свой образами равенства Богу, ниспал от оного безвидного, безобразного, бесстрастного и простого безвеществия ума в это многовидное, многосоставное и дебелое воображение […] и, таким образом, из Ангела безвидного, безвещественного и бесстрастного сделался диаволом» [19]. Подобным образом дьявол и человека соблазнил к греху, прельстив его фантазией — мечтой стать равными Богу без Бога. Таким образом, жизнь мечтами и фантазией, с одной стороны, является лишь подменой настоящей жизни и ее прожиганием, а с другой — благоприятной почвой для бесовских соблазнов и прилогов.

Тема прилогов (греховных помыслов), которая впервые была реализована в классической русской литературе XVIII в. в повести Н. М. Карамзина «Бедная Лиза», отражена и в описании падения Оли Мещерской. В рассказе можно найти основные стадии развития греха в человеке в личном плане, описанные преподобным Иоанном Лествичником. Первая стадия греха — это прилог: «простое слово, или образ какого-нибудь предмета, вновь являющийся уму и вносимый в сердце» [13]. Этот этап еще не греховен, на нем человек либо увлекается греховным помыслом, либо отказывается от помысла, и дальше грех в человеке не развивается. Вторая стадия — сочетание, которое «есть собеседование с явившимся образом, по страсти или бесстрастно» [13]. Далее происходит так называемое сосложение — «сосложение же есть согласие души с представившимся помыслом, соединенное с услаждением» [13]. На этапе сосложения «воля склоняется к осуществлению греховного помысла, и в душе появляется намерение совершить грех» [16:219].

В тексте рассказа момент созревания решимости совершить грех подчеркивается и неслучайно выбранными словами: «была опять прелестная (курсив мой — А. Р.) погода… Ему пятьдесят лет, но он еще очень красив и всегда хорошо одет, […] и глаза совсем молодые, черные, а борода изящно разделена на две длинные части и совершенно серебряная» [6: 278]. На этом этапе Оля прельщается, происходит сочетание и сосложение с искушением, пленение им.

Очень достоверно описано состояние Оли, в котором она совершает падение: «Я не понимаю, как это могло случиться, я сошла с ума, я никогда не думала, что я такая! Теперь мне один выход… Я чувствую к нему такое отвращение, что не могу пережить этого!..» [6: 278]. И действительно, Оля сама понимает, что в момент падения она разумно не руководит самою собой, поэтому она и не в силах противостоять искушению. Это состояние в точности описано преп. Иоанном Лествичником в его знаменитом аскетическом труде: «блудный бес гораздо больше всех употребляет это средство [помрачение нашего ума]. Часто помрачив ум, сего владыку, он побуждает и заставляет нас (…) делать то, что одни только сумасшедшие делают. Когда же (…) ум истрезвится, тогда мы стыдимся (…) и самих себя (…) и ужасаемся о прежнем нашем ослеплении» [13]. Таким образом, все фантазии Оли, ее прельщение внешним миром — это предпосылки для похищения ума и совершения греха.

Иной духовный закон, описанный в рассказе, таков — однажды совершенный грех влечет за собой все новые падения: Оля Мещерская не находит в себе сил и желания остановиться. Она «совсем сошла с ума от веселья» [6: 275], она не просто держит в тайне, что стала женщиной, но начинает вести себя расковано, дерзко. Воле нет покаяния — желания восстановить утраченное целомудрие, личную связь с Богом. Это состояние также является стадией развития греха — появление греховного навыка (совершение греха становится характерной чертой этого человека) и его перерастание в страсть (на этом этапе совершение конкретного греха становится для человека как бы жизненной потребностью).

Юная героиня рассказа на странице своего дневника пишет о своей дальнейшей судьбе пророческие слова: «Теперь мне один выход…» [6: 278]. И этим выходом, и завершением ее падения становится смерть, которая и есть последняя стадия развития греха в человеке: «Смерть же телесная […] наступает, когда человек исчерпал свои личные возможности для духовного роста […]» [16: 234]. Смерть является логическим итогом греха, которому человек не желает или не может противопоставить покаяния, исцеляющего душу и ведущего ее к спасению, воскресению и бессмертию.

Таким образом, отвечая на вопрос о том, что стало причинами трагедии Оли Мещерской, можно утверждать, что ее гибель обусловлена увлечением воображаемой жизнью, утратой целомудрия, неумением и нежеланием обратиться к покаянию, все это вкупе с юностью, неопытностью и легкомыслием — и есть то самое «легкое дыхание», которое прельщает и губит.

В рассказе «Солнечный удар» также можно найти отражение некоторых важных христианских истин. Здесь раскрывается тема прельщения, прилогов, которая является сквозной для подавляющего большинства произведений Бунина, посвященных любви: героиня «засмеялась простым прелестным (курсив мой — А.Р.) смехом, — все было прелестно в этой маленькой женщине…» [6: 334]. В самом начале повествования поручик и молодая женщина прельщаются друг другом, к примеру, очевиден момент сочетания и пленения поручика блудными помыслами в момент, когда он целует руку своей спутницы: «Рука, маленькая и сильная, пахла загаром. И блаженно и страшно замирало сердце при мысли, как, вероятно, крепка и смугла она вся под этим легким холстинковым платьем после целого месяца лежанья под южным солнцем (…). Поручик пробормотал (курсив мой — А. Р.): — Сойдем!» [6: 334]. Важно, что Бунин использует слово «пробормотал» — это свидетельство того, что поручик находится в возбужденном, воспаленном состоянии ума, не способен управлять даже собственной речью. Далее — краткие мгновения такого этапа развития греха в человеке, как борьба (на этом этапе человек колеблется): незнакомка спрашивает поручика: «Куда? (…) Зачем?», думает о том, что им предстоит, и вслух называет это сумасшествием, но затем, теряя силы сопротивляться искушению, отвечает: «Ах, делайте, как хотите…» [6:334]. Впервые в этом диалоге она называет то, что происходит между ними, сумасшествием.

Отдельная причина, способствующая совершению блудных грехов, — опьянение. Священник Павел Гумеров пишет о том, что «блудная страсть (…) напрямую связана со страстью чревоугодия, телесного пресыщения и излишнего винопития» [10]. Уместно вспомнить слова апостола Павла: «Не упивайтесь вином, от которого бывает распутство» (Еф. 5:18). Знакомство поручика и незнакомки к моменту начала рассказа длится три часа, рассказ начинается с того, что они выходят из ярко и горячо освещенной столовой на палубу корабля, и героиня признается: «Я, кажется, пьяна…» [6:334]. Флирт, вольности приводят людей к опьянению нравственному, вино — к опьянению телесному, а итогом этого становится легкое прельщение греховными помыслами.

Что произошло между героями в духовном плане? Прелюбодеяние в духовном отношении представляет собой кражу. Героиня и ее муж, имеющие к тому же маленькую дочь, в духовном плане являют собой целое, одну плоть. Поступок поручика и незнакомки губит эту духовную общность. Поручик крадет чужое счастье, чужую целостность, чужое единство. Кроме того, как в браке соединение полов влечет их единство, так и в блуде происходит то же самое: «Или не знаете, что совокупляющийся с блудницей становится одно тело с ней?» (1 Кор. 6:16). Таким образом, то, что происходит между героями — это не любовь, а напротив, преступление против любви, незаконная любовь, — татьба.

Люди, совершая блуд или прелюбодеяние, образуют некое греховное единство плоти. После расставания с незнакомкой это порочное единство снова разрушено, часть отторгнута от целого, поэтому страдания поручика объяснимы и, более того, закономерны. Это воплощение духовного закона — что посеешь, то и пожнешь: посеешь целомудренную любовь — обретешь благо, посеешь страсть — обретешь страдание. Отношение поручика к незнакомке эгоистично: любовь истинная воплощается в желании блага в первую очередь для возлюбленного, поручик же любит не саму незнакомку — он мечтает о собственном счастье с ней: ему приходит помысел о готовности к смерти ради встречи с ней, о том, что жизнь его навеки во власти незнакомки, но это вовсе не любовь, а мучительное упоение собственным влечением и утраченной возможностью обладания объектом вожделения.

Поручик, совершая беззаконие, уподобляется первому земному преступнику — Каину. Как Каин, совершивший братоубийство, не находит успокоения на земле, так и поручик, после того, что с ним произошло, ощущает полную отчужденность от мира — вокруг жизнь идет своим чередом — счастливая, полная, во всем окружающем «безмерное счастье, великая радость (…), а вместе с тем сердце просто разрывалось на части» [6:337].

Таким образом, герои «Солнечного удара» расплачиваются за свое краткое незаконное «счастье» быть вместе, но решение героини оборвать это порочное падение в определенном смысле является спасительным для обоих, в противном случае их жизни, семья незнакомки — все могло бы быть разрушено.

Помимо уже названных религиозно-нравственных идей о целомудрии, прельщении, жизни фантазиями, прилогах и стадиях развития греха в человеке, губительных последствиях совершения греха и в частности, блуда, в повести «Митина любовь» можно выделить иные специфические христианские идеи. В повести внимание рассказчика сосредоточено на молодом человеке — Мите и его отношении к возлюбленной — Кате. Говоря об отношении Мити к Кате, автор указывает, что сложное любовное чувство Мити обрело свой предмет, актуализировалось: «Сном или, скорее, воспоминанием о каком-то чудесном сне была тогда его беспредметная, бесплотная любовь. Теперь же в мире была Катя, была душа, этот мир в себе воплотившая и надо всем над ним торжествующая» [6: 398]. Катя воплотила в себе все Митины юношеские мечты и неосознанные желания, стала предметом его обожания, любви, поклонения, — она воплотила в себе мир Мити и главенствовала над этим миром.

Это указание свидетельствует о кардинальном смещении жизненных ценностей у Мити: Катя, преображенная его воображением и фантазиями, главенствует в его мире. Это прямая отсылка к тому, что Митя вместо Бога сотворил себе кумира и поклоняется ему, таким образом, нарушая не только заповедь о несотворении себе кумира, но и главную заповедь любви, которую Господь дает в Евангелии: «возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь!» (Мк. 9:30).

Святитель Николай Сербский замечает: «Где у человека все мысли и все сердце, там и Бог его. […] Вот видишь, брат, только болящие души не знают истинного Бога» [20]. В случае с Митей кумиром является возлюбленная, но принципиально важно, что на место Бога становится человек. Этим Митя отдаляет себя от Бога, закрывает в своем сердце путь для благодати, дающей силы жить и бороться с искушениями.

Важнейшей особенностью Мити, без которой невозможно уяснить развитие его судьбы, — это двойственность его внутреннего мира, которую можно охарактеризовать как отсутствие цельности личности, или целомудрия. Митя сочетает в себе как стремление к чистоте, непорочности и возвышенному отношению к Кате, к их любви, так и фактическую нечистоту, блудные помыслы, преступление очевидной грани дозволенного в невинных отношениях влюбленных, а затем и бессилие перед искушением и падение с деревенской девушкой Аленкой.

Мите свойственно искаженное восприятие целомудрия и чистоты: то, что делает он, — целомудренно, возвышенно, а всякая измена ему — порок. Отсюда возникает и воспаленная ревнивость Мити, отсюда же — и собственническое отношение к Кате, а затем боль и разочарование: «И Митя чувствовал и обостренную близость к Кате, — как всегда это чувствуешь в толпе к тому, кого любишь, — и злую враждебность, чувствовал и гордость ею, сознание, что ведь все-таки ему принадлежит она, и вместе с тем разрывающую сердце боль: нет, уже не принадлежит!» [6:388].

Внутреннее состояние Мити можно описать, используя христианское учение о силах души человека и их взаимодействии. Человеческой душе присущи три силы: разумная, раздражительная и желательная. Преп. Ефрем Сирин характеризует их следующим образом: «Три есть силы в душе, — разумная, раздражительная и похотная. Разумной силою ищем мы знать что благо; похотной — вожделеваем познанного блага, а раздражительной подвизаемся и боремся из-за него» [11]. Иными словами, разумная сила служит человеку для приспособления к окружающему миру путем, прежде всего, рационального осмысления своих потребностей и возможностей и реализуется через такие инструменты, как разум и ум (дух). Желательная, или вожделевательная, сила служит человеку для реализации его решений и желаний, действуя в первую очередь через такой инструмент, как воля: «действующая сила здесь есть воля, которая волит — желает приобресть, употребить, сделать, что находит полезным для себя, или нужным, или приятным и не волит — не желает противного тому» [29: 36]. Раздражительная сила связана с чувственной стороной человеческой жизни. Она обеспечивает чувственное восприятие внешних впечатлений и реакцию на них. Две последние силы души именуются неразумными силами. Для гармоничной и правильной жизни человека требуется, чтобы этими силами управляла главная сила души — разумная, которая в свою очередь была бы ведома истинными ценностями — стремлением к Богу и добродетелям. Помимо искаженной иерархии любви, Митя обладает поврежденной, болеющей душой, которая руководствуется в критические моменты не разумом и умом, или духом, через который душа общается с Богом и воспринимает Его благодать, а воспаленной волей и чувствами, что и обусловливает принятие цепи фатальных решений, которые ведут Митю к пропасти.

В центре внимания в рассказе «Чистый понедельник» находится безымянная героиня. Одной из основных тем рассказа является двойственность, противоречивость, заключенная во всем — в описании атмосферы Москвы, погоды, мест, в которых происходит действие (кабаки, литературные салоны, театры — храмы, кладбища, обители), и сконцентрированная в образе героини. Эта тема раскрывается и во множестве других произведений Бунина, в том числе и в рассмотренных выше «Легком дыхании» и «Митиной любви». В героине «Чистого понедельника» наиболее ярко видны противоречия между духовным и мирским, жизнью духа — и жизнью души и тела.

Святитель Феофан Затворник в письмах своему духовному чаду говорил о трех сторонах человеческой жизни: телесной, душевной и духовной — и их взаимодействии. Телесная сторона человеческой жизни объединяет все телесные потребности, которые проявляются в поведении человека «животолюбием, телолюбием, желанием покоить тело и доставать все для того потребное» [29: 36]. Душевная сторона жизни представлена, как было сказано ранее, тремя сферами души — чувствительной, желательной и разумной, которые воплощают в себе все многообразие душевной деятельности человека. Высшей стороной человеческой жизни является жизнь духовная, возможная для человека благодаря тому, что он через высшую часть души — дух, или ум, имеет общение с Создавшим его по Своему образу — с Богом.

Дух проявляется в человеке в таких свойствах, как страх Божий (знание о Боге, Его бытии, осознание людьми того, что они «во всем от Него зависят и Ему угождать должны, что Он есть Судия и Мздовоздаятель всякому по делам его» [29: 36]), совесть («сторона духа, которая указывает, что право и что не право» [29: 36]), и, наконец, жажда Бога. Жажда Бога — это стремление к высшему благу в Боге, невозможность найти удовлетворение ни в чем тварном.

Единственно правильный способ жизни человека — это жизнь, при которой духовная сторона управляет двумя другими сторонами жизни и освящает их. Более того, рассуждая о счастье, св. Феофан пишет своей корреспондентке: «Я же потихоньку Вам скажу, что пока Вы не в духе живете, не ждите счастия. Душевная и телесная жизнь при благоприятном течении, дают что-то похожее будто на счастие, но это бывает мимолетный призрак счастия, скоро исчезающий» [29: 55]. Героиня рассказа будет рассуждать о счастье словами Платона Каратаева именно в этом смысле, что говорит о ее глубоком рациональном понимании собственной натуры.

Кульминационным моментом, в который внутренние противоречия героини доходят до предела и происходит коренной перелом в ее жизни, является краткий период — прощеное воскресенье (заключительный день Масленицы), чистый понедельник (первый день Великого поста) и последующая ночь. В прощеное воскресенье вечером вопреки обыкновению героиня встречает своего возлюбленного одетой во все черное, напоминая ему о том, что завтра уже чистый понедельник и цитируя в разговоре с ним первые слова великопостной молитвы преподобного Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего», в которой верующие испрашивают у Бога среди прочего «целомудрия, смиренномудрия, терпения и любве» [22: 369].

Однако события этих дней завершаются близостью героев, имевшей место уже в самом начале поста — в чистый понедельник. Ее падение можно объяснить многими причинами, и, вероятно, многие будут достоверными. Героиня ищет счастья — это очевидно из ее рассуждения о счастье словами Платона Каратаева, из ее слов о том, как ей хорошо было на богослужениях. Рационально, скорее всего, она понимает, что его нет и не может быть в увеселениях и нецеломудренной любви, но героиня не хочет и не способна остановиться в своих поисках, пока не исчерпает их.

При всей сложности мотивации поступка героини важно понимать, что это падение, совершенное в пору, предназначенную для особого покаяния — это то событие, которое могло стать и стало сильным потрясением, способным заставить человека изменить всю свою жизнь. Также блудный сын из евангельской притчи приходит в себя, встает и идет к отцу, чтобы принести покаяние только тогда, когда он доходит до предела греха, с одной стороны, и до предела отчаяния — с другой. Автор «Чистого понедельника» не ставит перед собой задачи продемонстрировать аскетически правильный путь духовной жизни и покаяния — указать на то, что человеку важно обратиться к Богу и покаянию перед Ним сразу при появлении искушения, но он достоверно констатирует то, как духовная жизнь может протекать у человека на самом деле, в реальной жизни — через чреду грехов, через тяжелые падения к покаянию.

Автор, пожалуй, не был бы до конца честен, если бы его героиня после падения просто оставила бы мирскую жизнь и приняла постриг. Бунин демонстрирует сложность реальной жизни. Героиня пишет своему возлюбленному: «пойду пока на послушание, потом, может быть, решусь на постриг… Пусть Бог даст сил не отвечать мне — бесполезно длить и увеличивать нашу муку…» [7: 198]. Здесь следует обратить внимание на то, что путь ухода от мира и покаяния не дается и не дастся героине легко, на этом пути ее также будут мучить страсти, сомнения, воспоминания — описывая вечер их неожиданной встречи в Марфо-Мариинской обители спустя почти два года после этих событий, герой говорит, что он был таким же, «как тот незабвенный» — и он не забыл, и она не забудет. Его возлюбленная говорит об их общей муке, и это свидетельство ее любви к герою, но и ее уверенности в том, что вместе они не смогут быть счастливы.

Смысл финала рассказа применительно к отношениям героев можно истолковать следующим образом: героиня всматривается в темноту подобно жене библейского Лота, которая оборачивается, чтобы посмотреть на оставленный ею дом. В этом взгляде можно усмотреть свидетельство того, что прежние искушения, воспоминания о прошлом являются спутниками героини и на избранном ею пути, по которому она идет вслед за отрекшейся от себя за Христа преподобномученицей Елисаветой. Таков закон духовной жизни: уход от мира и вступление на путь к Богу — это не венец жизни, а только начало настоящей борьбы со своими страстями.

Подводя итог обзору основных христианских идей в ключевых прозаических произведениях И. А. Бунина о любви, важно отметить, что рассмотрение данных работ писателя в контексте христианского учения о человеке имеет прочные основания в тексте самих произведений. Систематическое истолкование разбираемых рассказов и повести указывает на их глубокие христианские корни.

Исходя из результатов предварительного анализа рассказов «Легкое дыхание», «Солнечный удар», «Чистый понедельник» и повести «Митина любовь», можно сделать вывод о том, что исследование религиозно-нравственного аспекта данных произведений способно существенно изменить общепринятые тенденции восприятия творчества И. А. Бунина, и предоставить возможность для успешного использования рассматриваемых произведений для воспитания в молодом поколении нравственности.

Александр Дубинец:

— Интерес к Бунину в последние десятилетия, связанный с оценками: «последний классик», «первый нобелевский лауреат», «буддист», православный» — показывает некоторые преобладающие тенденции в буниноведении, которые часто упрощают и закрывают, ручаясь теми оценочными одномерными интерпретациями, принципиальную антиномию бунинского творчества и интереса к европейской архаике и экзотике. Взять хотя бы стихи:

Сказка о козе

Затвердели, как камень, тропинки, за лето набитые.

Ты одна, ты одна, страшной сказки осенней Коза!

Расцветают, горят на железном морозе несытые

Волчьи, божьи глаза.

Или:

Ра-Озирис, владыка дня и света,

Хвала тебе! Я, бог пустыни, Сет,

Горжусь врагом: ты, побеждая Сета,

В его стране царил пять тысяч лет.

Не исказятся ли и не присвоятся ли тексты Бунина интерпретациями ведущих направлений в буниноведении? Если да, то как избежать этого? Если нет, то как исследователь справляется с этими проблемами?

Александр Родин:

— При исследовании творчества любого писателя следует избегать клиширования и развешивания ярлыков, которые, действительно, могут привести к однобоким и глубоко субъективным оценкам. Вместе с тем исследователь всегда имеет определенную свободу в выборе отдельного аспекта творчества и соответствующего этому аспекту метода исследования. Например, говоря о позднем творчестве Бунина, можно выбрать для анализа рассказ «Чистый понедельник». В этом рассказе можно исследовать культурно-историческое содержание, символическое содержание, интертекстуальные нюансы, эсхатологический или религиозно-нравственный аспект. В каждом случае необходимо будет выбрать подходящий метод исследования. При этом важно, чтобы выбор метода имел существенные основания в тексте произведения, истории и контексте его создания, предшествующей исследованию критической литературе. При соблюдении данных условий, ограничивая рамки исследования конкретным аспектом произведения и методологией и проводя последовательный и аргументированный анализ, автор критической работы в высокой степени застрахован от искажения смысла произведения и не претендует на универсальность и исчерпывающий характер выводов, к которым он приходит.

Александр Дубинец:

— Почему «Лёгкое дыхание» рассматривается вне любовной тематики Бунина?

Александр Родин:

— Любовная тематика — очень общий термин. Произведения И. Бунина по любовной тематике с использованием избранного метода исследования могут быть с некоторой долей условности дифференцированы: 1) на произведения, собственно, о любви и ее обретении и 2) произведения о страсти, т. е. любви искаженной, поврежденной, причем вторая группа произведений гораздо шире первой. В этом смысле «Легкое дыхание» вполне правомерно рассматривать именно как произведение о блудной страсти и ее воздействии на человека.

Александр Дубинец:

— Можно ли всё-таки сказать, что константа рассказа (как и любовных циклов) — катастрофическое сознание и антипсихологизм?

Александр Родин:

— Сложно согласиться с тезисом об антипсихологизме с учетом того, что критики и литературоведы отмечали глубокий психологизм рассказа. Что касается «катастрофического сознания», полагаю, можно говорить о катастрофической логике развития сюжетов в произведениях Бунина о любви-страсти, что является вполне обоснованным и закономерным в контексте законов духовной жизни — грех рождает смерть.

Александр Дубинец:

— Как в рассказе и творчестве Бунина сочетается очарованность миром и чувство смертности?

Александр Родин:

— Две эти темы очень часто причудливым образом сочетаются в творчестве Бунина, это хорошо заметно, например, в повести «Митина любовь». Мир и смертность (или тленность) и мира, и человека как его части всегда остаются загадкой, таинством. Но говоря о рассказе «Легкое дыхание», мне кажется, вернее делать акцент именно на загадке смерти, с одной стороны, и на вечности, неуничтожимости жизни — с другой. Важно помнить о том, что этот рассказ пасхальный: тема бессмертия, ощущения противоестественности смерти для человека (ведь человек был создан не смертным и не бессмертным, но стал смертным в силу своего свободного выбора) в рассказе просматривается и сопровождается очарованным молчанием не столько перед миром, сколько перед загадкой бытия.

 

Диана Атай:

 Почему для данного метода Вы решили выбрать произведение И. Бунина «Лёгкое дыханье», ведь существуют и другие тексты, которые можно было бы проанализировать подобным способом?

Александр Родин:

— Данный метод можно применить к широкому спектру произведений русской словесности и литературы. В исследовании творчества И. Бунина христианский антропологический метод вполне оправдан и уместен для большинства произведений, хотя, конечно, есть и исключения, поскольку духовные поиски Бунина в разное время выходили за рамки православия и христианства в целом.

Выбор произведения объясняется несколькими причинами.

Во-первых, в критической литературе существует тенденция упрощения смысла этого рассказа, при котором трагедия падения девушки и ее смерти рассматривается лишь как красивая история трагической гибели прекрасной гимназистки, обладательницы «легкого дыхания», причем само «легкое дыхание» зачастую воспринимается как некая утонченность, легкость и красота. Воспоминания Г. Н. Кузнецовой позволяют сделать вывод об ошибочности такого восприятия. Преодоление данной тенденции позволит вернуть рассказу Бунина глубину содержания и подчеркнуть его нравственную важность.

Во-вторых, если в более поздних произведениях религиозно-нравственное содержание более прозрачно («Митина любовь», «Чистый понедельник»), то в «Легком дыхании» оно раскрывается постепенно как ребус, так, например, при пристальном изучении открывается параллель с «Бедной Лизой», становится очевидной тема прилогов и прельстительности фантазий. Поэтому анализ «Легкого дыхания» как более раннего (хотя и абсолютно зрелого) произведения позволяет проследить раскрытие религиозно-нравственной темы в творчестве Бунина в динамике.

В-третьих, «Легкое дыхание» — это в настоящее время хрестоматийное произведение И. Бунина, изучаемое как в школах, так и в вузах, причем наряду с рассказом «Чистый понедельник». Если в последнем религиозный фон и смыслы более-менее очевидны и неподготовленному читателю, то в первом — это совсем не так, поэтому истолкование этих рассказов как взаимосвязанных и несущих в себе одну систему смыслов позволяет увеличить их нравственно-педагогическое значение и возможность их использования для духовного воспитания учащихся.

Ольга Давыдова:

— Психологический анализ художественных произведений, как можно заметить, успешно применяется по отношению к самым различным литературным произведениям. В то время как христианский антропологический метод анализа, исходя из Ваших слов, предлагается применять исключительно по отношению к произведениям, созданным в рамках восточной православной культуры, что значительно сужает выбор самих объектов для исследования. Не является ли такая заданная ограниченность данного метода исследования его недостатком?

Александр Родин:

— Любой метод научного исследования является ограниченным и не может применяться универсально для всех объектов. Метод и инструменты всегда должны соответствовать объекту исследования. В этом отношении ограниченность использования христианского (православного) антропологического метода является не недостатком метода, а вполне объяснимым его свойством. Можно пытаться исследовать удаленный космический объект с помощью микроскопа, но ценность полученных результатов будет не высока. То же происходит и с рассматриваемым методом — гипотетически его можно применить и к более широкому набору художественных произведений, но полученные результаты могут оказаться надуманными и недостоверными в соотношении с авторским замыслом и содержанием произведения.

Ольга Давыдова:

— Насколько широки рамки восточной православной культуры, чтобы можно было судить, что то или иное произведение было создано именно в их контексте?

Александр Родин:

— Критерием принадлежности произведения к обозначенной культуре можно определить следующее положение: относимое произведение повествует либо о пути человека к Богу, либо о пути человека от Бога. Сужение христианского антропологического метода до рамок восточной (православной) культуры является дополнительным уточнением: хотя многие выдающиеся произведения западной культуры также имеют глубокое христианское значение, некоторые богословские отклонения западных исповеданий (католического и протестантских) могут привести к ошибочным выводам при анализе таких произведений, поэтому не следует пытаться измерить русским аршином западные дистанции.

 

Источники

1. Адамович Г. Литературные беседы// Звено. 1925. 13 июля (№ 128).

2. Айхенвальд Ю. Рецензия: Солнечный удар. Париж: Родник, 1927//Руль. 1926. 15 декабря. № 1836.

3. Апостол. М.: Сретенский монастырь, 2014. 214 с.

4. Бердникова О.А. «…накануне гибели той России»: 1916 год в художественном сознании// Проблемы исторической поэтики. 2016. № 14 [Электронный ресурс]. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/nakanune-gibeli-toy-rossii-1916-god-v-hudozhestvennom-soznanii (дата обращения: 30.10.2020).

5. Бунин И.А. Полное собрание сочинений: в 13 тт. Т. 3. М., 2006.

6. Бунин И.А. Полное собрание сочинений: в 13 тт. Т. 4. М., 2006.

7. Бунин И.А. Полное собрание сочинений: в 13 тт. Т. 6. М., 2006.

8. Выготский Л.С. Психология искусства. М., 1968. 320 с.

9. Гиппиус З.Н. О любви//Lib.ru, 14.11.2012 [Электронный ресурс].URL: http://az.lib.ru/g/gippius_z_n/text_1925_o_lubvi.shtml (дата обращения 30.10.2020).

10. Гумеров Павел, свящ. Любодеяние. Восемь смертных грехов и борьба с ними //Православие.Ru, 2020 [Электронный ресурс]. URL: https://pravoslavie.ru/29483.html (дата обращения: 30.10.2020).

11. Ефрем Сирин, преп. Умозрительные и деятельные главы //Азбука веры, 2020 [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/prochee/dobrotoljubie_tom_3/15 (дата обращения 30.10.2020).

12. Зайцев Б. Рецензия: Солнечный удар. Париж: Родник, 1927// Современные записки. № 30.

13. Иоанн Лествичник, преп. Лествица или скрижали духовные: Глава 15, пункт 4 // Азбука веры, 2020 [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Ioann_Lestvichnik/lestvitsa-ili-skrizhali-dukhovnye/20 (дата обращения 30.10.2020).

14. Киприан (Ященко), игумен. Целый мир — в награду за целомудрие // Покров, 2018 [Электронный ресурс]. URL: http://pokrov.pro/celyj-mir-v-nagradu-za-celomudrie/ (дата обращения: 30.10.2018).

15. Колтоновская Е. Гармония контрастов. Новейшие произведения Бунина// Русская мысль. 1917. № 2. С. 90–103.

16. Леонов В., прот. Основы православной антропологии. Изд. Московской Патриархии Русской Православной Церкви. Москва: 2013. 456 с.

17. Михайлова М.В. «Солнечный удар»: беспамятство любви и память чувства//Бунин, 2000–2021 [Электронный ресурс].URL: http://bunin-lit.ru/bunin/kritika/mihajlova-solnechnyj-udar.htm (дата обращения 30.10.2020).

18. Нарушевич А.Г., Нарушевич И.С. Истолкование рассказа И. А. Бунина «Легкое дыхание»// Русская словесность. 2002. № 4. С. 25–27.

19. Никодим Святогорец, преп. «Невидимая брань»// Азбука веры, 2020 [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/otechnik/Nikodim_Svjatogorets/nevidimaja-bran/1_3 (дата обращения: 30.10.2020).

20. Николай Сербский, свят. Вера Святых. Первый Божий Закон. Десять Заповедей, данных Моисею//Онлайн библиотека сайта Православие и мир, 2011–2021 [Электронный ресурс]. URL: https://lib.pravmir.ru/library/readbook/1151 (дата обращения: 30.10.2020).

21. Целомудрие // Азбука веры, 2020 [Электронный ресурс]. URL: https://azbyka.ru/tselomudrie (дата обращения 30.10.2020).

22. Православный молитвослов. М., Ковчег, 2013.

23. Рощина О.С. К интерпретации рассказа И. А. Бунина «Легкое дыхание»// Сибирский филологический журнал. 2011. № 1. С. 53–59.

24. Святое Евангелие. М.: Схолия; Издательский совет Русской православной церкви, 2009. 190 с.

25. Сливицкая О.В. Фабула — композиция — деталь бунинской новеллы// Бунинский сборник. Орел, 1974. С. 90–103.

26. Степун Ф.А. Литературные заметки: И. А. Бунин: По поводу «Митиной Любви»)// Современные записки. 1926. № 27. С. 323–345.

27. Сузи В. «Так испытывал ее Бог…» Культурно-исторический и художественный хронотоп в рассказе И. А. Бунина «Чистый понедельник»// Парус. № 26. 17.11.2013 [Электронный ресурс]. URL: http://parus.ruspole.info/node/4692 (дата обращения 30.10.2020).

28. Твардовский А.Т. О Бунине// Бунин, 2000–2021 [Электронный ресурс]. URL: http://bunin-lit.ru/bunin/kritika/tvardovskij-o-bunine.html (дата обращения: 30.10.2020)

29. Феофан (Говоров Георгий Васильевич; еп. Владимирский и Суздальский. Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться? М.: Данилов мужской монастырь, 2014. 399 с.

30. Шульц С.А. Трансформация инфернального в идиллическом: Н. В. Гоголь — Л. Н. Толстой — И. А. Бунин // Проблемы исторической поэтики. 2017. № 3. С. 158–178.