«Кажется, самое простое дело в мире…»

«Кажется, самое простое дело в мире…»

Книга Захара Прилепина «Есенин» (серия ЖЗЛ).

Трудно найти в России человека, равнодушного к судьбе и поэзии Сергея Есенина. От себя могу сказать, что за 53 года моей преподавательской деятельности мне приходилось почти ежегодно, и бывало, что не один раз в году, рассказывать о поэте в самых разных аудиториях: от зэков строгого режима в таёжных лагерях «Южкузбасслага» до профессоров, аспирантов и слушателей Новокузнецкого института усовершенствования врачей. И никогда я не видел в аудитории полусонных глаз и не слышал просто вежливого молчания. Всегда был самый искренний интерес и какое-то даже сердечное участие. Уж слишком его поэзия берёт за душу каждого русского, и не только, человека, и по степени всенародной известности он у нас, без сомнения, второй поэт после Пушкина.

 

(Книга Захара Прилепина «ЕСЕНИН» (серия ЖЗЛ).

М., изд. АО «Молодая гвардия», 2020 г.)

 

--------------------------------------------------------------------- ПРИГЛАШЕНИЕ К ЧТЕНИЮ

 

И вот к огромному числу написанного о поэте добавилась ещё одна книга – и самая объёмная из всех, что до сих пор публиковались о поэте – под 1000 страниц. И что ещё важно: написана она не исследователем-профессором или критиком, а писателем, которого не надо представлять широкой публике. Это вроде бы и романизированная биография, но опирается она на очень обширный библиографический материал. Такой преувеличенный объём книги возникает оттого, что обычно авторы, пишущие о поэте, называют факты и события его жизни, называют людей, ему близких или для него значимых. Прилепин же и сам круг этих людей максимально расширяет, и, в основном очень сжато, но всё-таки их характеризует, а о событиях и фактах жизни поэта рассказывает очень живо и интересно, с почти безупречным чувством меры, не искажая жизненные реалии поэта.

Мы знаем, например, что в первый год 1-й мировой войны Есенин был устроен санитаром в Царскосельский санитарный поезд, покровительствуемый самой императрицей. Но описание одного из рейсов этого поезда на фронт за ранеными ясно даёт представить, что служба эта вовсе не была привилегией… Или мы знаем, что заграничная поездка поэта с Айседорой Дункан натолкнулась на презрительное и даже глумливое отношение к нему русской дворянской белой эмиграции в Париже и Берлине и на абсолютное тупое равнодушие к нему в Америке. Но живые яркие сцены, возникающие под пером Прилепина, не искажая, не преувеличивая сути дела, ясно дают нам понять и почувствовать состояние души Есенина в этой поездке. И так во всей книге.

Какие же основные моменты духовного и творческого пути Есенина открылись, на мой взгляд, в этой книге полнее, чем у других авторов?

 

Во-первых, Прилепин никак не отказывает своему герою в наличии у него сложившегося мировоззрения. Обычно все наши авторы, особенно авторы учебников, сходились на том, что Есенин или «не понял революцию», или «неправильно её понял» в силу своего крестьянского происхождения. Прилепин утверждает, что убеждения поэта сложились твёрдо и не от книг, которых он, по собственным словам, «ни при какой погоде я этих книг, конечно, не читал», а по многовековым устоям живой крестьянской жизни: первый человек на земле тот, кто её обрабатывает – крестьянин.

 

Ему просто невозможно было представить себе, что революция совершилась не в интересах и не для блага абсолютного большинства населения огромной страны (как Маяковский позже напишет: «Но нас опрокинет – на правом борту в сто миллионов груз крестьян»). Поэтому революцию, даже февральскую, буржуазную, он встретит с огромной радостью и выразит её в целом ряде маленьких поэм: «Певущий зов», «Товарищ», «Отчарь», «Октоих», «Пришествие». Все мемуаристы вспоминают, что поэт был в это время необычайно бодр, жизнедеятелен и полон вдохновения. А уж революцию Октябрьскую он встретит с ликованием как сбывшуюся вековую мечту народную. И создаст ещё ряд «маленьких поэм»: «Преображение», «Иорданская голубица», «Инония», «Небесный барабанщик», «Пантократор».

Современный читатель, конечно, упрётся, как в каменную стену, в церковно-славянскую лексику, библейские имена и в отсутствие хоть каких-то намёков на реальные события. Автор книги не только несколько разъясняет суть этих поэм, но – самое главное – говорит о душевном состоянии Есенина в это время и о том восторженном приёме, какой они встречали у тогдашних почитателей поэзии (что сегодня может показаться несколько странным).

И даже разруха, начавшийся голод, притеснение крестьян и крестьянские восстания вызовут у него первые разочарования, но не отвержение революции, не вражду к ней – и не станут главной причиной есенинского пьянства, как об этом можно было прочитать в советских учебниках. О пьянстве поэта в эти годы (1917 – 1920) ещё и речи не было.

 

Во-вторых, Прилепин в этой книге совершенно иначе трактует литературное направление, к которому примкнёт поэт в первые годы советской власти и которое он фактически возглавит, – имажинизм. Он показывает, что это было вовсе не незначительное и творчески бедное литературное направление, влияние которого Есенин быстро преодолеет и пойдёт своим путём. Постановка имажинистами во главу творческого процесса самодовлеющий художественный образ, даже образ как единственную цель творения, имела то основание, что без метафорического поэтического образа в общей системе стиха, тот рискует превратиться просто в зарифмованный пересказ или описание. Иное дело, насколько этот образ оригинален, полон смысла или даже игры смыслов, вообще наполнен содержанием. В этом Есенин и разойдётся с имажинистами, т.к. в их творчестве образ чаще всего будет самоцелью, не мог нести никакой смысловой нагрузки. Но, как и футуристы, они будут считать новый, выдуманный ими словарь, стиль и образную систему такой же революцией в поэзии, какой была социальная революция.

 

Отсюда их яростная схватка между собой за первенство в искусстве слова. Как и личное состязание между Маяковским и Есениным.

И Вадим Шершеневич будет очень состоятельным теоретиком, владевшим несколькими иностранными языками, и Анатолий Мариенгоф был вполне даровитым поэтом, а присутствие Есенина в их рядах давало им необычайную притягательность и множество сторонников и почитателей. А всякие хулиганские приёмы, наглые и наступательные, активнейшие действия (как и у футуристов) были тогда лучшей рекламой и способом заработать (кстати, зарабатывали они по тем временам очень даже неплохие деньги).

Наиболее имажинистскими по стилю у Есенина будут «Кобыльи корабли», «Сорокоуст», «Исповедь хулигана» и пьесы «Пугачёв и «Страна негодяев».

 

В-третьх, Захар Прилепин несколько иначе говорит о роли женщин в судьбе и творчестве Есенина. Принято эту роль преувеличивать, говоря о сумятице в душе поэта и в связи с бурными общественными событиями, и в связи с многочисленными увлечениями поэта. Особенно это заметно в книге о Аллы Марченко «Есенин. Путь и беспутье» (М., изд. «Астрель», 2012) . Исходя из вполне понятного сострадания к женщинам, вошедшим в жизнь поэта и не обретшим в ней никакого счастья и сколько-нибудь значительной роли, она даже склонна считать их какими-то вехами в судьбе поэта. Прилепин же исходит из того, что одной, но пламенной страстью поэта было его творчество, убеждение в его абсолютном первенстве в современной русской поэзии.

 

Да, в женщин он влюблялся, а ещё точнее, очаровывался ими, многими, постоянно, часто несколькими сразу, но никогда ни с одной из них (даже с Зинаидой Райх, в которую влюблён был дольше других) не связывал жизненных и творческих планов. Да, рождались дети, но и это не меняло отношения поэта к женщинам, ставшим матерями его детей. По мысли Прилепина, он просто не знал, что делать дальше с женщинами, воплотившими его мечту о красоте, обладании ею, давшими мощный заряд его творческой энергии, породившей стих.

Невольно возникает ассоциация с великим Пушкиным, который восторг от встречи с Анной Керн выразит словами: «Душе настало пробужденье, и вот опять явилась ты как мимолётное виденье, как гений чистой красоты». А спустя короткое время в письме к другу Вульфу назовёт её «валаамской блудницей», кем она и была на самом деле. Но она ведь сыграла свою роль в рождении шедевра мировой поэзии! И мы знаем про «донжуанский список» Пушкина.

С другой стороны, когда Пушкин сделает предложение Гончаровой, он напишет:

«…творец тебя мне ниспослал, моя Мадонна,

чистейшей прелести чистейший образец».

Но «мадонна» никак не воспринимала мужа как гения национальной поэзии. И вообще не знала, что это такое. Вот такая игра жизни.

Конечно, женщины вдохновляли Есенина на прекрасные строки и даже настоящие шедевры типа «Письма к женщине». Подчеркну только, что у него, как и у Пушкина «в душе настало пробужденье». Кроме всем известных женщин, Прилепин в книге называет очень многих других, кого знал и к которым душой стремился поэт. Даже вот такая замечательная строчка: «…Алой розой поцелуи веют, лепестками тая на губах» – имела своего адресата.

Понятно, что с точки зрения строгой жизненной морали такая сторона характера поэта встретит самую ожесточённую критику, но …это Есенин! И не нам его судить.

 

И, наконец, в-четвёртых, заслуживает самого пристального внимания прилепинская концепция причин гибели Есенина. Она, естественно, не нова, но очень интересно развита в книге. Что главная причина – пьянство, никто не отрицает. Но вот причины самого пьянства понимаются по-разному. Нет смысла их все перечислять, но на одной очень коротко остановлюсь.

 

Последняя по времени издания книжка о Есенине издана была в 2011 году. Написана она профессорами Московского государственного педагогического университета О.А. Лекмановым и М.В. Свердловым (Лекманов О.А., Свердлов М.В. «Сергей Есенин: Биография», Москва, изд. «Астрель», 2011 г). Книга, без сомнения, очень информативная и обстоятельная, написана интересно и увлекательно. Есенин в ней трактуется как типичный русский мужик, очень одарённый от природы, но без глубоких духовных интересов, не очень образованный и малокультурный. Будучи за границей ухитрился не заметить ни Лувра, ни Дрезденской галереи, ни великолепных музеев Италии, ни чудес Манхэттена. Пил. Водка его и сгубила, как миллионы его соотечественников (если и упрощаю, то чуть-чуть А.С.).

Прилепин в своей книге делает попытку вникнуть в причины пьянства. Их много, и ни одна из них, будучи отдельно взятой, на причину самоубийства никак не тянет. А вот взять в комплексе…

 

Одну – разочарование в долгожданной революции – считали чуть ли ни официально признанной. Прилепин начинает не с неё.

 

У поэта достаточно рано возникла и на протяжении творчества всё острее становилась мечта, желание, уверенность быть первым в современной русской поэзии. И это в эпоху, когда в России развернулось уникальное для мировой культуры явление, названное позже «Серебряный век русской поэзии». Только поэтов первого ряда – целый список: Блок, Брюсов, Гумилёв, Бальмонт, Северянин, Ахматова, Цветаева, Маяковский… Ещё можно перечислить два раза по столько. Какая конкуренция и какое соперничество! Каких требует сил, таланта, знаний, материальных возможностей. У Есенина – только талант. Невероятный, божественный дар. Но его ведь надо отстоять, да ещё и в атмосфере войны, разрухи, слома всех основ бытия, когда жизнь дешевле глотка воды. А поддержки – никакой и ниоткуда. Даже родная крестьянская среда, семья, не понимает, что ему там, в столицах, надо.

Спусковым крючком к пьянству станет, конечно, увлечение Асейдорой Дункан. Богатая американка, гениальная танцовщица, даже в её годы привлекательная женщина. Она не знает ни слова по-русски и знать не может его поэзии, но она видит, как его принимают залы и знает, что он гений. Но когда прошёл первый чувственный угар, Есенин, конечно, захотел освободиться. Она стала его удерживать возможностью в своём дворце на Пречистенке, который ей выделило государство для организации балетной школы для бедных детей, в любое время дня и ночи и с любой компанией собутыльников пить без всякой меры, ничего и никого не опасаясь.

Сложившееся отношение к ней поэт выразит по-есенински откровенно и точно:

«…Излюбили тебя!

Измызгали!

Невтерпёж!

Ну что ты смотришь синими брызгами?

Аль в морду хошь?».

«В морду хошь» было, увы, не словесной фигурой, а реалией отношений. Но в России он мог в любую минуту уйти от неё и даже уехать хоть на неделю, хоть на месяц. Она сумела уговорить его уехать за границу, где ему, по её словам, гарантирована уже мировая слава. За границей и разразится кошмар его успеха и унижений от русской эмиграции в Париже и Берлине и абсолютного равнодушия к нему как к поэту в США. И кошмар их отношений: его пьяных скандалов и её видимой покорности, соединённой с уверенностью, что без её денег, без знания языка он и шагу не сделает.

Особенно безысходно эта ситуация развернётся под пером Прилепина в Берлине, уже при возвращении в Россию. Позже, в стихотворении «Чёрный человек», где ему явится его больная совесть, он скажет: «…и какую-то женщину сорока с лишним лет называл скверной девчонкой и своею милой…». Уточним, что это за «сорок с лишним»: ей было 47 лет, тогда как его родной матери, Татьяне Фёдоровне, 49. И это при его безоговорочном (почти) успехе у молодых и очаровательных девушек и женщин. Было отчего запить. Не зря же он дома, в деревне, о Дункан даже не упоминал.

 

С властью у Есенина сколько-нибудь внятных отношений не было. Да и вообще литературными делами в пролетарском государстве по-настоящему займётся лишь Сталин, но это гораздо позже. А пока – свободная конкуренция многих литературных направлений при приоритете Пролеткульта. Даже Горький и Маяковский пока – всего лишь «попутчики». Троцкий относился к Есенину хорошо, даже предлагал издавать собственный журнал. Но время Троцкого уже уходило. А вот Бухарин – в то время главный идеолог партии – резко отрицательно. Киров симпатизировал, но не более того. Как пишут Лекманов и Свердлов, однажды поэта примет Дзержинский по просьбе своего сотрудника Ивана Майского, будущего известного дипломата, почитателя поэта. В конце беседы Дзержинский произнесёт очень значительные слова: «Как же вы живёте такой… незащищённый?»… Это так и было. Возьмём, к примеру, такой «пустяк», как собственное жилище.

 

Прилепин не раз пишет, что очень часто, почти всегда, после очередного вечера, после бурных оваций, Есенину элементарно некуда было идти ночевать. У него никогда не было своего «угла». Долгое время, до женитьбы Мариенгофа, снимали на двоих одну комнату. После женитьбы – уже неудобно. Очень часто ночевал в маленькой комнатёнке, которую снимала Галя Бениславская в коммунальной квартире. Или у каких-то приятелей. Дворец Дункан всегда был открыт, но после возвращения из-за границы он туда предпочитал не заглядывать. Подавал на имя Каменева заявление на квартиру, но даже ответа не получил. Даже женитьба на Софье Толстой, внучке Льва Николаевича, имела в подоплеке желание иметь крышу над головой наконец-то.

Поскольку договор с госиздательством на издание стихов станет возможным лишь в последние два года жизни, а у других бумага на издание доставалась лишь хитростью и наглостью, то главная форма отношения с читателями – личные встречи на вечерах-концертах. Это была стихия поэта. Он мог опоздать на час и больше, придти пьяным в свистящий и улюлюкающий зал. Но он знал, что, во-первых, он своим знаменитым свистом всех пересвистит, а во-вторых, через 15-20 минут его чтения атмосфера в зале сменится на восторг и обожание, и его просто вынесут на руках. Но критика пишет всё, что ей захочется, и чаще всего всякие обидные и несправедливые вещи.

Дело было не только и даже не столько в отношении власти и литературной критики к поэту, сколько в его собственном понимании своего предназначения.

Из Америки он вернётся уже с сильно переменившимся взглядом на судьбу страны:

«…Полевая Россия, довольно

Волочиться сохой по полям.

Нищету твою видеть больно

И берёзам, и тополям…»

И в другом стихотворении: «…через каменное и стальное вижу мощь я родной стороны».

Но запеть по-другому и о другом не давала такая непонятная для окружающих вещь, как творческая самобытность, свой голос в поэзии.

«Канарейка, с голоса чужого, –

Жалкая, смешная побрякушка.

Миру нужно песенное слово

Петь по-свойски, даже как лягушка».

Вот закон природы и бытия – «петь по-свойски», своим голосом.

Отсюда такой вызов:

«Я вам не кенар,

Я поэт!

И не чета

каким-то там

Демьянам…»

(Демьян Бедный – первый и единственный в то время поэт, награждённый орденом за свои агитки.)

И в стихотворении «Русь советская» он напишет:

«Приемлю всё. Как есть, всё принимаю.

Готов идти по выбитым следам…

Отдам всю душу Октябрю и Маю,

Но только лиры милой не отдам».

То есть не «по-свойски» не запою никогда. Здесь вся программа его творческой трагедии.

И было ещё то, что Лермонтов в своё время предельно точно и умно сказал о великом Пушкине: «не вынесла душа поэта позора мелочных обид». Большие обиды вынести легче, потому что они большие. «Незащищенной» душе поэта наносилось много, в том числе и тех, которые наносил себе сам.

 

Прилепин больше других авторов показывает, как часто поэт оказывался под арестом, с каким постоянством возбуждались против него длительные процессы просто за неосторожно сказанное слово. Нет, не политического характера, как это будет позже. Дежурное ему обвинение – антисемитизм. Напрасно он пытался доказывать, что лучший друг его молодых лет – Леонид Каннегиссер, что жена его Зинаида Райх – еврейка и оба его дети – по матери – тоже евреи. (То, что Райх – немка, станет ясно много лет спустя после его смерти). Что среди его друзей много евреев.

 

Доходило до серьёзных опасных для поэта ситуаций, которые добавляли своё к той жёсткой атмосфере, полной борьбы, опасности и дискомфорта. Как показывает Прилепин, они влияли именно в комплексе своём, все слитно, доводя организм и душу поэта до страха одиночества, горьких угрызений совести, физического и морального истощения.

Захар Прилепин приводит в книге и основные версии не самоубийства, а убийства Есенина органами ВЧК. Версии эти начали появляться ещё в 60-х годах прошлого века и достигли апогея в 90-х, когда совсем окрепли наши либералы, целью которых стало по любому поводу лить грязь на «кровавый советский режим» и переписывать историю. Версии эти однообразны своей выдуманностью и нежеланием просто внимательно прочитать поэта.

На протяжении всего его творчества звучит предчувствие и предсказание неизбежной и скорой своей гибели. Поэт-пророк наделён такой способностью, это его трагическая привилегия. «Кажется, самое простое дело в мире – это водить пёрышком по бумаге. Но расплачиваться за это приходится жизнью».

Книга Захара Прилепина о великом русском поэте интересна, нешаблонна, полна материала, важного для всякого читателя, любящего родную литературу».

Анатолий Сазыкин.

24 апреля 2020 г.