Короткие рассказы
Короткие рассказы
Арбузный Петя
– А! – вскрикнула мама и выронила нож. В арбузе лежал мальчик.
Малыш покрутил круглой головой, открыл глаза и выбрался на стол.
– Привет, мама! Привет, папа!
Папа сказал что-то вроде «ме» или «пе» и осел на табуретку. Ребёнок прохаживался по скатерти.
– Вы поможете мне спуститься?
– Конечно, – подхватилась мама, взяла малыша на руки и опустила на пол.
Впрочем, это был уже не совсем малыш. Каких-то полчаса – и он дорос до размеров среднего девятилетнего мальчика. Щёки округлились, руки и ноги приобрели приятную пухлявость, а животик чуть выпирал над штанишками. Одежда – как раз на подросшего мальчишку – нашлась в том же арбузе.
– Давай назовём его Петей, – предложила мама папе.
Папа медленно кивнул. Петя тоже кивнул: имя ему понравилось.
– Мам, я пойду погуляю.
Мама нерешительно посмотрела на папу.
– Пусть идёт, – решил папа. – Вон какой парень у нас вырос.
Петя вышел во двор. На качелях, на каруселях, на горке – везде были дети.
– Ты кто? – спорил мелкий черноглазый мальчик.
– Я Петя. Меня только что нашли в арбузе.
– Ха-ха-ха! В арбузе. Меня вот – в капусте.
– А меня аист принёс.
– Мама говорит, я была вот в таком кочане! Папа его еле донёс с рынка.
– А меня положили сразу в колыбельку. Аисту, наверное, трудно было влететь зимой в форточку. Но он смог.
– Нет, – возразил Петя. – Вы не поняли. Я правда, правда-правда, только сегодня из арбуза.
– Врёшь, – сказал черноглазый мальчик.
– Врушка – толстая зверушка, – подхватила пухленькая девочка.
– Уходи отсюда, мы с врунами не дружим, – сжал кулаки мальчик на полголовы выше Пети.
– Уходи, уходи! – зашумели дети. Одни тыкали пальцами в Петю и кричали, что он врёт, другие размахивали кулаками. Кто-то кинул камень.
Камень попал прямо в круглый Петин живот. На глазах Пети выступили слёзы, и он старался не пустить их дальше ресниц.
– Не трогайте его! – откуда-то вынырнула длинная девочка с белыми волосами, в бледно-жёлтом сарафане. – Пойдём.
Она взяла Петю за руку и увела с площадки.
Петя прерывисто вздохнул.
– За что они так?
– Не верят, – она дёрнула плечом.
– А почему ты за меня?
– Я Света, давай дружить. Меня нашли в дыне два года назад.
Тигр и Мышонок
По земле скользнула крылатая тень. Мышонок метнулся под куст и замер. Коршун! Улетел? Крик раздался прямо над головой. Снова, но уже чуть дальше. И ещё чуть-чуть дальше. Мышонок медленно выдохнул. Коршун закричал уже совсем издалека. Для верности Мышонок ещё некоторое время посидел под кустом. Как же трудно добыть еду и при этом не стать едой самому!
Мышонок осторожно вылез из-под куста. Надо бежать дальше, к домам. Там, где люди, всегда найдёшь, чем поживиться. Красный кирпичный дом, на первом этаже распахнуто окошко. И запах… Кажется, здесь пекут булочки. Кунжут? Да, похоже. Как хрустят поджаристые кунжутные зёрнышки! Мышонок облизнулся и затрусил к дому. Раздался шорох. Мышонок дёрнул ухом, скосил круглый глаз. Кот! Да что ж такое! Подвальное окошко открыто. Скорее, скорее! Сам подвал – ещё не убежище, но если забиться в щель между трубой и стеной… Успел. Вот тебе и булочки с кунжутом!
Всё-таки хорошо быть маленьким. За склизкими трубами через щели и малюсенькие лазы пробрался Мышонок к другому подвальному окошку. Пусть усатый разбойник сторожит его с другого хода. Жаль, к булочкам соваться уже слишком рискованно. И Мышонок побежал по улицам, стараясь держаться ближе к стенам домов, к подвалам.
Бежал-бежал – и остановился. На стене был нарисован Тигр. Глазищи – размером с Мышонка, пасть оскалена, шерсть вздыблена.
– Ничего-то ты мне не сделаешь, – рассмеялся Мышонок. – Наконец есть хоть кто-то, кого я могу не бояться! Глупый Тигр! Плоский Тигр! Не догонишь, не поймаешь! Бе-бе-бе-бе-бе!
Мышонок заплясал у самой тигриной морды.
Но как же так? Миг – и плоский Тигр вдруг оказался не на стене, а рядом с Мышонком!
– Плоский Тигр? Глупый Тигр?!
– Но ты же и правда… плоский… Ты ведь нарисованный.
– Агрррр! – зарычал Тигр.
– А-а-а-а-а!
И Мышонок припустил по улице. Тигр догнал его парой прыжков. Разинул пасть. Хап – и проглотил. Мир в глазах Мышонка пошёл разноцветными полосами. Рыжими, чёрными, белыми…
Мышонок сидел на асфальте и растерянно смотрел вокруг. Всё вокруг изменилось. Да нет же, это сам он изменился. Четыре лапы, нос, уши, хвост – всё на месте. Только стало всё это плоским!
Рядом сидел озадаченный Тигр.
– Ты это… как это? – спросил он Мышонка.
– Сам не понимаю, – пискнул Мышонок. – Ты меня проглотил. Так?
– Так. Но ты же здесь, а не внутри меня.
– Как бы я, интересно, оказался внутри, если никакого внутри у тебя нет?!
– И то верно.
– Что же мне теперь делать? – заплакал Мышонок. – Как я буду жить?
– Извини, – опустил голову Тигр. – Я не хотел. Знал бы ты, как обидно, когда тебя дразнят. Плоский Тигр, глупый Тигр… Я, конечно, нарисованный. Но глупым-то за что меня называть?
– И ты меня извини, – произнёс Мышонок. – Знал бы ты, как трудно, когда тебя каждый встречный хочет съесть.
Они помолчали.
– А пойдём жить ко мне на стену, – вдруг предложил Тигр. – Там ты будешь в безопасности. А я… Мне будет не так одиноко.
– А пойдём, – согласился Мышонок. – Только ты меня не ешь больше, ладно?
– А ты меня не дразни, – засмеялся Тигр.
На один тигриный шаг приходился десяток мышиных. Тигр шёл неспешно. Мышонок семенил рядом. Перед стеной они остановились, переглянулись.
– Давай на счёт три, – предложил Тигр. – Раз. Два. Три.
Они прыгнули. Мышонок устроился у правой передней лапы Тигра:
– Расскажешь мне что-нибудь интересное?
– Ну слушай…
Евдокия
Евдокия – вот как её звали. Маленькая такая старушка. Со спины глянешь – будто девочка. А на лице морщинки, морщинки, морщинки. И глаза зелёные, в карем ободочке. Ходила всегда прямо, легко. Говорили, она бывшая балерина. Может, врали, не знаю точно. Летом всегда в шляпке, на которой легкомысленно покачивались пёрышки и полупрозрачные цветочки. Зимой – в аккуратном беретике и строгом прямом пальто.
Каждое утро она кормила в скверике голубей. Выходила из подъезда, чуть только рассветёт, с пакетом крошек (летом) или семечек (зимой). Пересекала двор со ржавой каруселью, дорогу, по которой редко ездили машины, и оказывалась среди высаженных давным-давно берёз и ёлок. Голуби знали её, конечно, слетались сразу же. А с ними и мелочь птичья – синички, воробьи. И ведь не боялись, что интересно.
Говорили, она умела колдовать. Так, по мелочи. То подойдёт к клумбе с поникшими цветами, шепнёт что-то – и они оживают. То подбросит денег на мороженое местной ребятне. Бредёт, скажем, мальчишка из школы, грустный, уставший. И вдруг в пыли, у самого поребрика, сверкнёт монетка. Он обрадуется, поднимет – и бегом к киоску. С мороженым-то всяко слаще жить становится.
А однажды она улетела. Как воздушный шарик, случайно спущенный с привязи. Или голуби подхватили её на своих крыльях (такое тоже говорили, хотя толком никто ничего не видел). Только шла она как-то по улице, подняла глаза наверх – а там Бог. Сидит, улыбается. «Что, – спросила Евдокия, – пора?» – «Пора», – кивнул Бог. «Вот и хорошо. Вот и славно», – ответила она. И улетела.
Простая история
Или вот ещё была история. У одной девочки не было велосипеда. Она просила маму, папу, бабушку, дедушку купить велосипед. Мама говорила, что хорошие девочки не ездят на велосипеде. Папа всё время был на работе, а когда приходил домой, то ворчал, что денег нет, какие там ещё велосипеды. Бабушка переживала, что девочка может упасть с велосипеда и ободрать локти или коленки. Дедушка читал газеты и на все просьбы девочки только мычал, и то не всегда.
Девочка выросла. Она получила какую-то скучную профессию, устроилась на какую-то правильную работу, вышла замуж за надёжного мужчину… А потом вдруг она превратилась в ведьму.
Нет, в глубине души она всегда чувствовала себя ведьмой. Но только когда выросла, смогла наконец в это поверить.
Она начала колдовать. Сначала так, по мелочи. А потом наколдовала себе велосипед.
Ах, что у неё началась за жизнь! Мчаться с ветром наперегонки. Пугать мелких собак. Ловить осуждающие взгляды вредных старушек. С визгом катить по лужам, рассыпая по сторонам радужные брызги.
Однажды, мчась на велосипеде, она почувствовала себя такой счастливой, что взлетела. Сначала чуть-чуть. Слегка оторвалась от земли – и тут же колёса снова зашуршали по асфальту. Потом она осмелела и, пока никто не видел, взлетела повыше. Наконец она поднялась выше деревьев, выше самых высоких домов, выше самых низких облаков…
На землю она, конечно, вернулась. Ведь дома ждали любимый (а не просто надёжный) муж и замечательные дети, на работе – интересной и очень далёкой от полученной профессии – новые проекты и крепкая команда.
Впрочем, полёты она не забросила. Ведьма она, в конце концов, или кто? И пусть говорят, что ведьмы летают на метле. Она – исключение. Она летает на велосипеде.
Кофе
Этот кофе пахнет, как ненормальный. Из закрытой банки! Открываю шкафчик за печеньем – а там запах висит, как надушенное привидение. Кофе мама вчера принесла. Свежий, говорит. Вот бы, говорит, кто-нибудь мне его с утра сварил с корицей и кардамоном да в постель принëс. Хитро так на папу смотрит. А папа в телефоне сидит, ничего не видит. Зато я вижу.
Мама от всего просыпается, но моего будильника не услышала. Беру ковшичек со смешным названием джезва. Сколько кофе-то? Кажется, полторы ложки хватит. Корица пахнет старой мокрой палкой. А кардамон – как песок, на вид и на запах. Потрогала его пальцем. Нет же, он как мамина пудра. Вот она бы меня наругала, если бы увидела, что я руками в банку лезу.
Кофе в джезве разбухает, как растущий динозавр в яйце. Корицу-деревяшку высушило солнце, она теперь тëплая, звонкая. А песок превратился… в поджаренный орешек! И запах кофе… Такой сумасшедший, что, кажется, должен даже к соседям пробраться и всех разбудить. А мама спит.
Тихонько-тихонько достаю мамину любимую чашку с тонкими стенками, нарисованными камушками и надписью «Stonehenge». Кофе переливается с тихим бульком. Ложечка сахара, размешать. И на круглый серебряный поднос.
Мама спит, опустив нос в подушку.
– Ма-а-а-а-ам.
– Ммммммм…
– Мам, это тебе.
Мама сонно щурится, медленно садится.
– С кардамоном и корицей, как ты хотела.
– Ты ж моë солнце…
Забираюсь к маме под одеяло, прижимаю свои ноги к еë. Она охает, смеëтся:
– Лягушачьи лапки.
Мама прикрывает глаза, нюхает кофе. Отпивает самую капельку, потом ещë глоток.
– Как в отеле на море.
Пахнет счастьем и новым днëм. В окно без стука входит солнце.
Под дождём
Дим-ка, Дим-ка, Дим-ка.
Дим – шаг, ка – шаг, Дим – шаг, ка – а, чёрт, лужа. Кеды – не лучшая обувь для осенней слякоти.
Динка мотнула головой и сама себе велела смотреть под ноги.
Дим-ка, Дим-ка, Дим-ка.
Обида сидела в груди нахохленной птицей. Он не позвонил! Не написал! Хотя приехал ещё вчера.
И в школе не встретились. Жанна Юрьевна сказала, что вся параллель, кроме их 9 «А», участвует в каком-то эксперименте. Неделю учатся дома за компьютерами. Интенсив, работа в команде, геймификация. Родители «бэшек», «вэшек» и даже элитных «дэшек» были за, а в их классе отказались. Зануды.
А ведь он точно приехал. Серёга, Димкин брат, мчался в столовку в толпе пятиклашек. Вроде мелкие – а такие слонятки, что затопчут и не заметят.
Дим-ка, Дим… Так нечестно.
Ладно там, в горах, у вас телефоны не ловили. Но потом-то, потом… По пути. Или из дома уже.
Ещё и дождь полил. Теперь мокрые не только ноги в кедах, но и вся Динка от кудряшек до спины под рюкзаком (туда-то как вода попала?).
Димка, а ведь я скучаю. По ресницам твоим девчачьи длинным, по щербинке на переднем зубе, по пальцам с круглыми ногтями. Но больше всего – по запаху. Если ткнуться носом в ямочку на шее, то можно долго-долго дышать твоим солоноватым теплом.
– Динка!
Она с размаху влетела в распахнутые руки.
– Дин, а я к тебе. А ты тут бежишь.
Динка замерла, не готовая ни простить, ни гордо отстраниться.
– Ты не позвонил, – буркнула она куда-то в курточную подмышку.
– Ой, Дин… Я мобильник в Катуни утопил. Виды там – обалдеешь. Я снимал на мосту, а Серёга, дурак, под локоть толкнул. И всё, прощай, телефончик.
Динка обиженно сопела. Димка, обнимая её одной рукой, второй неловко копался в кармане куртки.
– Тебе. Вот.
На его ладони сидела деревянная сова. Нахохленная, она была удивительно похожа на Динку.
Динка сжала птицу в кулаке. Повозилась, устраиваясь поудобнее, прикрыла глаза и медленно втянула чуть солоноватый, тёплый, родной запах.
Новосибирск