«И пахнет спелою зимой…»

«И пахнет спелою зимой…»

Стихи

* * *

 

Начать бы эту зиму заново –

Зачем так ластится ко мне

Платочек шёлка чужеземного,

Цветы не наши по кайме…

 

Зачем душа себя нарушила

В угоду страсти и тоске,

Звеня как ледяное кружево

На индевелом волоске?

 

Блуждает свет за занавесками,

Легко искрит в наплывах льда –

Как пышно расцвели Крещенские

Спасительные холода!

 

И перед будущими грозами

Сырой и душной летней тьмы

Стоят нетронутыми розами

Большие белые дымы…

 

 

* * *

 

Задувает, метелит, вьюжит – но как легко

Пить ледяное, хрустящее снежное молоко!

Так и льнёт, так и льётся широкой рекой на грудь –

Успевай шубейку драную запахнуть…

 

Пахнет розами ночь – но откуда в морозы такой цветник?

Ароматный родник – даже ветер в испуге сник.

Словно смотришь в уютный садик через забор –

И глядишь на розы как вор, и дышишь как вор…

 

Это чистое, нежное, чуть взглянул – и уже украл…

Это в сердце как в тайнике: декабрь, Урал,

Ночь, морозец, сердце рвётся из-под руки

Собирать горячие белые лепестки.

 

И морозец ему не указ, и ночь – не указ.

Если хочет оно украсть – ну как не украсть?

Это сердце, и что для него закон?

Только то и живо, что под его замком.

 

 

* * *

 

Выбегаешь на крылечко, на мороз –

И косыночка сбивается оплечь. 
Ничего на белом свете не всерьёз.
Никого на белом свете не сберечь.

Едут сани, режет полоз ледяной,
Виснет месяц от беды на волоске,
Покрывается нежданной сединой 
Растрепавшаяся прядка на виске. 

Едут сани, едут сами – а куда?
Позасыпаны дороги да пути.
Говорят, что это горе не беда –

Только зиму поперёк не перейти.

А повдоль неё крутые берега,
В берегах текут позёмка да пурга,
Набухают светом звёзды на мороз –

Ничего на белом свете не всерьёз…

А всерьёз пред этой грозною зимой
Подарёная косынка с бахромой,
Да горячая дорожка от слезы,
Да по зимнику тяжёлые следы.

 

 

Маленькая баллада о хребте Уреньга

 

По обе стороны Уреньги

Не видно ни зги.

Мы летим, подхвачены ветром

На тугое крыло пурги.

 

По обе стороны от хребта

Клубится тяжёлая пустота –

Долин, и дорог, и небес над ними

Как будто и не было никогда.

 

Ладонь прикипает к щеке скалы.

Всё больше белой кипящей мглы,

Всё меньше воздуха, и дыханье

Трепещет на острие иглы.

 

Да, мы увидели: это здесь

Мерцает во мгле золотая взвесь,

Творящая мир от горных подножий

До океана и глубже – весь

 

Мир, поражающий взор и ум, –

Пыльца невидимых солнц и лун,

С неба струящиеся на землю

Искры безмолвных струн:

 

Там – закреплённые на колках,

Здесь – эти струны у нас в руках,

А мы, к камням прижатые ветром,

Чувствуем только страх…

 

Лети, немыслимая пурга,

Свивай над миром свои снега –

Вечный день сотворенья мира

Празднуй, Уреньга!

 

 

* * *

 

Бог весть, спасает или губит…

При свете дня неразличим,

Вот-вот из яви сон проступит,

Как Атлантида из пучин.

 

Вот-вот коснётся края зренья

Зелёный луч из глубины –

И разорвёт тугие звенья

Печали, страсти и вины.

 

И, в зыбком воздухе прозрачны,

Иные вспыхнут чертежи,

Где прямо в небе обозначены

Пролёты, двери, этажи,

 

Где окна в облака распахнуты

И пахнет спелою зимой,

Где сердце успевает ахнуть:

Как жизнь прекрасна, Боже мой…

 

 

* * *

 

Прислонясь горячим лбом к заоконной стылой рани,

Вспомни зимний Лиссабон с невозможными ветрами:

Света яростный набег, храмов смуглые лампады,

Эту улочку наверх, замощённую горбато.

 

Слишком близко подойти, слишком пристально вглядеться…

Осторожнее! В груди снова вспыхивает сердце –

Я ему не госпожа, в крайнем случае служанка,

И ему за свой пожар никого уже не жалко!

 

По трамвайному пути мимо лавочек и спален,

Мимо здравствуй и прости, мимо честен и бесславен,

Мимо чуждый и родной, мимо кратко и навечно…

Что с тобою и со мной? Ничего. Любовь, наверно.

 

А верней – цветущий сад, где не сразу я узнала

Этот странный аромат апельсина и сандала,

Безусловный тайный знак, за который душу вынет

Атлантический сквозняк, пробивающий навылет.

 

В нашей северной стране, слава Богу, по-иному:

Засыпает щедрый снег по весне дорогу к дому,

Минус тридцать, рад – не рад, кровь мерцает зло и ало, –

И всё тот же аромат апельсина и сандала.

 

 

* * *

 

Когда бы знали мы на самом деле,

Как наши карты звёздные легли…

Она сидела на краю постели –

Усталый путник на краю земли.

 

Перебирая в пальцах бесполезно

Больничную застиранную бязь,

Она глядела в пол, как будто в бездну,

Где космос открывался ей, клубясь.

 

Несли таблетки, кашу приносили,

С трудом тянули кровь из бледных жил…

Июль пролил на окна столько сини,

Так листьями по стёклам ворожил,

 

Так объявлял грозу, молил о чуде,

Так умолкал в изнеможенье: будь!

Никто не знает, как ступают люди

На бесконечно долгий звёздный путь,

 

Как за спиною вдоль высоких окон

Проглядывают линии орбит…

Как на столе в стакане одиноком

Серебряная ложечка звенит.

 

 

* * *

 

На крещенском морозе, на полном серьёзе,

На хрустящем снегу золотые полозья…

Золотые, литые из солнечной стали –

Словно свет растворён в ослеплённом металле…

 

На крещенском морозе, горячем на выдох,

Ни судьба не обманет, ни случай не выдаст:

Если день ненадолго, то ночи – с лихвою,

От собачьего лая до волчьего воя.

 

На крещенском морозе, под лунной заплаткой

Жизнь покажется краткой, покажется сладкой,

И покатится весело в санках под горку,

И окажется долгой, окажется горькой,

 

Ах, когда б мы, наивные, вызнали сами,

Кто на ярмарке шумной дарил леденцами,

Раздавал да прихваливал сдобным словечком,

Всё-то накрепко помня о детском и вечном…

 

 

* * *

 

…И уже не забудутся никогда
В перекрестье дел и больших, и малых
Налипание снега на провода,
Штормовые заносы на перевалах… 

И уже растворилась огнем в крови
Молодая метель над ночной страною,
И уже бессмысленно о любви –

Ибо только она, и ничто иное.

А мороз на Урале привычно груб,
И теперь от него заслониться нечем,
Но уже не отнять воспаленных губ
От шершавого горлышка русской речи.

То ли просто зима, то ли впрямь беда
Высекает слёзы из глаз усталых… 
…Налипание снега на провода,
Штормовые заносы на перевалах.