Журнальный мир

Какое замечательное дело – создание домашней библиотеки.. Как важно, чтобы она была в каждой семье. Интернет даёт огромные возможности в получении информации. Но общение с книгой – это совсем иное.

Я начал постоянно и целенаправленно покупать книги с 1977 года, отслужив в рядах Советской Армии положенные два года (в казарме умудрялся много читать, хотя командованием подобное не поощрялось), а значит уже повзрослевшим человеком, понимающим, зачем ему это нужно.

Покупал книги разборчиво и по разным направлениям: литературоведение, естествознание, путешествия, биографии, кинокритика, политика зарубежных стран, дневники и мемуары, эпистолярное наследие, публицистика, жизнь животных, музыка – классическая и современная, классическая проза и поэзия – русская и зарубежная…

Мне всё было интересно. Читал ежедневно, с жадностью. Какая-то из книг всегда была при мне – в сумке или портфеле, в кармане куртки или просто в руке. Я читал стоя на остановке дожидаясь автобуса (летом и зимой), затем в нём самом – свободном или переполненном, в промороженном зимнем трамвае и в устало стрекочущем позднем (почти ночном) троллейбусе. Меня никто не заставлял этого делать – тут сказывалась интеллектуальная неудовлетворённость.

Выработанная тогда привычка осталась со мной по сей день. Отправляясь в дорогу, я обязательно думаю, какую бы из книг с собой взять? И лучше всего из забытых, так и не прочитанных. А таких не мало. Купленная книга, случается, оказывается на самой верхней полке стеллажей. Ты о ней знаешь, время от времени её переставляешь, перелистываешь… И вот, что называется, руки доходят. Зато как радостно неожиданное открытие.

В моём деревенском доме, в котором появляюсь только летом да ранней осенью, таких неожиданных книг всё ещё достаточно. Зато, может быть, прочитай я её сразу и такого впечатления, как спустя годы, не получил бы. Всему своё время и свой срок.

Подобным образом пришёл ко мне в руки и том, выдержки из которого я сейчас хочу привести.

Приехал в свой деревенский дом.

«Как же рад вновь вернуться за рабочий стол, к книгам на стеллажах и на полках», — первая фраза, которая пришла на ум после того, как привезённые из города вещи были разложены по своим местам, открыто окно, и особый деревенский покой с пением птиц не ворвались, а вплыли в мою комнату.

Во время телефонного разговора вдруг пришла мысль: всё проходит — дожди и засухи, холода и зной, пожары и наводнения… Всё проходит, и во время этого движения неумолимо становится меньше и меньше огрызочек всякой индивидуальной человеческой жизни. Это-то больше всего, даже если не осознаём, нас и мучает.

Для разбега перед намеченной работой взял полистать (да и вчитался) книгу статей и репортажей Константина Симонова и Ильи Эренбурга «В одной газете» (Издательство Агентства печати Новости. М.: 1984). Как понял — тут материалы, опубликованные писателями в 1941-1945 гг. на страницах газеты «Красная звезда». В предисловии составителя Л. Лазарева уточняется, что ряд статей Эренбурга, не имеющих названия (вместо заголовка стоит число их написания), писались им для зарубежных изданий.

«Рукописи этих статей были обнаружены уже после смерти Эренбурга, и на русском языке они впервые были изданы несколько лет назад, составив книгу «Летопись мужества»… В статьях Эренбурга 1942 и 1943 годов… самый больной вопрос во взаимоотношениях с союзниками: …военные руководители западных стран тормозят и саботируют высадку армий на побережье Франции… что зарубежная пропаганда нередко очень преувеличивает и военные усилия союзников, и размеры их поставок Советскому Союзу. Он постоянно подчёркивает, что советский народ несёт главную тяжесть борьбы с фашизмом, что вклад союзников… не идёт ни в какое сравнение с теми жертвами, которые приносит… советский народ».

Я специально выписал цитату из предисловия 1984 года, чтобы показать, как со временем изменились в оценках национальные акценты.

Но начну по порядку, с публицистики 1941 года.

«Фраза «Победа будет за нами» ещё четыре месяца тому назад была газетной фразой. Она превратилась теперь в гул русских лесов, в вой русских метелей, в голос русской земли».

Так написал Эренбург 25 октября 1941 года. А так Симонов о том бое, над полем которого позднее завещал развеять свой прах после смерти:

«Грозное русское «ура» совершенно неожиданно обрушилось на переправившихся через реку немецких солдат… многим поневоле пришлось всё-таки испытать на себе силу русского штыка» (5 июля 1941 г.).

И первый и второй в статьях и репортажах о стране говорят, как о России, а о солдате — как о русском солдате и совсем не упоминают СССР, выражение «советский народ».

Симонов пишет очерки «с места события» — о походе к румынскому берегу на подводной лодке, о бое полка прикрытия, о вылазке в составе группы разведчиков в тыл к немцам на Севере, о лётчике-ассе Коваленко, истребителе вражеских истребителей…

Эренбург — либо об оборонительно-тыловой службе противовоздушного прикрытия столицы, либо статьи аналитическо-осмысливающего плана.

Здесь есть о чём поразмышлять и в наше время.

«Гитлер утверждает, что против России идёт «коалиция государств». Может быть, он спросил финнов, хотят ли они умирать за «Великую Германию»? Может быть, он осведомился, желают ли словаки стрелять в своих братьев-русских? Нет, он приказал, и его наёмники — …Муссолини, …Тисо, …Антонеску, … Рюти не осмелились возразить».

Далеко ли это от утверждений и действий нынешних США?

Непостижимо, с какой точностью всё в истории человечества повторяется — как по раз и навсегда написанному сценарию. Только Россия в третьем десятилетии XXI века уже не та. Как сказал её президент: «Зубы выбьем, кто к нам полезет с желанием откусить от территории России».

Ну, да в сторону книгу, пора приступать к главному делу.

Как заметил Константин Симонов в статье, опубликованной 6 мая 1944 года в газете «Литература и искусство»: «Бывают писатели с неистощимой выдумкой — это хорошие писатели. Бывают писатели с неистощимым сердцем — это большие писатели».

И то, и другое — вершины мало кому достижимые.

После работы над текстом рассказа, вечером, при свете настольной лампы, вновь беру в руки книгу.

Цитата из статьи Эренбурга, предназначенной для иностранных изданий (20 апреля 1942 г.).

«…на нашем огромном фронте английские и американские истребители и танки — это отдельные эпизоды. Достаточно вспомнить, что все заводы Европы работают на Гитлера. И Гитлер самолёты не коллекционирует. Гитлер не копит свои танки — его самолёты и танки не во Франции, не в Норвегии, они даже не в Ливии — они перед нами и над нами…

Накануне весны мы говорим о втором фронте как о военной мудрости и как о человеческой морали. Так мать, у которой все дети на фронте, глядит на другую — её дети дома…»

Это ответ из 1942 года тем, кто говорит, что победили немцев и общеевропейский фашизм США и Англия, а СССР только и был не разгромлен Гитлером потому, что ему помогали страны союзницы. Это свидетельство очевидца, голос из военного времени!

Который год на нашей черёмухе возле дома поёт соловей. Я уже отношусь к нему, как к домашнему обитателю. Не знаю, сколько живут эти птицы. Вернее всего — это не один и тот же. Но вот чем-то особенно приглянулась черёмуха этому пернатому братству. Возможно, тем, что вместе с двумя рябинами, берёзой и разросшимися кустами сирени им сверху кажется, что перед домом моим маленький лесок. Все деревья, когда-то нами посаженные (кроме сирени), разрослись вольно, единой пышной кроной, высоко.

Всё продолжаю идти с Симоновым и Эренбургом (год за годом) по дорогам той страшной и Великой войны, совершенно иначе (фактами) начиная её ощущать, понимать. Словно прошлое никуда не ушло, не кануло в вечность, а продолжает обжигать чувства токами, сокрытыми где-то между строк. И то, о чём спорят современные политики и политологи, ясно видится и понимается.

«Когда мы говорим «Россия», мы этим не выделяем того или иного народа. Слово «Россия» теперь не название государства, а нечто глубоко внутреннее, связывающее нас с нашей историей, Вторую отечественную войну с Первой, молодого красноармейца с Суворовым, колыбели детей с могилами предков (И. Эренбург. «О патриотизме» 14 июля 1942 г.).

Моя рукопись всё дальше и дальше продвигается вперёд. Растёт стопка перевёрнутых листов бумаги на столе слева от меня. Она уже имеет свой ощутимый размер и вес. Какое же ни с чем не сравнимое удовольствие держать её в руках, ощущая с каждым днём прибавления веса в ней. Уже не огорчает качество написанного. Главное — довести работу до конца. А уж там потрудимся, попытаемся повесть привести в божеский вид, в удобочитаемый.

Сижу за столом. Передо мной открытое окно, в которое время от времени врывается порывистый, хулиганский ветерок. Сбрасывает листы с заметками на пол. Не сердясь, их опять поднимаю на стол.

За окном тихо, только птицы поют, да иногда зашелестит потревоженными ветвями сирень. Слегка колышется высокая трава и цветы. Что же ещё нужно для того, чтобы сосредоточенно и упорно работать.

Всё-таки удивительно, как разворачивается действие в повести. Ещё утром я представлял одно общение героев друг с другом, а за рабочим столом, по мере написания текста, вдруг ловлю себя на мысли, что они ведут себя совершенно иначе. И удивляешься этому изменению, и в то же время ничего не можешь поделать. В этом загадка всякого творчества. Возможно — главная. Рождённые тобой герои живут своей жизнью, чаще, отдельной от той, что уготовил для них писатель.

Молодые соседи привезли в деревню двух собак. Одна большая, сильная, чёрная и невероятно добрая. Со всеми играет, ко всем ластится. Она и у меня уже несколько раз попросила её погладить, со мной крутилась, пока я убирал с изгороди прогнившую жердь, обошла со мной весь наш двор.

Другая маленькая, белая, с большими рыжими пятнами на спине. Если слышен в деревне лай, то это её голос. Но сегодня, работая за столом, увидел в окно, как она, играя, задирает большого пса. Рычит на него, хватает за пасть. Тот отпихивается, убегает, но маленькая — пристала, как репей. Кажется, чёрный пёс, с его-то пастью, мог играючи перекусить забияку, а вот не трогает. Та же от безнаказанности только больше распаляется. Ну чем не пример для нас, людей?

Прочитал очерк К. Симонова (всё из той же книги) «На старой смоленской дороге». Вот бы что прочитать перед немецкими парламентариями мальчику «Коле из Уренгоя», а не сочинение с сожалением о безвинно погибшем пленном немце. Сколько десятилетий прошло, а и теперь без слёз всё это узнавать невозможно. Почему этого очерка (или подобного ему) нет в школьных учебниках?

Быстро, быстро мы прощаем своих врагов, не давая им осознать своей вины перед Россией. Знаю, что повторяюсь, но в сердце-то кипит.

«Вот следующая за Вязьмой деревня, овраг, в котором лежат ещё не закопанные, вчера только убитые старики и женщины. Одна из них лежит, закинув голову, судорожно прижав к груди убитого ребёнка».

«Они мстительно взрывали улицу за улицей, дом за домом, пока не взорвали всё — от первого и до последнего. И вот мы стоим на одной окраине города, и нам насквозь видны снежные поля, идущие за той стороной города — весь город виден насквозь, потому что его больше нет, он перестал быть городом».

Из таких страшных, жутких картин весь очерк очевидца — трупы расстрелянных, сожжённых, невинных русских людей. Никто за эти смерти так по-настоящему и не ответил.

Из статьи И. Эренбурга «Судьба Европы» (19 марта 1943 г.):

«Гжатск значится на карте, он значится в сердцах, но его больше нет на земле. По последнему слову техники вандалы — вандалы нашего века уничтожали город. Они взрывали толом ясли и церкви… В районе половина деревень сожжена, уцелели только те деревни, из которых немцы убирались впопыхах под натиском Красной Армии. Мало и людей осталось. Шесть тысяч русских немцы угнали из Гжатска в Германию… По улицам города шли малыши двенадцати-тринадцати лет, подгоняемые прикладами: это немцы гнали детей в рабство. Порой угоняли целые семьи, целые сёла. Район опустел».

Продолжу выписки из статей Эренбурга.

«Если в других странах мы можем говорить о частном предательстве… то во Франции приходится признать наличность групповой измены. Верхушка французского довоенного общества оказалась частично гнилой. Немцы нашли изменников оптом; с дельцами, с генералами, с журналистами и с политиками» (10 августа 1944 года).

«Лейтенант Битти, командовавший десантной операцией в Сен-Назаре, был взят немцами в плен. Английское командование наградило лейтенанта орденом Виктории. Немецкий комендант лагеря, выстроив пленных офицеров, огласил приказ о награждении Битти… (этот эпизод Эренбург цитирует из газеты «Дейли Мейл» от 4 августа 1943 г. – В.С.). По словам газеты, он «горячо зааплодировал».

И далее:

«Немецкий комендант поздравил Битти, что было джентельменским поступком».

«Русских военнопленных фашисты кормят отбросами, — продолжает Эренбург, — заставляют их руками собирать испражнения, подвергают их изощрённым пыткам» (13 августа 1943 года).

«Англия запретила детям до 16 лет смотреть фильм «Разгром немцев под Москвой»: зрелище виселиц, воздвигнутых гитлеровцами, и трупов замученных немцами признано для подростков безнравственным. Я знаю пятнадцатилетнего русского, он партизанит. Его мать убили, сестру изнасиловали… Описание фашистских зверств в России некоторые англичане и американцы считают безнравственным чтением» (13 августа 1943 года).

«Один наш батальон был сформирован из уроженцев Курской области… И вот пришли страшные известия. Лейтенант Колесниченко узнал, что его отец повешен в селе Медвинка. Мать капитана Гундерова немцы расстреляли. Красноармеец Бородин прочитал, что немцы замучили его мать и расстреляли двух братьев. Лейтенант Богачёв — расстрелян отец, убита жена. Красноармеец Луханин — расстреляна жена. Красноармеец Карнаухов — убиты двое детей и сестра. Красноармеец Барышек — расстрелян отец; дядя, не выдержав издевательств немцев, наложил на себя руки. Красноармеец Орехов — жена приговорена к повешению. Красноармеец Есин — расстреляны дядя, жена его и дочка. Красноармеец Бридин — убит племянник, пятилетний мальчик. Красноармеец Рыбалко — расстрелян зять. У девятерых семьи угнаны в Германию. У тридцати двух дома сожжены. Это всё в одном батальоне». («Изгнание врага» 9 сентября 1943 г.)

«Передо мной секретное донесение командира Судетской дивизии генерал-лейтенанта Деттлинга. Записка озаглавлена: «Настроение местного населения». Вот что пишет немецкий генерал: «Подавляющее большинство населения не верят в победу немцев… Молодёжь обоего пола, получившая образование, настроена почти исключительно просоветски. Она недоверчиво относится к нашей пропаганде. Эти молодые люди с семилетним и высшим образованием ставят после докладов вопросы, позволяющие сделать заключение об их высоком умственном уровне… Они читают ещё сохранившуюся советскую литературу. Эта молодёжь сильней всего любит Россию…» («Душа России» 11 ноября 1943 г.).

Ночь. Не мог уснуть. Встал и вновь начал читать об ужасах войны. В два часа запели птицы. Сразу многие, разноголосые. Вновь решил попытаться уснуть, но в голове вертится прошлое.

Из последней статьи Ильи Эренбурга в книге «В одной газете…»

«Недавно Франция отметила трауром годовщину уничтожения Орадур-сюр-Глин. Президент Бенеш выезжал на пепелище Лидице. Я думаю о наших Орадурах, о наших Лидице. Сколько их? Если пойти из Москвы на Запад, к Минску, или на юг, к Полтаве, или на север, к Ленинграду, увидишь повсюду развалины, пепел, могилы… И повсюду уцелевшие жители будут рассказывать о том, как качались на виселицах старики, как матери пытались спасти младенцев от палачей, как горели дома с живыми людьми…

После Первой мировой войны Западная Европа жаждала одного: забвенья… Уже Дуче готовился к захвату Рима, уже показался Шлагеттер и немецкие путчисты… а люди, жаждавшие быть обманутыми… восклицали: «Войны больше не будет!» (…) В те годы на стенах Парижа можно было увидеть «человека с ножом в зубах». Русские тогда считались варварами, жаждущими уничтожить цивилизацию, а фашисты — шаловливыми, но благородными юношами. Болезнь роста. (…) Нужно помнить, что путь в Освенцим лежал через Мюнхен» (16 июня 1945 года).

Читаешь такое, и жутко становится от закономерности повторения истории, которая, увы, ничему не учит.

Можно не гадать, а с уверенностью утверждать, что нас ждёт впереди.