Журнальный мир

* * *

И солнца нет, и небо дрябло

висит на кровлях и столбах,

с железным грохотом дождябрь

полощет, наполняет бак

до края света, льётся мимо –

управился в один присест,

едва под толщей различимы

и Арарат, и Эверест.

* * *

Вот я и ты. Двухкомнатный ковчег

устойчив оказался на поверку:

его кренило, заливало сверху,

но черпали мы воду, как и чем

могли, и промокали до поры,

пока и середина, и углы

не высохли.

Исполненная жизни,

тогда вздохнула ты, и на карнизе

послышалось в ответ – курлы, курлы.

* * *

Хотели, как всегда, а вышло – мырк.

И вот сидим: кто в шаге от тюрьмы,

кто – от сумы, но выбираем сами

из этой пары зол, хоть нелегко

и стол дубовый гнётся под платком,

наполненным ржаными сухарями.

А как иначе, если дальше мрак?

Точнее – мрык. На печь Иван – дурак

забрался кое-как, тесня соседей,

и слышит всюду колокольный звон,

но не поймёт, зовут ли на поклон,

войну, поминки или на обедню.

Всё пасмурнее сводки новостей.

Как продвигаться в этой темноте

и как альтернативный путь нащупать?

Не по воде Христом – по льду шагать

и по старинке руки в прорубь – ать!

А вдруг там щука?

* * *

…И снова режем сквозь пустырь —

что нам суды и пересуды?

Проторенной тропой брести

гораздо дольше, чем посюда.

Не потому ли до сумы –

рукой подать, а жить в достатке –

как до Луны плясать вприсядку,

что в школе изучали мы

не математику, а мат-ку?

Не потому ли все вразброд –

кто с бранным словом, кто с молитвой –

идём назад, а жизнь – вперёд,

что в школе оставляли от

литературы только лит-ры?

Не потому ли пьём за здра –

вие, на шатком сидя стуле,

что спортом брезговали зря

и что давным-давно физ-ра

пришла (физической) культуре?

* * *

Как часто говорил я, что не верю,

и в спорах распалялся без причин,

а бог лежит за приоткрытой дверью

и ножками сучит.

Такое бессловесное начало,

что я не разумею одного:

как стать смогу – хотя бы вполнакала –

подобием его?

Но будет слово: первое, второе… –

польётся речь, и ноги побегут –

наступит узнавание простое,

как ёмкое «агу».

И понимание придёт в довесок –

не удержать, не вынести в горсти, –

что бога нужно сделать человеком

и отпустить.

* * *

Как в кущу, трепетно на кухню

ступай и кипятку внемли.

Молись картофельному клубню

из неизведанной земли

и завершённости отлитой

нестройных форм, и одному

ему танцуй от мойки к плитке,

греми тарелками ему!

Скользни, ножом вооружённый,

по коже вдоль и поперёк

и наблюдай заворожённо,

как веселится кипяток

и устремляются к вышинам

со дна десятки пузырей.

Когда почувствуешь: свершилось! –

сними с огня и воду слей.

Затем над пышущей посудой

склонись и голову покрой –

вдыхай горячий дух, покуда

не возвратится голос твой!

МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ БАДМИНТОН

Снова спорт на новостном канале.
Комментаторы на взводе. Сетки
вдоль границ натянуты по струнке.
Значит, скоро межконтинентальный
бадминтон! Расчехлены ракетки
на траве и на открытом грунте.

Все спортсмены, будто из казармы,
в безупречной форме: не иначе,
годы интенсивных тренировок.
Кто пойдёт на первую подачу,
что последней может оказаться,
ежели соперник проворонит?

Полетят крылатые воланы,
редкий воздух рассекая резко,
сыпя вниз наточенные перья.
Коль успею, буду во поле валяться
и сжимать бутылку, словно древко
знамени, в руке, глазам не веря:

в небе будет что-то не от неба –
рукава рубашки не по росту.
Разведу руками – мерить стану
и услышу, как далёко где-то
звонко гоготнёт, взлетев на воздух,
Гусь Хрустальный.

ИГРА В ГОРОДА

Вот мальчуган.

Умён не по годам:

с географом играет в города –

начав с родного Кеша, без труда,

неугомонно движется к Европе.

Одиннадцатилетний Тамерлан

берёт с наскока Смирну.

– Во дела!

Опять на «а»!

И Астрахань была!

Географ глобус пропил –

по картам рыщет, ставит ставку там,

где не уступит дырам решета

число названий – надо знать места! –

оставил города, пошёл по весям.

Но в спину дышит Тамерлан ему:

– Что мне твои деревни? Я саму

Орду попрал. Я всё твоё возьму!

И до Ельца дойду, и до Полесья!

Так слово за слово –

и встал у стен Москвы,

и смелых нет кричать «иду на вы»,

когда конями съедено травы

и стоптано травы до самой Сирии.

Географ бьёт челом, смиряя брань:

– Владей же названным, неназванное – дань

заплатит, только мучить перестань! –

и расписался в собственном бессилии.

РАЗГОВОР ПЕРЕД СНОМ

– Мама, отчего так страшно

ухает земля?

– Это гусеницы пашут

вешние поля,

гонят прочь мышей-полёвок,

спорят, где межа,

чтобы в будущем далёком

вызрел урожай.

– Что так яростно стрекочет? –

не перекричать.

– Это выводки сорочьи

выясняют, чья

очередь за червяками

подойдёт быстрей.

– Кто там гавкает упрямо

у входных дверей?

– Это просто томагавки

сорвались с цепи.

Спи. Уже настало завтра.

Спи.