И терпкая соль тишины

И терпкая соль тишины

Стихи

СТОИТ ПОЭТ НА ПЕРЕКРЁСТКЕ

 

Стоит Поэт на перекрёстке.

В нём Заяц пробегает серый,

И, вместе с белым снегопадом, –

Он белым медленно стаёт.

 

За ним Охотник выбегает

и достаёт свою берданку,

он достаёт свою берданку,

он достаёт, и достаёт.

 

И сани плавно выплывают:

на них Боярыня с морозу,

на них Боярыня с румянцем

и к подвигу устремлена.

 

И Всадник настигает сани,

он за Боярыней в погоню,

он за Боярыней на муки,

он за Боярыней в огонь…

 

Стоит Поэт на перекрёстке.

Ушли уже зелёный, жёлтый,

и красный, и зелёный снова,

и только – белый – Он стоит.

 

 

ВОРОНА и ЛИСИЦА

Версия

 

Вороне где-то Бог послал…

Сперва смутилась,

потом уж так собою загордилась,

так комплиментами осыпала себя, –

куда Лисе!

Лиса проходит мимо! –

Ворона правит бал!

Зовёт гостей и мимов,

и музыкантов, и поэтов

для похвал.

Ура – Вороне – громкий хор вскричал!..

весь сыр ушёл в оплату тех похвал, –

и вновь на ветке сгорбилась

Воронушка уныло.

и снова ждёт,

чтоб Бог послал.

А Он не шлёт!

 

Ведь надобен же труд да пот,

да самоуваженье,

талант, и к правде-истине влеченье, –

а коль на ветке, сгорбившись,

сидеть – ни сыру не видать,

ни песен петь.

 

 

* * *

Румяные булки заката

и розово-снежный зефир,

я вас полюбила когда-то,

приняв приглашенье на пир.

 

Потом будут серые гренки

чумазых российских снегов,

разбитые вусмерть коленки

и поиск счастливых подков,

 

и чёрствые хлебы разлуки,

и горькая водка вины,

и – дети!.. И дети, и внуки,

и терпкая соль тишины.

 

И вот в завершение пира

приму я на посошок

белейший снежок зефировый

да белого света глоток.

 

 

* * *

Пережимая морозы,

переживая зиму,

в наших берлогах дышим

корочкой мандарина.

 

Белым и бурым медведям

хлипкие мы соседи.

Только синички нам верят

да снегири светят.

 

 

* * *

Волчице

 

Твоё звериное чутьё

несёт тебя намётом ровным.

Вытаивает по сугробам

весной наивное зверьё.

 

Напившись крови, – дальше мчишь

и воем выстилаешь выси…

Охотник твой ещё не вышел!

Родился только что, малыш!..

 

Но он – охотник – подрастёт,

а ты, волчица, станешь тише.

И треск ствола его услышишь,

а он увидит твой полёт…

 

Лети, волчица, мчись, кружись

и закусись с сентябрьским ветром!..

Пусть лают выросшие детки

и тоненько пищит Малыш.

 

 

* * *

Какого цвета пятница? Седого

серебряного поля в жемчугах.

А – звука? Настроения? Простого,

как пенье перепёлки в ковылях.

 

Так просто гнёздышко её, пестры яички,

так дикая поляна хороша,

что улетает пятничною птичкой

моя свободная и певчая душа.

 

 

У МЕНЯ

 

Здесь в кофейной чашечке

подают соль.

Здесь получишь чаю

из рук Ассоль.

Подуставшей Ассоль,

не дождавшейся Пера,

что была для поэтов когда-то

Флорой, Таис, Венерой.

 

 

ДАЧИ

 

Детский щебет, птичий свист.

В вист играют у соседей.

Вот придёт починщик Федя

и починит телевиз…

 

Ор: ругают мужичка,

что явился утром пьяный.

Кто-то тешится кальяном,

кто – играет в дурачка.

 

Дым кальянный, дух сенной!..

И куражится погода:

Солнце в низких тучах ходит,

глядь, зарядит проливной…

Дождь. Попрятались под крыши.

Жесть грохочет – просто жесть!

Больше ничего не слышу!..

Жисть – жесть – жисть – жесть –

Жииисть!..

 

 

* * *

Понагадала мне Дева летучая

смуглой скулы:

«Будешь красивая, умная, жгучая, –

выше хвалы.

Станешь любима и долгожительна,

только учти:

будешь терять их!».

Любила, да мучила!

Пепел любимых в горсти.

 

 

* * *

Старая Кошка и старая Дама

жили на свете довольно упрямо.

Дама уже на ногах не стояла,

и не мяукала Кошка – скворчала.

 

Дама ворчала,

Кошка скворчала,

лет на двоих

им было немало.

 

Сами себе не особенно рады,

и от небес не имея преграды,

жили две старых вдали от народа,

живо волнуемы только погодой.

 

Мир потерялся в пожарных дымах,

плыл в наводненьях на крышах домов,

от пандемии страдал и войны,

Дама терзалась недугом спины.

 

И какова бы, казалось, мораль?

То ли Планета нешуточно злится?

Кошки, старушки и прочие лица, –

Маленьких Жителей всё-таки жаль…

 

 

* * *

 

Ворона каркнула.

Волчица улыбнулась.

Рысь вздрогнула. И Заяц задрожал.

Все звери для тебя во мне проснулись.

А ты мне только слово и сказал!..

Вставали травы, реки и столетья

меж нами. И клинок лежал.

«Но Он пришёл!», – прокаркала Ворона.

«И – улыбнулся!» – взлаяла Волчица.

Рысь – прыгнула.

И Заяц побежал…

 

 

АМУР

 

Вот и приходит мужчина к женщине ниоткуда.

Лихо, беспечно топает, насвистывая мотив.

Сверху следит Господь за нею, покуда

свищет стрела Амура, женщину угостив.

 

Встала столбом. Огляделась. Чего-то ищет.

Где я? – думает. Кто – я? А это – кто?

Рядом мужчинка какой-то беспечно свищет.

Хмыкнула и припечатала: конь в пальто!

 

И пошагала было, как встарь ходила.

Но прорастало в груди её – золотом – остриё.

Этот Амур был, к слову, большой мазила!

Да и у Господа срочно сыскалось дело своё.

 

Вот с той поры и свищет мужик беспечно.

Есть у него и жёнка, и хата, и всё при нём.

Женщина, со стрелой, прикипевшей навечно, –

так и стоит столбом,

так и горит огнём.