История хантыйской девочки

История хантыйской девочки

Большая вода в посёлке

 

Когда приходила большая вода, мы жили на узлах. Сначала боялись ледохода, что большой льдиной сотрёт наши дома. Дежурили по очереди: одну ночь дежурит одна семья, вторую ночь – другая семья дежурит…

На той гриве (так мы её называли) было несколько домов, за ними стояла школа. Мы в случае чего должны были ночью бежать туда, спасаться от льда-ледохода. После того как пройдёт лёд, было всё благополучно, оставались только огромные глыбы льда на берегу. Когда начинала разливаться вода, в доме воды было столько, что западня (это крышка от подпола) плавала по воде на полу. На чурочках лежали доски, по доске мы добирались до кроватей, до стола – больше ничего не было. Однажды, выйдя на улицу, увидели плавающие по огороду дрова, хорошо, что был забор, а то дрова унесло бы. С крыльца в туалет ходили и воду варить еду набирали. Умывались с крыльца.

Вопрос: как выжили? А в ту пору это казалось так здорово! За хлебом в сельпо я ездила в обласке. Такое счастье, такая ответственность – сама управляла судном! Когда уходила вода, для меня было ещё одно занятие: я ходила на мыс (это часть берега) и собирала стёклышки от посуды. То ли их приносило, то ли вымывало, но для меня они были драгоценности. Стёклышки были всякие – разного размера, с позолоченной каёмкой, с фиолетовыми на белом узорами. От взрослых я слышала про какие-то «кухтеринские бриллианты». Наверное, тогда, в детстве, эти осколки посуды для меня казались чем-то дорогим, это занятие я считала важным. Как сейчас помню, по колено в воде… осколки посуды в воде ещё больше блестели, я складывала их в подол платья, сколько находила, может, 35 стёклышек за один раз. Но точно помню, что ходила собирать несколько раз.

А когда подросла, училась уже в восьмом классе, мама купила мне удлинённое шёлковое платье с кокеткой на груди. Я себя считала королевой. Хотелось ходить в клуб, но он от нашего дома находился далеко. В тот год опять была большая вода. Я поднимала платье до груди, обувь несла в руках, сейчас уже не помню, какая это была обувь. Спускалась с крыльца, вода была мне до груди, я должна была дойти до тротуара, а это край согры (такой невысокий лес) – и всё по воде. Доходила до тротуара, шла по сухим доскам. Потом в сельпо снова приходилось брести в воде по грудь, надо было идти до следующего тротуара.

Это была наша молодость! Как выжили? Если начала писать про клуб, то вернусь ненадолго в детство, когда в кино бегали босиком. Летом доски так нагревались от солнца, что выступала смола. Наступишь нечаянно на смолу – она жжёт. Тоже пришлось испытать такое – лишь бы посмотреть кино. Когда проходила мимо ларька в сельпо, который торговал лишь летом, перед окном лежал настил, в нём были щели, я заглядывала вниз, и, если там блестели монетки, старалась его поднять, чтобы достать мелочь и купить конфет. Счастье было, когда покупала конфеты «Золотой ключик», тогда они были самыми любимыми. Сейчас такого вкуса нет. Если удавалось найти двадцать копеек, у меня были деньги на кино и на конфеты.

А этот случай касается всей нашей детворы в округе, где мы жили. Был Родительский день, все взрослые отмечали праздник. А я знала, что когда цветёт шиповник, в ту пору нерестится карась. Мне надо было срочно попасть на свои озёра, где рыбачили. У нас уже появился большой капроновый облас, нам его рыбзаводские рыбаки отдали. Мы его с матерью отремонтировали и рыбачили на нём. Прикинув, что вся местная детвора войдёт в этот обласок, усадила их всех, взяли спички, топор – всё, что положено – и отправились в путь. Как всегда, была большая вода. А ехать надо было по истоку, где в большую воду с Оби вода с большой стрежью текла в другую речку Миля. Туда-то мы уехали, хватило силёнок завернуть в другой исток. В обласке я – «предводитель», Сергей Нагин, его сестра, мой младший брат Игорь, сестра Валя, двоюродный брат Валерий – в общем, собрала всю мелочь. Я недооценила ту опасность, которой я подвергла всех детей. На тот момент мне казалось, что я справляюсь. Мы добрались до того места, где карась кишел только в колючках – есть такие кочки в озёрах. Мы ни с чем отправились обратно. И вот тут я испытала страх не только перед стихией, с которой пришлось бороться, но и за детей, которые сидели и большими глазами, полными страха и слёз, смотрели на меня. Когда мы выехали с истока на разлив, и стрежь, как игрушку, подхватила и потащила обласок в сторону реки Миля. Я тогда крикнула: «Гребём изо всех сил на другую сторону, чтобы перевалить к лесу». У нас получилось. В тальнике, чтобы добраться до посёлка, нам пришлось рубить тальник, чтобы проходил облас, а он рыбацкий, широкий. Смерила дно веслом, но дна не достала. Страшно стало, но свой страх нельзя было показать ребятишкам. Таким образом мы пробирались и проездили целый день.

В посёлке уже хватились родители – дети пропали! Такой переполох устроили! Когда обнаружили, что нет обласка, они поняли, в чём дело, переполошились ещё больше, потому что детям пришлось пересечь порог, водоворот, там встречаются течения. Мне сказали, что если бы я утопила детей, меня бы просто-напросто убили.

 

Интернат

 

Детство, детство, ты куда ушло?.. Какие хорошие воспоминания о нём! Всегда такие ощущения теплоты, как будто всегда было лето. Сейчас мои воспоминания связаны с интернатом. Там была такая бурная жизнь, мы всегда были заняты чем-то полезным.

В Усть-Тыме был интернат народов Севера, но жили в нём все те, кто попадал в трудные жизненные ситуации. Принимали в интернат детей из посёлков, которые были расположены на берегах Оби и по реке Тым: Тымска, Карги, Казальцево, Назмеинного, Толпарово, Вертикоса, даже из Каргаска. Наша семья жила в Усть-Тыме, но нас приняли в интернат, так как нас воспитывала одна мать, и работала она в ту пору в интернате прачкой. У нас была возможность жить в интернате на полном государственном обеспечении, а это проживание, питание, одежда. Кормили очень хорошо, даже полдник был, для этого мы бегали в интернат после третьего урока. На полдник в столовой интерната давали сок и печенье.

Школа находилась рядом с интернатом. Детей было много. В интернате было три рабочих крыла, в каждом крыле по три комнаты. В коридоре располагалась воспитательская, столовая, санитарная комната и ещё две жилых комнаты.

Наверное, времена были такие, все жили так дружно. Играли во все игры, которые мы знали, но всем нравилась чехарда. В этой игре могли быть задействованы до пятнадцати человек. Эта игра была известна всем детям, была популярна, играли почти каждый день.

Когда был отбой и выключали свет, тут начинали рассказывать разного рода страшилки и истории, а также бывали игры и затеи, когда одного человека укладывали на стол, а все остальные старались поднять его на пальцах – и ведь получалось! К ножницам привязывали книгу, вызывали духов, задавали вопросы. Книга поворачивалась сама, если ответ должен был звучать «нет», в одну сторону, если «да» – в другую сторону. Для чего это? Непонятно! Но так ворожили, чтобы узнать, что ожидает нас в будущем. Человек устроен так, что ему хотелось познать себя со всех сторон.

При школе и интернате были свои лошади. Зимними вечерами их гоняли на прорубь поить. Мальчишки, гордо восседая на лошадях, не могли не проехать мимо интерната, подъедут и гарцуют на них. Лошадей было всего три. Это сейчас машины, а в ту пору прокатиться на лошади было круто, когда впереди сидит всадник, а ты – за ним. Смелым девочкам это удавалось, и мне, конечно, в первую очередь, потому что мой сосед Сергей Родиков (в будущем мой муж) имел к лошадям непосредственное отношение и назначение. Его отец работал в интернате завхозом. Катались мы без седла, это было весной. Как сейчас помню, лошади были влажные, запах лошадиный… Задницы свои мы до корост сбивали, до боли. Но было столько счастья, радости и гордости от быстрой езды, что не удержалась, проявила смелость. Сейчас бы ни за что не села на лошадь!

В мае, когда уже было тепло и скоро должны были наступить летние каникулы, дети собирались на поляне возле Оби. Жгли костры, играли в лапту – это была самая лучшая для нас игра. Сами того не подозревая, мы таким образом занимались спортом и спортивными играми.

Ближе к лесу, с другой стороны интерната, где жила семья Фатеевых, была большая карусель. Вкопали большой столб, на большой болт прикрепили плаху – вот и карусель! Несколько человек с одной стороны, несколько – с другой разгоняли её, затем одновременно подгибали ноги, и она долго крутилась!

Занимались общественно-полезным трудом – собирали берёзовую почку. Мне очень нравилось это занятие, хотя почки мелкие, липкие, медленно прибывали в посудине. Мне всё равно удавалось набрать, высушить – выполнить план. За это я получала призы.

А как интересно проводили военно-спортивную игру «Зарница»! Вся школа участвовала в этом мероприятии, у каждого из нас была своя задача и большая ответственность. Так я понимала своё участие в общественной жизни школы. В заключение игры нас потчевали вкусной гречневой кашей со сливочным маслом. Горячая, ароматная, в лесу она казалась ещё вкусней!

Какая памятная и интересная была пора! Казалось, что жизнь всегда будет такой прекрасной. А весной всегда была маёвка. Мы ходили в лес, опять ставились и выполнялись игровые цели и задачи. Потом доставали свои туески с едой, жгли костры, пекли картошку, и это было самое лучшее лакомство на природе. Ни о каких клещах и змеях мы ничего не знали и не слышали. Природа для нас была самым лучшим местом для отдыха и игр. По лесу ходили босиком, имели свои тропинки.

Зимой ходили в кино. В Усть-Тыме было два клуба, один находился в сплаве, другой – в совхозе. Пока был интернат, совхозный клуб считался нашим. Чтобы до него дойти, нужно было перейти через поле, потом подняться в гору. Демонстрировался фильм «Вечера на хуторе близ Диканьки». Народу в зале было много. С замиранием сердца смотрели фильм, и когда он закончился, всей гурьбой выбежали на улицу.

На улице темно, до интерната идти далеко, мальчишки начали пугать нас, и мы с визгом и писком бежим бегом. С горы, на которую поднимались, катимся кубарем. Варежки потеряла, руки сначала замёрзли, потом от снега начали гореть. За какие-то считанные минуты мы все прибежали в интернат. Мокрые, но весёлые и радостные. Таким мне запомнилось моё детство.

На берегу реки, где мы жили, была гора. Там делали горку для катания на санках и лыжах, потому что был яр. Катались кто на чём – на санках, лыжах, на гольцах – усядемся на одну лыжину несколько человек и покатились. Умудрялись даже кататься на конных санях. Уедем вниз всей гурьбой, а обратно тащим эти сани. Домой приходили – валенки были, как колотушки, по полу стучат, идти невозможно, даже за стенку держалась.

Как в баню ходили. Общая баня в сплаве была довольно далеко. Нужно было пройти через лес, потом ещё по берегу сколько-то идти. Зимой помоемся, назад идти надо, а на голове почему-то были платки, шапок не было – холодно. Мокрые волосы выбьются из-под платка, на лбу сосульки замерзали, пока бежали домой. И никто не болел, считали, что так и должно быть…

В школе на переменах нам включали музыку, и мы танцевали «летку-еньку», «казачок», старшеклассники учили нас танцевать вальс. Всё трудное забывалось, и опять становилось легче.

Я участвовала во всех мероприятиях: пела, оформляла стенгазеты, писала заметки. По большим праздникам в клубе были концерты, я читала стихи. Откуда что бралось – не знаю. Наверное, просто хотелось идти в ногу со временем и со всеми.

Иногда ощущались трудности в семье. Но когда мне выдали в интернате фуфайку, да чёрную, да сзади с хлястиком, а на нём две пуговицы, приталенная, я радовалась, чувствовала себя девицей, кажется, даже ростом выше стала. Сейчас вспоминаю эти моменты, и мне смешно. Раньше продавали в магазине резиновые сапоги на каблучке, и мне в седьмом классе купили такие. Случилось так, что я во внутренней стороне сапога вырвала клок. Мать сказала: «Других не будет». Я взяла иголку с чёрной ниткой, зашила, в ту пору казалось, что я наложила красивый шов. Так и ходила в школу. Не помню, чтобы кто-то что-то сказал мне.

С той поры, с интернатовских времён, мы дружим и переписываемся с друзьями, хоть уже давно повзрослели и постарели, стали бабушками и дедушками, а при воспоминаниях мы всё те же дети, только стали мудрее.

Более сорока лет прошло с тех пор, но при встречах мы иногда вспоминаем, как делали голяшки валенок узкими. Ноги были тонюсенькие, как у воробьёв. Заваривали их кипятком, в голенище вставляли полено, и так сушили, получались голяшки узкими, но было не очень красиво. А куда деваться? Так и ходили.

 

Любовь

 

К этому разделу, к описанию истории любви, мне кажется, нужно подойти с огромной ответственностью, потому что это такие тонкие и в то же время сильные чувства, которые я несу с трепетом всю жизнь. Хочется донести до читателя то, что я чувствую, и мы вместе будем переживать те события, которые я буду описывать. Итак, поехали!

Так сложились жизненные обстоятельства, что, когда мы переехали из Новоникольска в Усть-Тым, мы сначала жили в сплаве. Потом купили домик на берегу Оби. На самом берегу стояли три дома – это наша избушка, дом дяди Миши, моего двоюродного дяди, и дом моего будущего мужа, где он проживал в детстве. Сначала у нас всё обстояло в детских играх. Потом мы начали взрослеть. Да! Ещё один момент надо описать, который я не помню, так как была маленькой. А Сергей мой рассказывал впоследствии вот что: наши старшие братья и сестра нас помолвили, когда мы были ещё маленькими. Поставили нас на крыльцо магазина, был вечер, горела лампочка, и свет падал на нас. Мы стояли босиком, с растрёпанными кудрявыми волосами, положили мою руку в Серёжину руку и сказали: «Вы теперь муж и жена». Для них на тот момент это была своего рода шутка, как сейчас говорят, «прикол». А вселенная свой посыл приняла. Вершилась новая судьба двух человек. Сейчас вспоминаю об этом, пишу, а у самой – мурашки по коже, это всё надо прочувствовать. О том событии я не помню, мне рассказывал мой муж. Но я знаю всех тех, кто присутствовал там в то время, знаю то место, магазин до сих пор стоит там же. Три года назад мы ездили в Усть-Тым, сфотографировались возле него.

Со временем наши детские игры стали перерастать в подростковые отношения. Мы с Сергеем вместе проводили всё свободное время – жгли костры, ходили в кино, ездили на моторной лодке купаться на другой берег реки Оби. Я уже стала понимать, что в моей душе что-то происходит по отношению к Сергею. Его чувств я не знала. Сейчас я понимаю, что мной двигали только мои чувства. Я была младше его на два с половиной года, но у меня уже были чёткие мысли. Мальчишек было много, но выбор был сделан, я с детства знала, что Сергей – мой будущий муж. Не знаю, на какие чувства я полагалась, но уверенность в этом была твёрдая.

Родители заметили наши отношения, когда мы стали подростками, мне исполнилось четырнадцать лет, Сергею – шестнадцать с половиной, они поняли, что это не игра. Сельская детвора вся знала и понимала, что мы с Сергеем пара – нас так все они и воспринимали, так как социальные уровни жизни были абсолютно разными. Нам пришлось прятать от взрослых наши чувства и отношения. Когда все оставались на виду, мы исчезали, уходили подальше от наших домов под берег, сидели на брёвнах, а комары нас «жучили». Вспоминается сейчас, как мы сгоняли их друг у друга со спины, и понимаю, что это была проверка наших чувств, потому что кому дозволено было – сидели в кладовках в своих пологах от комаров.

Родители Сергея меня никак не воспринимали, называли нас остяками. Отец наш погиб, мы жили очень бедно, у матери на руках – четверо детей. Но сейчас не об этом.

И вот один раз мы с Сергеем спрятались от комаров в старую самоходку, которая стояла на суше, вытащенная на берег. Смотрим: по берегу идёт мать Сергея с палкой, ищет нас под берегом. Посмотрели мы друг на друга и поняли, что спасены, всё равно мы боялись взрослых. Теперь-то понятно, что неспроста мы оказались в этой самоходке – значит, нас уже кто-то оберегал.

Потом Сергей поехал учиться в Томск, поступил в техникум, учиться надо было четыре года – судьба преподнесла нам ещё одно испытание. Будущая моя свекровь успокоилась – всё, победа, такую разлуку невозможно вытерпеть. Но судьба распорядилась по-своему, конечно, для меня это было очень тяжело.

Позволю себе небольшое отступление… В нынешние времена взрослые не обращают внимания на подростков и на их отношения – это напрасно! Ведь маленькое любящее сердце самое искреннее, самое чистое, оно верит в своё светлое будущее, только теперь мне стало понятно слово «ломают». А тогда я с трепетом и огромной своей подростковой любовью старалась всё сохранить.

Мы стали писать друг другу письма, их ждали от Сергея два человека – это я и его мама. Но от людей в деревне невозможно что-то скрыть. Когда приходила почтальонка и чаще всего кидала письмо в почтовый ящик, моя будущая свекровь это замечала, потому что мы жили напротив их дома.

Пошли первые телевизоры, и, у кого позволяли финансы, приобретали их, родители Сергея тоже купили. Моя мать ходила к ним смотреть телевизор, и тогда свекровь тайком спрашивала, знает ли моя мать, что пишет в письмах Сергей.

Так Сергей проучился год. Уехал на второй курс. На зимние каникулы приезжал домой. И когда он должен был приехать, я видела во сне черёмуху всю в цвету. От взрослых слышала, что это к свадьбе. Но какая свадьба могла быть? Я училась только в девятом классе. Но случилось то, что должно было случиться. Каникулы закончились, Сергей уезжал в Томск на учёбу. Самолёт пролетал как раз над нашим домом. Мне казалось – всё, мир рухнул, в деревне никого нет, пустота, я осталась одна, мне страшно. Но приходили письма, самолёты летали исправно…

Итак, наши дружеские отношения перешли в близость. Нас всё больше и больше стало тянуть друг к другу. Родители стали понимать, что они не смогут с нами справиться, это просто невозможно. Две взрослые женщины, две мамы, стали ругаться между собой. Свекровь упрекала мою мать: «Какую ты вырастила дочь!». А моя мама говорила в ответ, что посадит её сына за то, что я малолетка. Пока они таким образом выясняли отношения, наша любовь всё крепла, и окончательно закрепилась моей беременностью. Сергей уехал учиться в Томск на третий курс, я пошла в десятый класс. Тогда я ещё не знала, в каком я положении. Но в конце сентября началась первая тревога, так как не настали те дни, которые должны быть у девушек, в октябре у меня начался токсикоз. Сергей в Томске, я со своими чувствами и со своей ношей одна. Никому ничего не говорила, а сама испытывала ужасные чувства! В голову лезли всякие разные мысли: вдруг Сергей узнает и бросит меня, а ещё школа, моя мать, о его родителях я не думала, мне известна была их позиция, ну и, наконец, деревня – что будет? Мне было тогда пятнадцать лет, шестнадцать исполнится только тридцатого декабря. И вот в такое непростое время мне самой самостоятельно пришлось принимать решение по поводу своей судьбы, о рождении моего первого ребёнка. В эти два месяца, ноябрь и декабрь тысяча девятьсот семьдесят девятого года, можно сказать, с помощью высших сил, решилась моя дальнейшая судьба. У меня была школьная подруга, которой я поведала всё. Её мать согласилась прервать мою беременность. На какое-то время для меня наступило облегчение, что никто ничего не узнает. Я пришла к матери подруги, мы с этой взрослой женщиной стали обговаривать весь процесс действий. Она велела принести бутылку водки, а остальное она сделает сама. По дороге домой я с ужасом представляла всю эту картину, что будет происходить со мной. Выпьет эта женщина всю бутылку водки, и в пьяном состоянии будет прерывать беременность. Тогда я приняла решение не ходить к ней – будь что будет! Я даже не предполагала, что эту бутылку водки она просила для обработки рук и всего прочего. Сейчас-то я понимаю, что тогда надо мной вершилось совсем другое, не то, что хотели люди. И я твёрдо решила, что буду ходить в школу до последнего… Написала Сергею письмо, что у нас будет ребёнок. Мать пока ещё ничего не знала. Но со временем она стала замечать, и в один прекрасный день посмотрела на меня очень строго и спросила: «Кто он?». Ничего не спросила, не расспросила, а сразу задала такой вопрос. Я, конечно, покорно ответила ей, потому что было принято решение оставить беременность. И вот тут она меня наказала, и словесно, и физически, – в общем, как могла, всыпала. Что ещё она могла сделать, женщина? Сейчас мне её очень жаль. Пишу эти строчки и плачу, потому что всё помню и её понимаю. После воспитательного момента она, обессиленная, села на кровать, положив руки на колени, дав понять: что делать? Тем более – она работала в школе техничкой, а свёкор будущий – завхозом. После всего только одно-единственное слово проронила она: «Позор!». А для меня было облегчение, что теперь знает мать.

Вскоре меня вызвала к себе классный руководитель и спросила: «Света, ты ходишь на физкультуру?». Я ответила ей, что хожу. На следующий день я в школу не пошла. Мать запила, и её уволили с работы. На что мы жили – не знаю. Немного погодя её снова взяли на работу, наверное, учитывая случившееся. Сейчас я хочу написать и донести до читателя: «Никогда не опускайте руки! Не подавайтесь критике! Слушайте своё сердце!». На тот момент оно у меня было наполнено любовью, к моему любимому человеку, к моему ребёнку. После Нового года я пошла на работу, меня приняли почтальоном. Моя трудовая биография началась в шестнадцать лет. Двадцать пятого мая тысяча девятьсот восьмидесятого года у меня родился сын, назвала я его Сергеем. Скажу честно, на тот момент я ещё не была уверена, стану ли я женой своему Сергею, сомнения оставались.

Заработала дородовые, получила большие декретные. Но мне не хватило купить всё необходимое для своего малыша, я и сама оделась, купила пальто джерси красного цвета за сто семьдесят рублей, белую паутинку. Казалось, что я стала похожа на полноценную молодую маму. Родился сын – для меня это был подарок судьбы, за то, что пришлось вытерпеть. Первенец – сын, всегда слово «сын» звучит гордо, это сила! Мне было с кем встретить своего любимого человека. Но не тут-то было! Теперь на меня нахлынули чувства – чтобы на меня взглянул не как на девчонку, которая бежит навстречу, а как на девушку, маму с ребёнком, которой нужны забота, внимание, поддержка.

Он приехал. Волосы длинные, до плеч, на концах природные завитушки, рубашка обтянутая, приталенная, брюки клёш с манжетами, туфли на платформе – мечта каждой девушки! Смотрела я на него с замиранием сердца. А что я могла, малолетка, с ребёнком на руках? Но у меня хватило ума, какого-то природного духа занять свою позицию, чтобы Сергей во мне что-то увидел. И мне это помогло. Оба сдали каждый свой экзамен. Мои одноклассники сдавали экзамены по предметам в школе, а мы – экзамены жизни. Ваше богатство зависит от вашей веры – во что верите, то и произойдёт! Он достойно, как полагается мужчине, пришёл к нам в дом. Я обращалась к нему на Вы, что мной двигало – не могу сказать. Наверное, так я утверждалась на тот момент как личность. Принёс бутылку вина «Кагор», сказал: «Полезно». Поцеловал сына! И остался навсегда! Это было шестнадцатого июня тысяча девятьсот восьмидесятого года, а сын родился двадцать пятого мая. Сегодня у нас двадцать седьмое мая две тысячи двадцатого года, сыну уже исполнилось сорок лет. Шестнадцатого июня будет юбилей нашей совместной жизни, сорок лет совместной жизни, сорок лет вместе! Хороший уже багаж, опыт, много событий произошло за эти годы…

Продолжаю писать дальше. За этим моментом, как отнесётся Сергей по приезде из Томска ко мне с ребёнком, наблюдали все соседи. Ни разговоров, ни сплетен, я точно знаю, не было, на моей стороне было большинство, родители молчали. Но судьба у каждого из нас своя, и не напрасно в пословице молвится: «Судьба тебя ударит несколько раз, а ты её – ни разу!». Отвели вечер, нас поженили, только зарегистрироваться не могли, потому что не было восемнадцати лет. Свекровь на вечер не пришла, только свёкор был – он меня принял. Он меня называл хохлушкой, потому что отец мой был украинец.

И вот наступила осень. Мы с Сергеем копали картофель у родителей, свекровь водилась с нашим сыном. И говорит: «Надо же, даже пальчики на ногах такие же, как у Сергея». Я молчу, я-то знаю… Сейчас я хорошо понимаю её, потому что сомнения всегда были, есть и будут у людей всех времён. А Сергею надо уезжать в Томск на учёбу, на четвёртый курс. Мы жили у моей матери. Летом младшие брат и сестра спали на крыше, мать нянчилась с внуками и жила у старшей сестры. В общем, мы практически жили в комнате одни, а у нас была только одна комната и кухня. В комнате стояла железная кровать, диван, и на кухне стояла односпальная железная кровать. Стало прохладно – собрались все в доме: мама, сестра, брат, я, Сергей и наш сын. Семья из шести человек практически в одной комнате.

У родителей Сергея был большой дом, там жили Шавшины, его родители купили у них дом. Перед отъездом Сергей пошёл к ним и попросил взять меня с ребёнком к себе, пока он доучится. Свекровь категорически ответила: «Нет!». Я благодарна судьбе, что мы на тот момент опять выросли, и уже вдвоём принимали решение, как нам поступить дальше. Сергей остался жить у нас, стали мы жить вшестером в одной комнате. Он съездил в город, перевёлся на заочное отделение, устроился на работу в совхоз.

Когда мы жили в деревне Усть-Тым, у родителей мужа были лошади, хорошие лошади! И у нас с мужем была такая пара. Мы с ним устраивали скачки наперегонки. Я очень хорошо ездила верхом на лошади. Мы с ним уезжали за деревню, вставали в одну линию, и по нашему сигналу кони нас несли вперёд. Ощущения захватывающие. Во-первых, лошадь несётся, как стрела, во-вторых, просторы – никаких препятствий. Километр, точно, неслись, при этом я уже носила под сердцем второго ребёнка.

7 ноября от совхоза нам выделили большой дом. Девять окон, три комнаты, две печки (одна из них – русская), кухня, большая кладовка, веранда, сени, два крыльца, большой огород, двор. Мне семнадцать лет, Сергею девятнадцать с половиной годков. Господь и на этот раз проверял нас, справимся мы или нет. Дом был чисто побелен, покрашен, когда мы в него зашли. Мать отдала нам диван, на котором мы спали, поставили его в зал. Застелили покрывалом, раньше были очень красивые покрывала. Себе в спальню поставили односпальную железную кровать, детскую кроватку – и зажили. Вместо штор сначала висели пелёнки, потом я купила тюль по семьдесят копеек за метр, повесили. Свекровь видит, что мы стремимся, дала тюк материала на портьеры. Я сама сшила, повесила. В то время я могла уже шить, вязать, шиньгать (теребить) и прясть шерсть, могла сшить мужские брюки, рубашки, трусы, юбки, платья – этому научилась на уроках по трудовому обучению в школе. Конечно, до совершенства было ещё далеко, но рубашки-косоворотки у меня получались очень хорошо. В феврале муж привёл корову с совхоза, свекровь дала овечку – так мы обзавелись хозяйством.

Но нас опять стала испытывать судьба – Сергея теребит военкомат. Мы с ним прекрасно понимали, что если его заберут в армию, мне сложно будет содержать такой большой дом. Тогда поставили перед собой цель – родить второго ребёнка. Но сразу не получалось, так как сын сосёт грудь, пришлось отучать от груди. Таким образом, маленький сынок тоже принимал участие в нашем будущем. Вскоре я забеременела. Осенью его вызвали в военкомат, Сергей сказал, что у него жена на сносях. «Вот когда родит, тогда и будем разговаривать, а сейчас выполняй требования военкомата», – так сказали ему там. Делать нечего, против закона не пойдёшь. Но надежда, что он не пойдёт в армию, была сильней их законов. И пока он готовился идти в армию, у нас родилась дочь Мариша. Если сын был плод нашей любви, то Мариша усилила наши отношения, потому что мы уже стали ставить цели. Родилась она двадцать девятого октября тысяча девятьсот восемьдесят первого года в Усть-Тыме. Рожать меня отправили в Каргасок последним пароходом, жила там я у своей двоюродной сестры, хантыйки, Пискуновой Галины. Живу уже две недели, а роды не наступают, и тут проявился максимализм молодости. От сестры по домашнему телефону позвонила мужу на работу, в контору, что лечу на самолёте в Тымск, чтобы он меня встретил на лодке. Так и получилось: я на почтовом самолёте с посылками лечу обратно в деревню, где меня, как хозяйку дома, ждут дела. Прилетела я в Тымск, муж был уже в аэропорту. У него спрашивают, как же он приехал, река Тымская стоит. Он ответил, что пробивался. Закутал меня в тулуп, и поехали мы из Тымска в Усть-Тым. С маленькой речки выехали – лёд уже стоял. Поехали по Оби, стоит туман, от воды парит, шугу несёт, а мы глядим друг на друга, и счастливы, потому что вместе, и никакой опасности, которая нас на тот момент окружала, для нас не существовало. У меня заболела спина. Муж предложил пристать к берегу, развести костёр, погреться, но я сказала, что надо ехать вперёд, всё вытерплю. У меня уже начались схватки. Приехав домой, я посолила капусту, помыла полы, и в двенадцать часов ночи всё началось. Сбегали за медиками, их в деревне было двое, одна молодая, ей было двадцать один год, другая постарше, они сильно удивились и были недовольны, что надо ночью принимать роды. В семь часов утра у нас родилась здоровая девочка, четыре килограмма шестьсот пятьдесят граммов весом. Проносят мимо меня, а я говорю: «Ой, какой остяк родился!». Поэтому она, наверное, у нас такая сильная и смелая, что перед родами проделали такой путь! Это было 29 октября 1981 г.

Медпункт стоял в сплаве. Когда узнали, что я родила, несли разные подарки. Чего только не надарили! Всего самого необходимого натащили.

А у меня нет аппетита, нет сил – ослабла. Муж со всей деревней отмечает рождение дочери. Радость двойная – в армию не пойдёт, и дочь родилась богатырка! Так пошла наша жизнь. Как год – так Федот! – как в пословице говорится. Через год, в этот же день, 29 октября, у нас родилась ещё одна дочь, Таня. Муж сказал мне: «Сколько будет – пусть бегают по избе!». Но не тут-то было! Сразу после рождения Мариши я забеременела Таней – через три месяца. Ребёнка решили оставить. Чтобы избавиться от беременности, надо было ехать в районный центр. Всё это не так-то просто! Растут двое детей, Сергей и Мариша, Таня ещё в животике. Когда пришло время рожать, меня отправили в районную больницу. Там родилась дочь Татьяна 29 октября 1982 г.

Домой добираться с новорождённым ребёнком в эту пору очень сложно, транспорт никакой уже не ходил. И вот ночью летит в Усть-Тым вертолёт по санзаданию. Меня с ребёнком отправили. Телефонов нет, сообщить некуда! Прилетели в посёлок, с аэропорта нас на «Буране» в нартах к дому подвезли, но даже не помогли в дом зайти. С ребёнком на руках и сумками я поднялась на крыльцо, а крыльцо у нас было высокое. В сенях я упала, потому что было темно. Правда, ребёнка удержала. А вторые сени были на замке. Муж Сергей вместе с детьми ночевал у своих родителей. Побрела я ночью с новорождённым ребёнком на руках по темноте к его родителям. Горько! Тяжело! И в то же время радостно, что я приехала домой к детям и мужу, да ещё и с прибылью. Постучала в дверь. Открыла мне свекровь и сказала: «А, это ты!». Повернулась и ушла. Не разделила со мной мою радость. Я прошла в спальню, разбудила мужа, мы собрали детей и ночью ушли домой.

Читайте внимательно и не говорите, что у вас какие-то трудности. Чтобы понять, что это такое – их нужно пройти, пережить. Можете ответить мне – сами этого хотели! А я скажу, что благодарна судьбе за каждое преподнесённое мне испытание. С этим я училась жить, ничего не пропускала – видно, у меня такая натура была! Из каждой ситуации я брала какие-то уроки. Себя я ни в чём не винила, только говорила: «Видно, так Богу угодно». В посёлке не было церкви, никто не молился, но у меня всегда почему-то взор был обращён к небу – позднее я поняла, почему я так делала.

Ну вот, живём, растём. Держим хозяйство, у нас были корова, нетель, овцы, куры, свиньи. Все продукты свои – мясо, молоко, сметана, масло, творог. Одна свинья опоросилась, поросят продали и купили холодильник. Муж работает в совхозе. Зимой привозили много рыбы, пересыпали снегом и хранили в ларях. В общем, жили – не тужили.

Летом муж уезжал на покос с бригадой ставить сено, за реку Миля, и жили там. Я во дворе управлюсь, детей парным молоком напою, уложу спать. А сама вечером выйду на улицу, сяду на крыльцо и смотрю в ту сторону, откуда, может быть, милый мой торопится. Иногда так и было. У Сергея был с собой мотоцикл, на речке, где было мелко, он проводил его вброд. И мчался ко мне и деткам. Деревня, тишина, звук мотоцикла далеко слышно. В шесть часов утра он уезжал обратно. А когда этого не случалось, я просто молилась, обращая свой взор к небу, и говорила: «Господи Пресвятая Богородица, сохрани моего любимого Сергея для меня и для наших деток». И с этим ложилась спать, считая, что он для нас сохранён.

Наша дочь Таня родилась, видно, со своим предназначением в жизни. В два месяца отроду обнаружила у неё на щёчке, возле ушка, уплотнение. Я забеспокоилась. Нас отправили в район на обследование, затем отправили в Томск. Там сделали разрез, взяли анализ на биопсию и отправили домой. На тот момент мы с маленькой дочерью перенесли стресс, она – болевой, я – психологический, материнский, у меня даже молоко пропало. Как мы с ней доехали до дома, я не помню. Это сейчас продаётся на каждом углу детское питание, а раньше такого не было. Наверное, дали что-то из больницы, какое-то питание. Когда приехали домой в деревню, это уплотнение стало расти на глазах. Нас опять отправили в район, там дочери поставили блокаду, мы вернулись обратно. Но болезнь прогрессирует. Я перечитала литературу, какая нашлась, а это журнал «Здоровье», там ничего не нашла, что стоит за этой болезнью. Врачи сказали – лимфгемонгиома. Когда в очередной раз нас положили в больницу, я ночью прокралась в ординаторскую, пересмотрела там все их брошюры и нашла. Что я увидела? У меня мозг лихорадочно заработал: что делать? Тут всё складывается так, врачи сказали: «Везите своего ребёнка домой, мы сделали всё, что могли». Тогда я подумала, что не сдамся, что мне всего двадцать лет, кажется, что я уже столько могу! В журнале «Здоровье» нашла адрес Министерства здравоохранения и написала туда письмо, из глухого сибирского посёлка Усть-Тым в Москву. На почте мне сказали, что письмо не дойдёт, только до Томска, и его остановят. Но письмо дошло, мне прислали ответ, что идёт проверка, на самом ли деле дела обстоят так, как я описала. Выяснилось, что всё это правда! Тогда было дано распоряжение в Усть-Тымский медпункт, в районную больницу главному педиатру и в Томск, чтобы была сделана своевременная госпитализация ребёнка совместно с мединститутом. Меня ругали в районе, что им досталось, но я уже их не слушала и не слышала. Жизнь моего ребёнка была намного дороже.

В то время как я боролась за здоровье своего ребёнка, крепились мои чувства к мужу. В мае месяце он уехал в Каргасок, устроился в Каргинский совхоз механизатором. До октября нам пришлось жить одним в посёлке со скотиной и с огородом. Мать жила рядом, очень хорошо мне помогала.

Расставания наши снова надо было пережить. Я часто приходила на берег и всматривалась вдаль, потому что Сергей приезжал на лодке. Когда на реке тишь да гладь, мотор далеко слышно, и лодка движется, как по зеркалу – такое отражение бывает на воде. И я точно знала, что это он едет. Сергей подъезжает к берегу, подходит ко мне и спрашивает: «Ты что, меня ждёшь?». Я говорю: «Да!» – «Откуда знаешь, что это я еду?» – Отвечаю ему: «Чувствую». Эти чувства невозможно передать. Любовь вспыхивала с новой силой. Но приходил час расставания, рано утром надо уезжать. Он приезжал к нам из Казальцева, это недалеко от Каргаска, а от Усть-Тыма до Каргаска сто километров, да потом ещё ехал по речке Шедолга до своей бригады, где работал. Вот так с подогретыми чувствами жили дальше, и я вас хочу уверить, что такие ощущения были лучше, чем сейчас по телефону. Можно спросить: «Как дела?» – «Всё хорошо!» А в то время наши чувства проверялись и делом, и расстоянием.

Прошло лето. Нам с Таней прислали вызов ехать в больницу. И на осень был запланирован переезд в Каргасок, нам дают квартиру. Как нам связать такие два важных события в жизни, где в первом случае будет решаться здоровье нашей дочери, а в другом – переезд нашей семьи в будущее. Опять пришлось решать нелёгкую задачу, и, как всегда, пришлось выбирать самое трудное из трудного. Это для меня сейчас понятно, что Господь любит терпеливых и смелых, а тогда мы руководствовались лишь теми обстоятельствами, которые были. И я благодарю Господа, что выбор был сделан правильный. В сентябре я увезла маленькую дочку в Томск, ей было 1 год одиннадцать месяцев, оставила её в больнице на честность врачей. Успокаивало то, что они должны были отчитаться перед Министерством здравоохранения, и что мой ребёнок будет жив. Так вот почему я пишу, что каждый ребёнок, рождённый в нашей семье, не просто так…

Сын родился – это плод нашей детской любви, родилась Мариша – муж не пошёл в армию, Таня родилась – очень сильно укрепился наш дух. И после неё мы больше не решились рожать детей. Можно сказать, что нам очень повезло, что мы переехали в Каргасок – наша проблема была решена. Увезла дочь в Томск, вернулась в Усть-Тым, стала собирать узлы на переезд. Закололи крупнорогатый скот, остались только корова и телёнок. Поджидая мужа, собрала всю картошку в мешки. А его нет как нет! В тот год осень наступила очень рано. Я разобрала узлы, высыпала картошку в подпол. Вся расстроенная. Связи нет, чтобы лично поговорить. В контору позвонила, мне ответили, что они вывозятся с бригад. Тоска! Не знаю, что делать. Закрайки на реке до середины реки, туманище стоит. А жили мы возле реки. Каждый день наблюдала, что становится всё холодней и холодней, как в сказке про Серую Шейку. И тут ко мне пришёл свёкор и объявил, что последним путём идёт омский большой теплоход – «толкач» его называли, и большая баржа. Спрашивает: «Поедешь в Каргасок? Только баржа будет на тросу». Какой тут трос? Я о нём даже не подумала. Снова собрала узлы, картошку сложила в мешки, собрала детей, скотину. Подошёл трактор с санями. Я с узлами и с маленькими детьми села в сани, корову и телёнка привязали к саням и двинулись в путь. Внутри всё колотилось от страха – куда еду? В неизвестность! А сердце просило и радовалось встрече с мужем. Итак, погрузили нас на баржу со скотиной. Мы с ребятишками в какой-то каптёрке, которая была на барже. Двинулись вперёд, это было 17 октября. Сыну четыре года, Марише три года исполнится 29 октября. Свёкор поехал с нами, ещё были муж с женой, которые жили на этой барже. На улице туман и холод, а в каптёрке тепло, и печка топится. Страха уже не было, потому что ехала вперёд и пока ещё не знала, какая нас жизнь ждёт впереди. Страшно было остаться в распутицу, неизвестность о муже – вот это страшно! А там, где движение, не страшно! Полгода жили без него. Он работал, мы росли и скучали.

Сергей в этот день тоже двинулся за нами на катере с баржой. Не доезжая до Каргаска, возле Киндала, мы разминулись – вот что значит нет связи – нет телефонов, ни созвониться, ни сообщить. Капитан с катера говорит Сергею: «Это не твоя семья там едет с коровой на барже?». Развернув катер, они пытались догонять нас, но не догнали. Решив, что это не мы, повернули и поехали в Усть-Тым. Сергей позднее рассказывал, что когда ночью они пристали к закрайкам, он подумал: «А как грузиться будем? Везде лёд». Подошёл к дому, и у него сжалось сердце, ему показалось, что дом пустой. Вошёл – и точно, нас нет, уехали. И рванули они обратно.

Вот так работают сильные чувства, так бурлит молодость и большое желание жить. Что бы вам ни стоило – всегда двигайтесь вперёд! И Вселенная всегда поможет тому, кто держит курс!

В Каргасок приехали, а там – сюрприз! В ту квартиру, которую нам дали, решили, что уже зима, и никто не приедет, заняла другая семья. Скотину поставили во двор, где дали квартиру, а нас с картошкой и мебелью поселили в двухэтажку на другую улицу. Половину вещей оставили на улице, шифоньер, бочки, которые сразу украли. Шифоньер не успели, потому что он тяжёлый, зато собаки на него хорошо походили. Смотрела я на это всё и думала – вот она, новая жизнь! После ноябрьских праздников к нам пришёл председатель местного комитета из конторы и сказал, чтобы мы собирали вещи и переезжали в свою квартиру. Представление не из самых лучших. Семью с маленьким ребёнком на руках и двумя детьми постарше выселяют, потому что им дали квартиру эту, в которой нам пришлось поселиться, а они нагло заняли нашу. Вытащили вещи и мебель на улицу, цветы, кастрюли с едой, а нас заселили в нашу квартиру. Зрелище не из приятных, но такова жизнь. В этот промежуток времени, пока с восемнадцатого октября тысяча девятьсот восемьдесят четвёртого года до седьмого ноября жили в двухэтажке, муж успел съездить в Томск за Таней. Врач прислал телеграмму: «Можете забрать ребёнка. Он здоров». Сейчас я даже сопоставить не могу, как я со всем этим справлялась: корову с телёнком надо накормить, подоить, и всё это на другой улице. Дети маленькие дома, всё делала бегом. И вода у нас с крана не бежала, и центрального отопления не было… Хорошо, что была стиральная машина с центрифугой. Воду носили из колодца для скотины, для бани и домой. Как жили, а выжили! Это для тех, кому сейчас живётся плохо. Нам было хорошо, у колодца все новости узнавали, завязывалась дружба. Честно сказать, в Каргинском совхозе было три улицы, они принадлежали совхозу. Кажется, что все жили одной огромной семьёй, приходили на помощь, если понадобится, если праздник – то «гурьбой». Не было различия на богатых и бедных – мы были все одинаковые, у всех дети, скотина, забота общая. Это после перестройки люди стали по-другому относиться друг к другу, кто-то смог выстоять в эти суровые годы, а кто-то сломался.

Устроилась в детский сад на работу. В двадцать четыре года моя фотография висела на Доске почёта за честный добросовестный труд. В тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году нам перестроили дом. Дранку набить помогли работники бухгалтерии с Серёжиной работы. У нас в садике строили новый корпус, там работали штукатуры, я предложила прорабу с совхоза их услуги – они согласились. И работа закипела! Один день они работали на объекте, вечером шли к нам. Я бегом управлялась, готовила еду, а муж был на покосе. Приходилось многое делать.

Первого сентября дети пошли в школу, и мы заняли одну заштукатуренную спальню. Вторую спальню, кухню и коридор ещё делали. Да, пахло раствором, было сыро, всё сохло. Но у нас не было выбора – либо в балке, в котором мы жили летом (а уже наступила осень, стало холодно), либо в доме. После штукатурки пришли девчата из детсада, и мы выбелили дом на два раза. В конце октября всем детским садом справляли у нас новоселье. Подарки, которые дарили нам на новоселье, до сих пор живы. И никто не помышлял, что надо платить какие-то деньги. В ту пору людям делали добро безвозмездно.

Когда муж был на покосе, я начинала скучать. Для меня не было никаких препятствий. Дети уже подросли и могли сами шагать по дорогам. Мы садились на теплоход «Заря» и ехали до п. Казальцево. А там я приблизительно знала дорогу до бригады, где работал Сергей. Он в ту пору косил траву на тракторе. Телефонов не было. И вот вышла я на берег с двумя маленькими детьми, и пошли мы с ними по лесной дороге в сторону бригады. Никакого присутствия страха не было, никаких мыслей про волков и медведей в голове не было. Была цель встретиться с любимым человеком. Расстояние было километров восемь. Услышав звук трактора, мы свернули с дороги и пошли на звук. Потом мне муж рассказывал: «Когда я увидел вдалеке на скошенных лугах женщину с двумя детьми, я не сомневался, знал, что на такое может пойти только моя женщина». Что я могу сказать по этому поводу? Сама Вселенная оберегала нас.

Дети наши подрастали. Стали мы их брать с собой на рыбалку, за ягодой, грибами. Всегда заготавливали очень много всего на зиму, и всё съедалось. Может, потому, что из магазина ничего не брали. У нас была большая лодка «Прогресс». Усадим, бывало, всю свою семью вместе с собакой, и поехали. С собой брали хлеб и соль, сахар, остальное всё добывали. Всякую рыбу ловили, и белую в том числе – кастрюков, стерлядь, нельму. Бог миловал – ни разу не останавливал нас рыбнадзор. Или, может, мы не в таких масштабах ловили. Но нам на жизнь хватало – мясо своё, молочко, рыба, дикоросы. Что ещё нужно для счастливой жизни? Один раз сын на перемёт поймал большую севрюгу. Он тогда учился в девятом классе, так она была с него длиной. Мы её сразу на берегу в траве разделали, потому что стояла жара. Рыбину сохранили, так как соль всегда возили с собой.

Всегда брали лесную чёрную смородину и черёмуху. А сколько груздей возили! Другие ребятишки играют, а наши трудятся. Один раз соседская девочка спросила у своей матери, можно ли так заставлять детей работать. Мать ответила, что можно, она понимала, что мы не забавляемся, а приучаем к труду. Зато сейчас не подставляем руки – наши дети сами знают, что делать. Они на рыбалку ездили наравне с нами, и им это нравилось. Однажды Маришу заставили плыть через озеро, чтобы переправить верёвку, не на глубине, естественно, а в тупике – так она об этом до сих пор помнит. Все свои знания, умения, навыки передавали детям, учили всему, что самим было передано нашими родителями.

Когда дети выросли и разъехались кто куда, мы с Серёжей вдвоём рыбачили. Один раз были на рыбалке недалеко от Каргаска, его даже видно было, но ничего не добыли. Остались ночевать, одни, никого нет, Каргасок светится огнями. Мы лежим в лодке на решётках, ничего нет, так как ночевать не собирались, смотрим в звёздное небо и думаем каждый о своём. Говорю мужу: «Серёжа, а где наша звезда?». Понимали, что силы уже не те и здоровье уходит, всегда промышлять не будем. Белой рыбы добывали очень много. У нас была тележка, нагрузим рыбой эту тележку и тащим из-под горы домой. Тишина, все спят в своих тёплых постелях, а мы идём мокрые, холодные, но с добычей. Господь говорил нам: «Идите, и вам воздастся», как говорится, «дорогу осилит идущий». А сколько ореха готовили, ягоды всякой, клюквы. Эти болота ни мы, ни наши дети никогда не забудут. Но зато имели всё своё и ни в чём не нуждались. К концу лета лицо у меня было просто «копчёное» – настолько его ветром, водой и солнцем обветривало. Сергей в лодке держал газ, а я всегда за «штурвалом», лицо прятать не было возможности. За зиму загар с тела не успевал уходить – мне казалось, что моё тело смуглое. Народ называл меня «рыбачка Соня».

И вот наступил тысяча девятьсот девяносто восьмой год. Сын ушёл служить в армию, в Юргу. А уже шла война в Чечне. Полгода не было писем, меня успокаивали, что они сейчас в учебке, как пройдёт учёба – напишет. И вот сижу я дома, пряду шерсть, заходит ко мне почтальонка домой, но в почтовый ящик не скинула ничего. С нашей округи только один наш Серёжа ушёл в армию служить, и все знали, как я переживаю. Сейчас пишу эти строчки и плачу – так переживаю те моменты. Холодок прошёл по спине, когда почтальонка зашла и протянула мне письмо, сказала, что оно от командира части, даже открывать боюсь. Почтальонка села рядом со мной на стул, я распечатала письмо, потихоньку вытаскиваю и сама в это время вижу, что написано: «Ваш сын со всей бригадой (а он служил в бригаде быстрого реагирования) ушёл на войну в Чечню». Я заплакала, почтальонка спрашивает: «Ну что там?». Я одно слово только сказала: «Чечня!» – «Ну, слава Богу, жив!» И вот тут-то опять началось! Я нашла телефон Комитета солдатских матерей и постоянно была на связи с ними. У нашей соседки был телефон, я платила и постоянно разговаривала с Комитетом солдатских матерей. Заметка в газете о Серёже до сих пор хранится у меня, хотя прошло уже двадцать лет, и по телевизору их показывали, они слали приветы в далёкую Сибирь. Всё это надо было пережить, и если бы я в ту пору не пила бражку, я бы, наверное, не выжила. Сын вернулся домой живой и здоровый! Правду говорят: «Судьба столько раз ударит тебя, а ты попробуй ударить её хоть один раз!». Это было испытание материнских чувств, которое ни с чем сравнить нельзя!

Не буду говорить, что всё гладко было и в наших отношениях с Серёжей – судьба всегда проверяет на прочность всё, что нас окружает. Не скажу, что наш брак пошатнулся, но испытания на прочность наших отношений были серьёзные. Я благодарна судьбе, что мы справились с этими испытаниями. Сейчас, когда прошло много лет, мы стали мудрее, и я благодарю Господа, что мы сохранили друг друга для себя. А ведь могли разрушить всё! Вот что я хочу сказать: как бы тяжело ни было, кто бы ни встретился вам на жизненном пути, сохраняйте свои чувства и отношения до последнего! Это просто уроки, которые нам даются, и если мы справимся с ними – нам их больше не посылают. Не ищите лёгких путей – их просто нет! Есть жизнь, которую нужно прожить, чтобы потом не было мучительно больно…

За каждый содеянный шаг благодарите Всевышнего, за опыт, который вы приобретаете. Мудрый человек – это не тот, который много знает, а тот, кто совершил много ошибок в жизни, так что не бойтесь их совершать! Страх – это своего рода тоже грех, конечно, в пределах разумного, но не надо специально идти на такой шаг.