И терпкая соль тишины
И терпкая соль тишины
СТОИТ ПОЭТ НА ПЕРЕКРЁСТКЕ
Стоит Поэт на перекрёстке.
В нём Заяц пробегает серый,
И, вместе с белым снегопадом, –
Он белым медленно стаёт.
За ним Охотник выбегает
и достаёт свою берданку,
он достаёт свою берданку,
он достаёт, и достаёт.
И сани плавно выплывают:
на них Боярыня с морозу,
на них Боярыня с румянцем
и к подвигу устремлена.
И Всадник настигает сани,
он за Боярыней в погоню,
он за Боярыней на муки,
он за Боярыней в огонь…
Стоит Поэт на перекрёстке.
Ушли уже зелёный, жёлтый,
и красный, и зелёный снова,
и только – белый – Он стоит.
ВОРОНА и ЛИСИЦА
Версия
Вороне где-то Бог послал…
Сперва смутилась,
потом уж так собою загордилась,
так комплиментами осыпала себя, –
куда Лисе!
Лиса проходит мимо! –
Ворона правит бал!
Зовёт гостей и мимов,
и музыкантов, и поэтов
для похвал.
Ура – Вороне – громкий хор вскричал!..
весь сыр ушёл в оплату тех похвал, –
и вновь на ветке сгорбилась
Воронушка уныло.
и снова ждёт,
чтоб Бог послал.
А Он не шлёт!
Ведь надобен же труд да пот,
да самоуваженье,
талант, и к правде-истине влеченье, –
а коль на ветке, сгорбившись,
сидеть – ни сыру не видать,
ни песен петь.
* * *
Румяные булки заката
и розово-снежный зефир,
я вас полюбила когда-то,
приняв приглашенье на пир.
Потом будут серые гренки
чумазых российских снегов,
разбитые вусмерть коленки
и поиск счастливых подков,
и чёрствые хлебы разлуки,
и горькая водка вины,
и – дети!.. И дети, и внуки,
и терпкая соль тишины.
И вот в завершение пира
приму я на посошок
белейший снежок зефировый
да белого света глоток.
* * *
Пережимая морозы,
переживая зиму,
в наших берлогах дышим
корочкой мандарина.
Белым и бурым медведям
хлипкие мы соседи.
Только синички нам верят
да снегири светят.
* * *
Волчице
Твоё звериное чутьё
несёт тебя намётом ровным.
Вытаивает по сугробам
весной наивное зверьё.
Напившись крови, – дальше мчишь
и воем выстилаешь выси…
Охотник твой ещё не вышел!
Родился только что, малыш!..
Но он – охотник – подрастёт,
а ты, волчица, станешь тише.
И треск ствола его услышишь,
а он увидит твой полёт…
Лети, волчица, мчись, кружись
и закусись с сентябрьским ветром!..
Пусть лают выросшие детки
и тоненько пищит Малыш.
* * *
Какого цвета пятница? Седого
серебряного поля в жемчугах.
А – звука? Настроения? Простого,
как пенье перепёлки в ковылях.
Так просто гнёздышко её, пестры яички,
так дикая поляна хороша,
что улетает пятничною птичкой
моя свободная и певчая душа.
У МЕНЯ
Здесь в кофейной чашечке
подают соль.
Здесь получишь чаю
из рук Ассоль.
Подуставшей Ассоль,
не дождавшейся Пера,
что была для поэтов когда-то
Флорой, Таис, Венерой.
ДАЧИ
Детский щебет, птичий свист.
В вист играют у соседей.
Вот придёт починщик Федя
и починит телевиз…
Ор: ругают мужичка,
что явился утром пьяный.
Кто-то тешится кальяном,
кто – играет в дурачка.
Дым кальянный, дух сенной!..
И куражится погода:
Солнце в низких тучах ходит,
глядь, зарядит проливной…
Дождь. Попрятались под крыши.
Жесть грохочет – просто жесть!
Больше ничего не слышу!..
Жисть – жесть – жисть – жесть –
Жииисть!..
* * *
Понагадала мне Дева летучая
смуглой скулы:
«Будешь красивая, умная, жгучая, –
выше хвалы.
Станешь любима и долгожительна,
только учти:
будешь терять их!».
…Любила, да мучила!
Пепел любимых в горсти.
* * *
Старая Кошка и старая Дама
жили на свете довольно упрямо.
Дама уже на ногах не стояла,
и не мяукала Кошка – скворчала.
Дама ворчала,
Кошка скворчала,
лет на двоих
им было немало.
Сами себе не особенно рады,
и от небес не имея преграды,
жили две старых вдали от народа,
живо волнуемы только погодой.
Мир потерялся в пожарных дымах,
плыл в наводненьях на крышах домов,
от пандемии страдал и войны,
Дама терзалась недугом спины.
И какова бы, казалось, мораль?
То ли Планета нешуточно злится?
Кошки, старушки и прочие лица, –
Маленьких Жителей всё-таки жаль…
* * *
Ворона каркнула.
Волчица улыбнулась.
Рысь вздрогнула. И Заяц задрожал.
Все звери для тебя во мне проснулись.
А ты мне только слово и сказал!..
Вставали травы, реки и столетья
меж нами. И клинок лежал.
«Но Он пришёл!», – прокаркала Ворона.
«И – улыбнулся!» – взлаяла Волчица.
Рысь – прыгнула.
И Заяц побежал…
АМУР
Вот и приходит мужчина к женщине ниоткуда.
Лихо, беспечно топает, насвистывая мотив.
Сверху следит Господь за нею, покуда
свищет стрела Амура, женщину угостив.
Встала столбом. Огляделась. Чего-то ищет.
Где я? – думает. Кто – я? А это – кто?
Рядом мужчинка какой-то беспечно свищет.
Хмыкнула и припечатала: конь в пальто!
И пошагала было, как встарь ходила.
Но прорастало в груди её – золотом – остриё.
Этот Амур был, к слову, большой мазила!
Да и у Господа срочно сыскалось дело своё.
Вот с той поры и свищет мужик беспечно.
Есть у него и жёнка, и хата, и всё при нём.
Женщина, со стрелой, прикипевшей навечно, –
так и стоит столбом,
так и горит огнём.