Каково это: «почувствовать себя миллионной долей тонны»?

Каково это:

«почувствовать себя миллионной долей тонны»?

3 место в конкурсе «Смотрю на сцену я»

Здесь нет негодяев в кабинетах из кожи,

здесь первые на последних похожи

и не меньше последних устали, быть может, быть

скованными одной цепью

Илья Кормильцев

 

Обычно студенты-кукольники используют для отработки мастерства кукловождения гапиты — деревянные заготовки тростевой куклы. Это, в буквальном смысле, голова и две руки, от которых идут железные трости, а вместо туловища — занятный механизм, позволяющий этой кукле двигаться: крутить головой, ходить, удивляться, словом, жить, поскольку кукла без движения — это просто деревяшка. Гапиты совершенно невыразительны — у них нет ни глаз, ни рта, ни каких-либо отличающих их друг от друга признаков. Какой же от них прок? Мастерская Руслана Кудашова, главного режиссера Большого Театра Кукол, нашла им самое выгодное применение — это жители замятинского Единого Государства.

Руслан Кудашов на момент выпуска спектакля всего три года был главным режиссером БТК, и столько же вел свой первый актерский «кукольный» курс в Академии театрального искусства. Для него «Мы» — это еще один эксперимент со студентами, наряду со спектаклем «Человеческий детеныш» по «Маугли» Киплинга. Но при этом не первый спектакль для взрослой аудитории. До «Мы» были «Маленький принц», «Вий» и «Холстомер». Кудашов всегда немного смещает акценты, заданные автором произведения, заставляя зрителя пофилософствовать. Он стремится разобраться, что же такое — человек, каково его место в этом мире, как он мыслит и чувствует. Спектакль «Мы» не стал исключением.

Евгений Замятин написал роман-антиутопию «Мы» в 1920 году. В сущности, если сказать, что автор описывал то, что видел в родной стране — ошибиться не получится. Сам Замятин говорил, что «Мы» — это «сигнал об опасности, угрожающей человеку и человечеству от власти машин и государства». Безусловно, он гиперболизировал (или предвосхитил?) явление тоталитаризма. Герои романа, нумера, не имеют имен, только набор цифр и букв. Они работают исключительно на благо Единого Государства. Замятин доводит идею такого государственного строя до абсурда. В зарождающемся коммунистическом строе он увидел абсолютное уничтожение личности человека. А зарождающийся коммунистический строй, в свою очередь, запретил публикацию романа. В Советском Союзе «Мы» увидели только в 1988 году. Роман был опубликован в журнале «Знамя».

«Мы» БТК — антиутопия в двух действиях, увидевшая свет в 2009 году, но до сих пор не потерявшая своей актуальности. Тогда это была студенческая работа. В ходе спектакля это заметно: он будто разбит на отдельные эстрадные номера и этюды с куклами, но это скорее достоинство, чем недостаток. Работа с невыразительным гапитом требует некоторого разнообразия, поэтому режиссер чередует куклу и так называемый «живой план», когда артисты (в черных комбинезонах и с черными беретками на головах) выходят на площадку без куклы. На этом чередовании и построен спектакль. Режиссер берет от романа форму и сюжетную линию, смысловое же наполнение выстраивает, исходя, вероятно, из собственного мироощущения. Как и в предыдущих его работах, в «Мы» прослеживается идея человечьей любви. Именно человечьей, не человеческой, потому что «человеческий» — относящийся к человечеству, к обществу в целом, а «человечий» — относящийся исключительно к человеку.

Жители Единого Государства, нумера, все, как один, ждут завершения постройки Интеграла, чтобы «проинтегрировать уравнение Вселенной», а значит, подчинить весь мир математическому расчету. Поэтому в Едином Государстве запрещены любые проявления чувства, какой-то слабости: у нумеров нет родителей, им строго-настрого запрещено курить и пить, по ночам они должны спать, для них это такая же обязанность, как работать.

Благодетель, белолицый шут в официальном костюме (в исполнении Михаила Ложкина), управляет толпой гапитов под ауцыоновскую «Жидоголоногу». Он задумчив и внимателен, его задача состоит в том, чтобы ни один нумер не выбился из массы. Благодетель здесь — главный кукловод, которому подчиняются все. Благодетель Замятина — функция, тяжелая, всемогущая функция, цель которой — держать под контролем Единое Государство. Благодетель Кудашова похож на кота, играющего с полумертвой добычей: он подвижен, улыбчив, внешне интересен, но при этом совершенно не теряет контроля.

Пространство — черная коробка, огороженная красной нитью. Это преграда, за которую нумера не выходят, причем у них даже мысли не возникает это сделать. Все замечательно, все хорошо, время часовой скрижали — прекрасные сколько-то там часов, а значит, нужно идти в аудиториум или на работу, или еще куда-нибудь. День нумера расписан по часам.

D-503 записан на О-90. Это значит, что им выдадут розовые книжки друг на друга, и вечер они проведут вместе. Практически каждый вечер нумеров заканчивается так: они разбиваются по парам и идут по домам. С одной стороны, Кудашов обыгрывает это достаточно прямо: гапиты совершают недвусмысленные движения, артисты издают также недвусмысленные звуки, и в первый раз это выглядит немного дико. Но, с другой стороны, это еще один способ показать, насколько жизнь нумера подчинена распорядку Единого Государства. К тому же, на фоне таких механических действий любовь, вспыхивающая между D-503 и I-330, выделяется особенно ярко.

Еще один интересный ход — на протяжении всего спектакля главных героев, D-503 и I-330, играют разные артисты. В итоге их получается пять пар. Возможно, это связано с этюдами, над которыми работали студенты. Но мне кажется, что в этой смене состава можно заметить изменения внутреннего состояния героев.

Второе действие начинается с эстрадного номера на песню того же Аукцыона «Слон». «Ложь даст любовь» — чем не определение этого идеального мира? Незачем нумерам знать о том, что в Едином Государстве есть двойные стандарты: они ни курить, ни пить не могут, а Благодетель может. Незачем им знать и том, что есть вообще что-то за пределами Единого Государства. И о любви им знать не нужно. Все, что им нужно любить — Интеграл и Благодетель — у них уже есть.

Но есть в этом механическом мире человек, которому чуждо его устройство. Это Слепая. Она практически на протяжении всего спектакля сидит слева на авансцене. У нее такое же белое лицо, как у Благодетеля, но на нем красным пятном выделяются губы, из которых изредка можно услышать слова. Но услышать — не значит понять: говорит Слепая на немецком. Вся в лохмотьях, растрепанная, рыжая, она качает головой и играет с зеркальцем, луч от которого солнечным зайчиком иногда освещает лица D-503 и I-330.

Благодетель показывает нумерам удивительный механизм, с помощью которого они смогут производить (именно производить — практически на уровне машины!) музыку. К слову, это мясорубка, ручку которой он крутит, они поют-поют и радуются — еще один навык, ранее требующий невообразимых мук вдохновения, читай — неизвестной формы эпилепсии — покорен. Благодетель предлагает I-330 показать остальным, как создание музыки выглядело раньше. I-330 встает на место Благодетеля. Это актриса, с ней рядом нет куклы. Едва перебирая пальцами воздух, она как бы играет «Похороны куклы» Чайковского. Эта композиция и дальше будет звучать в спектакле, как только нумера будут готовы чувствовать, будут готовы опустить гапиты вниз головой и посмотреть наконец друг другу в глаза.

Невероятно актуальная сцена выборов Благодетеля. Открытое голосование за одну кандидатуру. Находятся-таки несогласные. И под «Профукал» Аукцыона артисты с гапитами наперевес мечутся по сцене, насмерть зашуганные Смотрителями. «Истыкал. Плакал. На кол!» — слышится хруст гапита, вверх летят щепки. Благодетель закуривает. День Единогласия, что тут сказать.

Снова «Аукцыон». Нумера падают. Гапиты падают. Спадают черные беретки с голов, пелена с глаз:

Кажется, у вас образовалась душа!

Это очень опасно?

Неизлечимо!

Все артисты, все пять пар D-503 и I-330, наконец находят в себе то самое, человеческое. Это кульминация, то, к чему нужно было прийти, то, ради чего все и затевалось. Они целуются. Они заглядывают за красную нить и удивленными глазами смотрят на зрителя. Душа — своеобразный показатель того, что ты жив, что твоя человечья сущность не прогнулась под давлением системы. Ты можешь любить и быть любимым. Ты можешь создавать. Бунт, уничтожение Интеграла — все уходит на второй план.

Стоит помнить о том, что «Мы» — это антиутопия. Ни стремительное развитие, ни прозрение D-503, ни самоопределение его как личности ничего не меняют. Благодетель сильнее. D-503 провели операцию по уничтожению фантазии. Он ничего не помнит ни о I-330, ни о том, что является личностью. Он снова винтик машины под названием Единое Государство. Благодетель садится на табуретку, устало снимает рубашку, ему приносят таз с водой. Смывая белую краску с лица, он произносит слова, предназначенные D-503. Переодевается в черное. Берет в руки гапит. Встает в ряды нумеров. Выходит, Единое Государство — это только идея. Ты сам себе нумер и Благодетель, сам жертва и палач. Нет черного и белого, нет хорошего и плохого, есть человек с бесконечными противоречиями внутри, с болью, с искренностью, с ненавистью и с верой в прекрасное.

Спектакль «Мы» до сих пор живет в репертуаре БТК. Кажется, это не только дело рук администрации театра. Это, скорее, необходимость — необходимость поднимать эти вопросы, говорить. Этот разговор идет уже без малого десять лет. Режиссер переходит к другим формам, материалам: вместо антиутопии на первый план выходят тексты Ветхого Завета, вместо безликих гапитов — пластика, переход от театра кукол к театру условному. Но вопросы, которые он ставит перед собой и перед зрителем, остаются те же.