Колокольчик номер четыре

Колокольчик номер четыре

Рассказ

Накануне море штормило. Целых три дня хищные волны неистово трепали пирс, вдребезги разбивались о невозмутимую серость монолитного бетона, засаливали прибрежный воздух Феодосии.

Мы молча — из-за непрерывного шума моря — гуляли по набережной. Вдруг она взяла мою руку и, напрягая свой тихий голос, воскликнула:

— Завтра обязательно сфотографирую тебя на фоне этих грандиозных волн! Смотри — они точно как на картине в твоем кабинете!

Я рассмеялся и нежно поцеловал ее в открытые, чуть солоноватые губы:

— Ты просто прелесть! Так и сделаем.

Последнюю неделю мы проводили вместе по двадцать четыре часа в сутки. На календарной границе лета и осени, изможденные бесконечными жаркими днями в шумном и пыльном Харькове, каждый из нас нашел повод улизнуть из города на недельку — и вот всё заканчивалось. Вначале, добравшись до провинциальной Феодосии, уже грустившей от близости наступающей осени и будущей безлюдной зимы, мы не стали превращаться в «морских котиков»: пока стояли прозрачные и тихие до умиротворения дни, успели сходить по горным тропам в Орджоникидзе и Планерское, побывали на заброшенном маяке, в старом феодосийском порту, поднимались на Митридат… При этом умудрились обгореть, вволю накупаться, там и сям продегустировать местное красное вино, собрать коллекцию мелких камешков для мозаики будущего панно…

Когда восточный ветер поднял шторм и закрыл доступ к воде, мы стали гулять по старой Феодосии. Упражняясь в латеральном мышлении, на ходу сочиняли и тут же рассказывали друг другу по очереди роман с интригующим названием «Опаленные солнцем», придумывали рифмы к строкам известных поэтов, дурачились, притворяясь отцом и дочерью… Накопленный за лето стресс постепенно отпускал, ощущение ужасно тяжелого года уносило волнами прибоя, и я вновь почувствовал вкус к жизни…

Буквально за месяц до этой поездки она осторожно спросила: «Ты уже разлюбил меня?» — «Почему ты так решила?» — растерянно переспросил я. «Уже давно не пишешь свои рассказы…».

Да, за последние полгода я не написал ни строчки. Даже пять полнолуний и наступившая весна оставили меня равнодушным. Но причина, конечно, была в другом. В тот год я кожей прочувствовал состояние своего любимого Бунина, когда он в определенный период жизни был раздираем сомнениями и выбором. Несмотря на понимание и поддержку друзей, я всё никак не мог найти ту внутреннюю опору, которая помогла бы устоять посреди пошлой действительности. Внутренне я готовился отправиться вслед за Иваном Алексеевичем. Но, видимо, что-то — еще мне неведомое — не отпускало меня. Как я ни старался расставить все точки над «i», подсознание скрывало вуалью свою часть работы. Неудивительно, что знакомые при встрече сочувственно качали головой: «Ты плохо выглядишь, пора в отпуск».

Как можно отдохнуть от состояния выбора?

Перед отъездом из Крыма я решил купить ей какой-нибудь сувенир на память. В его поисках ходил около лотков, произвольно расставленных вдоль набережной, переходил от одного к другому. Колечки и сережки с местными самоцветами, акварельки, плетеные кошелки, кораблики из рапанов, картинки и поделки из корней дерева… Вдруг средь этой мишуры увидел две старинные иконки, выдранные из оклада и непонятно как ставшие «сувенирами». Впрочем… Продавал их бомжеватого вида мужик в татуировках на всех открытых частях тела. Я подошел ближе и увидел рядом с иконками небольшой, размером с кофейную чашку, колокольчик. Весь его вид — и цвет меди, и потертая юбка, и форма ушка выдавали возраст.

Едва сдерживаясь, чтобы не ухватить его тотчас, я со скучающим видом стал рассматривать иконы. Было ясно: стоило мне проявить интерес к колокольчику, как его цена возросла бы неимоверно. Мне предстояло перевоплощение. Интуитивно определив приоритеты мужика в продажах, спросил:

— Вот эта иконка сколько стоит?

Он ответил. Я озадаченно и со смирением покачал головой.

— А подсвечник?

Он назвал цену, я прокомментировал и ее. Выдержав паузу минуты в три, взял в руки заветный колокольчик. Он оказался без язычка и, слава Богу, целый, без трещин и сколов. На головке была выбита цифра «4».

— Ну, а колокольчик сколько?

Мужик, видимо, понял, что я небогат, привезенные деньги спустил на отпуск и что сегодня он может совсем остаться без выпивки. Полупрезрительно оглядев меня, мол, что без толку спрашивать, назвал абсолютно приемлемую цену. Я повертел в руках колокольчик, показал мужику отсутствие языка и предложил скинуть треть. Мужик возмутился, как настоящий торговец, но я уже понял, что он уступит. Поставив колокольчик на место, показал жестом: «Ну, мол, что же…», вернул руки в позу скучающего курортника и лениво двинулся в сторону следующего лотка с безделушками.

Мужик, нарисовавший было в своем воображении поллитру с закуской, судорожно спросил у своего напарника, словно оправдываясь: «А может, отдать на почин?» И, не дожидаясь, пока я растворюсь в толпе отдыхающих, громко позвал: «Эй! Ладно, забирай!».

Не торопясь я вернулся, отдал деньги, сунул не глядя покупку в карман. Мужик суеверно пробормотал: «Первый покупатель — мужчина» и поводил моей купюрой по оставшемуся товару, словно причащая его к продаже…

Я отошел подальше, скрывшись за спины прохожих, и, сдерживая охватившее напряжение, взял колокольчик за ушко, постучал по нему монеткой. Колокольчик тут же, как ребенок, соскучившийся по маме, отозвался таким чистым и глубоким звоном, что я, неожиданно для себя, от радости рассмеялся. В тот самый момент я понял, что всё рано или поздно станет на свои места — если оставаться самим собой, не изменять себе и не ломать себя. И тогда будет всё: и «Опаленные солнцем», и «Не сгибаемые ветром», будут другие покоренные горы, соленое море, будут свобода и счастье, и будет еще много-много рассказов…