Журнальный мир

Переводы Юрия Щербакова

Маршалы безогненной войны

На войне с бездуховностью пушек не надо,

Здесь иным измеряется стойкость солдат.

Здесь считает часы метроном Ленинграда,

В карауле у памяти здесь Сталинград.

И на наши, еще не окрепшие плечи,

Непомерная тяжесть сегодня легла, —

Нам, юнцам близоруким, словесной картечи

Принимать на себя залпы вечного зла.

Кровь боотуров¹ снова кипит в наших жилах

И в общагах опять обретает крыла

Заповедная сила, победная сила —

Та, что маршалу Жукову так помогла!

И беда наша в том, что доходит не сразу

До сердец, увлеченных игрой-мишурой,

Что случайный знакомый — полковник спецназа —

Он сегодня и есть настоящий герой.

Что очкарик-поэт, твой сосед по подъезду,

На которого смотришь всегда свысока,

За страну за родную сражается честно,

Что страшна для врага в этой битве строка.

Наяву и во сне не уйти от вопросов,

Где опора найдется, в какой глубине,

Чтобы в каждой душе пробудился Матросов

В этой вечной, незримой и страшной войне?

Этой битвы эпох не скрывают завесы,

И в нее вовлечен самый малый народ,

Потому что когда побеждают дантесы,

На земле время мрака и зла настает.

Так ведите нас в бой, Субэдэй² и Суворов!

Быть с Ойунским³ и Пушкиным нам суждено

В том строю, что смыкается без разговоров,

Защищая и Трою, и Бородино!

Мы — певцы и творцы, мы — бойцы и задиры!

Принимай нас, добро, в перекрестии лет!

Крещены «Илиадой», «Войною и миром»,

Каталаунской битвы в нас ветер побед!

Камень якута

Как помыслы якута, благороден

И чистотой глазам его подобен,

Как сердце у саха, горишь огнем ты,

И тверд и крепок, как саха-боотур.

Ты безупречен, как чоронов⁴ сотни,

Тайгу ты любишь, как саха-охотник.

Ты, словно радость, прячешься глубоко,

Как стяг якутский — солнце без порока —

Манишь к себе людей по белу свету.

Мечтою о тебе они согреты!

Заветный камень за святую силу

Молва давно алмазом окрестила!

Но говорят порой, терпя невзгоды,

Что это слезы моего народа,

И что на веки вечные застыли

Они, как льдинки, в мерзлоте-могиле…

Не верю! Словно огненные стрелы,

Мечу слова из лука сердца смело!

О, камень-богатырь! Герой былинный!

Тебе подвластны прошлого глубины!

Наперекор эпох метелям лютым,

В тебе хранится мужество якутов

И доброта его простого сердца.

О, благодать — его теплом согреться!

Горит огонь под вечной мерзлотою —

То камень с удивительной судьбою —

Алмаз! Но мы его недаром

По праву величаем светозаром!

Хомуса⁵ в нем волшебные напевы,

Улыбка в нем прекрасной юной девы,

Кумыса в нем загадочная сила,

Вершина в нем всего, что сердцу мило!

В свидетели беру луну и солнце —

Алмазом счастье вечное зовется!

На самом лучшем поднебесном троне —

Лежит оно в мозолистых ладонях!

Протягиваю их заре навстречу —

Да распрямит она скорее плечи,

Чтоб осветить судьбу родного края.

Якутия, твой путь благословляю!

Последний гражданин СССР

Он повторяет подвиг Прометея,

Хотя об этом не подозревает.

Его бородка, с каждым днем редея, —

Торчком, а в ней – улыбка зоревая!

Да, выцвели глаза. Но в блеклой сини

Горит все та же молодая вера,

Что правда и отечество — святыни,

Служенье им — вот смысла жизни мера!

Подумаешь, избушка тесновата!

Охотнику и мысль такая вздорна!

Зачем ему просторные палаты?

Была б тайга вокруг жилья просторна!

Там, за лесами — время буреломов,

И только здесь, в дремучей этой чаще,

Фундаментом охотничьего дома —

России корень самой настоящей!

Готов горланить, словно Маяковский:

«Железный человек! Стальная воля!

Стоит земля извеку на таковских!»

Но прикушу язык сейчас до боли

И пышные слова: «Из этой стали

Эпохе наковать бы чудо-гвозди!»

О, как бы вновь Россию не распяли

На тех гвоздях непрошеные гости…

Моя великомученица, снова

Тебя терзают гибельные вьюги.

На смертный крест тебя обречь готовы

Твои враги и вражеские слуги.

Об этом думать — горше нету муки.

Неужто никогда не схлынут беды,

И никогда великий маршал Жуков

Не будет принимать парад Победы?

Как ляжет жребий? На тропе таежной

Стоит охотник, думая об этом.

Что сущее? В сомнениях тревожных

Ждет наступленья нового рассвета.

…Наст оставляя крошевом творожным,

Советской золотой поры «Уралы»

Спустились лихо склоном бездорожным

С далекого таежного увала.

Поземки бесконечные иголки

Заштопали следы. Были — и нету!

Заброшенный поселок. А в поселке —

Последний гражданин Страны Советов

Охотник Валентин. И я не знаю:

Благословлял, жалел ли в ту минуту

Туристов он. Но заливался лаем

Машинам вслед его напарник люто…

Переводы Григория Шувалова

* * *

Осень. СайсАры⁶. Тихая улыбка.

Осины. Тропинка. Листва шуршит.

Мышка-глупышка. Старинная скрипка.

Мелодия. Песня. Счастливая жизнь.

Золотые огни. Отраженье. Лужа.

Забвение. Мостик. Алкоголя глоток.

Мерзлый балбах⁷ сковала стужа.

Моросит дождик. Кытах⁸ глубок.

Туман. Туймаада⁹. Охране не спится.

Теплится небо. Первый снежок.

Вода. Озеро. Взлетает птица.

Вот и осень прошла, чирок-трескунок.

Встреча в охотничьей избушке

(из цикла «Удские тетради»)

В далекой Удской земле¹⁰ живет в тесной избе

Последний булчут¹¹, последний оленевод.

Навестившим его уранхайцам-саха¹²

Не спеша говорит о привычной нужде,

Жизнь набила ему шишек на голове,

Гладит макушку он, чешет затылок свой.

Называя себя саха, будто в старую шубу влез,

Чтобы спрятаться от студеной зимы,

Не поэтому ли, шутя, величает себя «тунгус».

Сам хозяин себе, сам себе господин,

Превращает тайгу и болото в жилье,

Каждый день Байанаю¹³ хвалу вознося.

По-якутски давно говорить он отвык,

Но науку отцов не забыл старина,

Ставит сети, капканы, разводит огонь.

И пока молодежь то в Париж, то в Шанхай

Едет, чтобы со сцены читать олонхо¹⁴,

Он один сохраняет наш древний уклад.

В далекой Удской земле живет в тесной избе

Последний булчут, последний оленевод —

Позабывший о прошлом якутский старик,

Продолжающий жизнь настоящих саха,

Ищет след соболей, ловит в сеть карасей

И меняет на слезы лесные дары.

Перевод Альбины Борисовой

Анна Ахматова

(из цикла «Несущие терновый венец»)

Обжигая,

Околдовывая,

Сияя в благости,

Пылая в проклятии,

Слово ее меткое,

Словно предков далеких,

Татар стрела острая

Точно в сердце летит —

О бьющейся в муках,

Попав в тенета,

Опьяненной любовью,

Охваченной страстью,

Обезумевшей орлице

Легенду-загадку слагает.

О веке кровавом,

О жатве жестокой,

Глыбы громадные,

На корню скосившей,

Об оргиях смерти

В пулях звенящих,

Песнь правды бессмертная,

В сердце израненном,

Осталась навсегда.

Муки великие принявшая,

Счастье недолгое познавшая,

Силой Слова владеющая,

Души шаманка,

Великая Анна.

Коленопреклоненно,

Смиренно, покорно,

Голову склоняю

Пред судьбой суровой,

Гранями острыми сверкающей,

Все цвета радуги вобравшей,

Судьбой-поэмой великой.

В орлином абрисе,

В облике, в крови,

Переплелись навсегда —

Таврида в дымке веков,

Скал высоких крутизна,

Небес звенящих синева,

Вобравший ад и рай,

Золотой Бахчисарай,

Киева древнего купола,

Крыма степного ветра…

Небесных божеств посланница,

Тайны Слова владычица

Страстями земными охвачена,

Пережившая бури, ветра,

Великой империи крушение,

Белой гвардии уничтожение…

В крови утонувшего,

В пепел обратившегося

Петербурга блистательного

Гибель,

С высоты неба вечного

Видела,

Вселенной посланница,

Великомученица Анна…

Веком жестоким

Возложенный,

На чело прекрасное

Надетый,

Венец терновый,

Несешь безропотно,

Смиренно,

Не думая,

Не ведая,

Что в железных этих тисках —

Мозоли кровавые на висках…