Журнальный мир

* * *

Богатые впечатления о башкирах, накопленные за время пребывания в их кочевьях, а также вакханалия расхищения башкирских земель и лесов дали Толстому материал для рассказов «Ильяс» и «Много ли человеку земли нужно». Писатель с большим интересом изучал быт и фольклор башкир, их характер и социальное положение. Мы знаем, что Толстой был одним из самых чутких писателей своей эпохи. Он, по словам В.И. Ленина, «сумел с замечательной силой передать настроение широких масс, угнетенных современным порядком, обрисовать их положение, выразить их стихийное чувство протеста и негодования». В своей обширной эпистолярии из самарских степей Толстой восторженно отзывался о честности, доброте, гостеприимстве и талантливости башкирского народа. В первый приезд ему казалось, что у башкир всего вдоволь — и земли, и скота, и кумыса. И вольная жизнь кочевья среди бескрайних степных просторов не могла не прийтись по душе Толстому, ненавидевшему рабство. Но уже во второй приезд писатель с огорчением отмечал, что у башкир «совсем не так хорошо, как было прежде. Землю у них отрезали лучшую, они стали пахать и большая часть не выкочевывает из зимних квартир».

70-е годы были переломными в творчестве Толстого. Эти годы, по словам Б.М. Эйхенбаума, явились для писателя временем прокладывания особой дороги в жизни и творчестве – к кризису 80-х годов, к «Исповеди», к трактату «Так что же нам делать?», к народным рассказам. К.Н. Ломунов отмечает, что «характером эпохи обусловлен глубокий критицизм Толстого». Об этом времени сам писатель говорил: «Мир движется», «мир горит».

В пореформенный период происходила бурная ломка старого уклада жизни, становление новых социальных отношений. И в эту неудержимо меняющуюся эпоху Толстой стремился осознать, каково его место как художника, какова роль искусства и литературы в жизни. Он считал, что человек по природе добр, родится совершенным, идеальным, а все дурное прививается ему сре­дой и воспитанием. Толстой был убежден, что произведения художественной литературы должны служить воспитанию людей в духе добродетели. В трактате «Так что же нам делать?» писатель заявляет: «Искусство, если оно искусство, должно быть доступно всем, а в особенности тем, во имя которых оно делается».

Важнейшим «поворотным пунктом» в истории человечества Толстой считает возникновение христианства как религиозного сознания, как необходимого руководителя прогресса и в его эпоху. Эти положения воплотились в народных рассказах писателя, к которым относятся и произведения о Башкирии – «Много ли человеку земли нужно» и «Ильяс». Для «народных рассказов и теоретических высказываний о народной поэзии Льва Толстого», как и вообще для позднего, либерального народничества, было характерно «преобладание религиозно-мистических элементов, идеализация народного предания и патриархального быта» или, говоря словами В.И. Ленина, полное отсутствие «социологического реализма», что вело к крайне легкомысленному отношению «к действительным нуждам крестьянства, вытекающим из данного экономического развития». Религиозно-философская тенденция, проповедь смирения и покорности нашли отражение и в рассказах «Ильяс» и «Много ли человеку земли нужно», что, естественно, уменьшило силу их реализма. Однако в них Толстой сумел показать ряд характерных черт из жизни, быта и фольклора башкир.

Рассказ «Много ли человеку земли нужно» написан в мае или июне 1885 года. Но мысль о создании рассказа зародилась у Толстого гораздо раньше, чем он начал писать его, а именно – в 1871 году. Тема его связана, с одной стороны, с работами писателя над изучением греческого языка, и, в частности, чтением в подлиннике Геродота, греческого историка V века до нашей эры, с другой – с жизнью Толстого в самарских степях, приведшей к знакомству с фольклором, патриархальными нравами и обычаями башкир, в которых он увидел сходство со скифами Геродота. Древнегреческий историк Геродот, которого Толстой читал с большим увлечением в подлиннике в начале 70-х годов, рассказывал про обычай скифов: человек получает в подарок столько земли, сколько может объехать на коне или обежать от восхода до заката солнца. В 1871 году из башкирского кочевья Толстой писал Софье Андреевне: «Ново и интересно многое: и башкиры, от которых Геродотом пахнет, и русские мужики, и деревни, особенно прелестные по простоте и доброте народа».

Рассказ «Много ли человеку земли нужно» впервые был напечатан в апрельском номере журнала «Русское богатство» за 1886 год. Тогда же он появился в составе сборничка, изданного «Посредником»: «Три сказки Льва Толстого». (В сборник вошли еще два рассказа о земле и труде хлебороба – «Зерно с куриное яйцо» и «Как чертенок краюшку выкупал».) Первоначально рассказ был озаглавлен «Много ли человеку нужно»; перед отправкой рукописи в набор было добавлено слово «земли».

Толстой много раз видел те башкирские степи, где происходит действие рассказа. Прекрасно знал он и то, как проявляется жадность «хозяйственного мужичка» вроде изображенного здесь Пахома. Поэтому-то весьма реалистичны все эпизоды этого народного рассказа. Морализирование заключено, конечно, в заголовке: предполагается, что на поставленный в нем вопрос ответ дается в конце: «Поднял работник скрепку, выкопал Пахому могилу, ровно насколько он от ног до головы захватил три аршина, и закопал его». Но весь рассказ – образец немногословного, безыскусного реалистического повествования, облеченного в форму притчи.

Рассказ «Много ли человеку земли нужно» вошел вместе с некоторыми другими в 12-ю часть «Сочинений гр. Л.Н. Толстого». Сохранился цензурный документ, относящийся к этой книге. Летом 1886 года в отсутствие главных цензоров в московском комитете обязанности цензора исполнял губернский секретарь К. Воронин. Он и составил 2 июня подробный доклад об этом томе в связи с «новым направлением» писательской деятельности Толстого. Критикуя запрещенные публицистические сочинения с их «идеями отрицания» («Исповедь», «В чем моя вера?», «Так что же нам делать?»), цензор безусловно одобрял моральную проповедь, заключенную в рассказах для народного чтения. «Впервые в русской литературе, – докладывал либеральный чиновник, – такой гениальный талант посвящен сермяжному народу. Громадная популярность, почести, огромные средства, роскошь – все принесено в жертву простому народу, который ничем не может быть благодарным и который даже не знает того, кто этим для него пожертвовал. Нужно было отличаться патриотизмом Минина и носить в своей душе христианскую веру истинного подвижника, чтобы поступить с своим талантом так, как поступил граф Толстой. Это – не поступок, а подвиг, за который каждый истинный сын церкви в России при встрече с Толстым должен поклониться ему в ноги». Относительно рассказа «Много ли человеку земли нужно» тот же цензор написал: «Мораль этого рассказа не только благодетельна для народа, как нравственное учение – не стремиться к обогащению, к богатству, в котором нет и не может быть истинного счастья, но она, кроме того, правительственна по времени, как разумная увлекательная речь, отрезвляющая вспыхивающее местами стремление нашего крестьянства к произвольному захвату чужой земли, с чем правительство борется уже давно… Это такой рассказ, который в интересах правительства должен был бы быть напечатан на его счет и в миллионах экземпляров разослан по губерниям для самого широкого распространения в народе».

Несмотря на негативные стороны народных рассказов – религиозную тенденцию, проповедь покорности и смирения, импонировавшие верноподданному цензору, в них несомненны и достоинства. В этих произведениях успешно претворены в жизнь общие принципы новой народной литературы, сформулированные Толстым в «Речи о народных изданиях» и сводящиеся к следующему: во-первых, народная книга должна быть художественным произведением, а не дидактическим религиозным поучением; во-вторых, народная книга должна быть высокохудожественным произведением, а не «ошурками» от большой литературы; в-третьих, она должна выражать высшие достижения христианско-нравственного понимания. И народные рассказы, действительно, были прежде всего высокохудожественными. Толстой выбрал для них фольклорные жанры – деревенскую побывальщину, народную сказку, деревенский анекдот. Г.Н. Ищук в книге «Эстетические проблемы народных рассказов Толстого» делит их на три раздела: 1) нравственно-философские повести, выражающие ту или иную религиозно-вероучительную идею, но содержащие реалистические картины русской дореформенной и пореформенной деревни; 2) сатирические сказки; 3) религиозная фантастика, христианские нравоучения. Рассказы «Много ли человеку земли нужно» и «Ильяс» Г.Н. Ищук относит к первому разделу, к нравственно-философским повестям.

В своих взглядах на народное искусство Толстой не одинок. Так, известный деятель русской демократической культуры В.В. Стасов призывал писателя не останавливаться только на русской или немецкой песне, а заглянуть и в «песню киргизскую (всегда чудесно поэтичную), персидскую, индийскую и т.д.». Рассказы на башкирскую тематику – как бы живой отклик Толстого на этот призыв. Подолгу живя среди башкир, писатель внимательно изучал быт и обычаи народа. Многочисленные печатные источники свидетельствуют, как восхищался Толстой дружелюбием, гостеприимством, радушием башкир. Его особенно умиляло то, что гостеприимство проявлялось не только по отношению к нему – богатому, влиятельному человеку, графу, но и к полунищим соседям-землякам. Так, наблюдая за богатым Мухамедшахом, принимавшим бедняка сторожа, Толстой с неописуемым восторгом говорил своим родным: «Вот как закон гостеприимства соблюдается у мусульман! Мухамедшах, сравнительно аристократ, сажает и угощает нищего бабая. Мы, христиане, так нищих не принимаем». Об этом старике-башкире Толстой писал Софье Андреевне из Таналыка: «Бабай, караульщик бывший на бахчах, караулит у дома и ездит на старом мерине, Турсуке, за мукой. Это милейшее 70-летнее дитя природы. Поет песни татарские тонким голоском всю ночь и барабанит в лад в старое ведро. "Ведро ж… кончал", как он говорит».

Толстому не раз доводилось видеть случаи такого щедрого, общечеловеческого, как ему казалось, гостеприимства среди башкир. Это давало ему основание противопоставлять мир «неподвижных восточных народов» европейскому образованному миру. В связи с этим В.И. Ленин в статье «Л.Н. Толстой и его эпоха» писал: «Вот именно идеологией восточного строя, азиатского строя и является толстовщина в ее реальном историческом содержании. Отсюда и аскетизм, и непротивление злу насилием, и глубокие нотки пессимизма, и убеждение, что "все – ничто…"»

Вместе с тем Толстой художественно убедительно показывает, как те же местные богачи (подобные Мухамедшаху) – баи и старшины – за подарки и ничтожную плату разбазаривали огромные угодья башкирской земли, обрекая своих соплеменников на нищету и полуголодное существование. Реакционный идеал толстовства выражается в обоих рассказах о Башкирии.

Центральным в рассказе «Много ли человеку земли нужно» является развитие и своеобразное толкование обычая, описанного Геродотом и имевшего место и среди башкир; в нем он видит определенный ответ на вопрос, поставленный в заглавии. У скифов и других племен продажа и покупка земли происходила следующим образом: покупатель должен был в течение определенного времени обежать или объехать землю, которую он хочет купить (этот основной мотив купли-продажи может варьироваться по-разному). И так как человек обычно не может унять своих желаний, то этот обег или объезд кончается смертью.

В рассказ «Много ли человеку земли нужно» входят три момента сюжета о добывании земли: сон, обег и смерть перед самым концом пробега; в предании, записанном Геродотом, также есть эти три момента, но сочетание их представлено в ином изложении, чем у Толстого. Это дает основание полагать, что писатель внес коррективы, сообразуясь с местным, башкирским, звучанием предания. Кстати, сюжеты, аналогичные описанному в рассказе Толстого, и поныне бытуют как среди башкир, так и среди русского населения Башкирии. Во времена же Толстого, когда дешевая распродажа башкирских земель достигла своего апогея, легенды, разоблачающие различные формы расхищения, надо полагать, имели широкое распространение. Не исключена также возможность обратного воздействия: рассказ Толстого, проникнув в народную среду, мог олегендариться и бытовать затем как фольклорное произведение. В подтверждение этой гипотезы, очевидно, уместно привести пример из личной жизни. Мне навсегда запомнилось, как в немыслимо далекую пору детства мама, стремясь воспитать в нас, детях, добрые чувства, частенько говаривала: «Не будь Пахомом, не жадничай!» И поясняла, кто такой Пахом. Мама была неграмотной (позднее довелось учить ее читать и писать уже мне); сказку о Пахоме она могла слышать только в устном изложении.

В настоящее время среди башкир бытуют и другие фольклорные произведения, разоблачающие различные формы расхищения земель. Так, легенда, называемая «Пугач-гора» (записанная в 1960 году Н.Д. Шункаровым в деревне Кутан Бурзянского района Башкирской АССР от шестидесятилетнего Гали Гаделыпина), начинается с повествования о том, как однажды, лет 180-200 тому назад, в деревню Кутан явился русский человек Вознесенский и попросил «землю, размером с бычью шкуру» (кстати, этот сказочно-анекдотический сюжет «о бычьей шкуре» как мере измерения широко известен в мировой фольклористике под названием «Хитрость Дидоны»). Башкиры согласились. Тогда Вознесенский оформил договор, после чего разрезал бычью шкуру на тоненькие тесемочки, составил из них длинную веревку и охватил ею 25 десятин земли. Приобретя таким мошенническим путем землю, он начал строить на ней медеплавильный завод. Вскоре в этих местах, как повествует легенда, прошли полчища Пугачева. Гора же, на вершине которой стояли пушки народного царя, стала называться «Пугач-горой».

Вообще отмежовка приобретаемой у башкир путем различных обманных махинаций земли, как об этом писали Г.И. Успенский, М.Е. Салтыков-Щедрин, Д.Н. Мамин-Сибиряк и другие, отличалась большой фантастичностью. Кроме таких единиц измерения покупаемой земли, как «обег человека», «бычья шкура», во времена Толстого существовала еще одна не менее странная мера – «скок лошади». Покупатели выторговывали у общества столько земли, сколько лошадь пробежит за час, два или три. Выбирали коня, джигиту под стать, и верховой гнал его во всю прыть. Сколько он успевал проскакать за установленное время, столько земли и приобреталось на вечное владение.

В рассказе «Много ли человеку земли нужно» Толстой разоблачает алчность кулака Пахома. Башкиры же выступают как народ приветливый, гостеприимный, беспечный в отношении к материальным благам. Это настоящие «христиане» по образу жизни – они веселы, спокойны, простодушны. Пахом – русский крестьянин, православный, но жадный — противопоставлен им. Его страсть к обогащению суетна и бесполезна: стремясь заполучить как можно больше земли в свое владение, он в конце концов получает… лишь три аршина. Пахом не сразу стал жадным приобретателем. Был он обыкновенным мужиком, терпел нужду и горе. Но вот подвернулся случай, и безземельный горемыка купил у барыни по сносной цене 15 десятин земли. И зажил он хорошо, в достатке. Но задыхавшиеся от тесноты мужики стали травить его хлеб и луга. Пересудился он с мужиками, и те начали грозить ему «красным петухом». «Стало Пахому в земле жить просторней, а в миру теснее».

Пахом богател. С появлением возможности обогащения приходят к нему жадность, стяжательство, озлобленность на людей. Чем богаче, тем жаднее он становился, перестал уживаться с соседями-мужиками. Это еще одно доказательство неправедности христианина, который не может жить в мире с «миром», с крестьянской общиной. И виной этому – собственность. Пришлось Пахому переехать на новое место, за Самару, где «житье против того, что на старине, вдесятеро лучше». Прожил он на новой земле три года и еще больше разбогател. Но страсть к обогащению не давала ему покоя. Прослышал он, что у дальних башкир можно за 1 000 рублей купить 5 000 десятин земли. И поехал он за пятьсот верст к кочевым башкирам. Угощал и спаивал их вином. Здесь Толстой разоблачает мошеннические приемы ловких лю­дей, «дельцов», за подарки, чай и вино разбазаривавших природные богатства Башкирии.

У башкир на землю существовала своего рода такса: «дню 1 000 рублей». И Пахом возмечтал захватить за небольшую плату громадный участок земли: столько, сколько успеет обежать от восхода до заката солнца. Башкирский старшина ставит одно очень существенное условие: «Только один уговор, говорит он Пахому: – если назад не придешь в день к тому месту, с какого возьмешься, пропали твои деньги».

В канун обега Пахому снится сон, в котором он видит самого себя мертвым. Но это дурное предзнаменование не может удержать Пахома. С восхода солнца начинается своеобразное состязание – бег одного человека. Описанное с большой художественной выразительностью, это событие происходит на лоне благодатной природы степной Башкирии. «Разгорелись глаза у Пахома, – пишет Толстой, – земля вся ковыльная, ровная как ладонь, черная как мак, а где лощинка – так разнотравье, трава по груди». Соблазн был слишком велик, земля – воплощение богатства – слишком хороша, а кулак Пахом хотел заиметь ее как можно больше. Но жадность погубила его… Смерть Пахома, наступившая вследствие его жадности, трактуется Толстым как божья кара, как сбывшийся страшный сон, который он видел накануне рокового дня.

У башкир же, по Толстому, нет жажды накопительства, а поэтому якобы нет и вражды, все живут дружно, так как ссориться им не из-за чего. Этим писатель подчеркивает соответствие жизни башкир подлинному идеалу христианства. Но лучшим украшением человека является труд. Толстой – как никто другой – умел ценить и уважать тяжелый труд крестьян. А герои рассказа – башкиры – ничего не делают. Работают только женщины. На это обстоятельство писатель обращает особое внимание: «Бабы кумыс болтают и сыр делают, а мужики только и знают – кумыс и чай пьют, баранину едят да на дудках играют. Гладкие все, веселые, все лето празднуют. Народ совсем темный и по-русски не знают, а ласковый». Такой образ жизни вызывает невольную зависть у Пахома, который не может себе позволить «все лето праздновать». Толстой подчеркивает патриархальные отношения между башкирами. В образах башкир писатель стремился показать невинных детей природы, похожих на древних скифов Геродота. Объективно же в произведении «Много ли человеку земли нужно» отражена реальная действительность, в которой башкиры-бессребреники радуются подаркам иноплеменника. Этот мимолетный штрих создает довольно интересную подробность: наивные, неиспорченные кочевники жаждут почета. Не сам подарок им важен, а факт подарка. Что касается старшины, то тут и вовсе не остается следа наивности. Пахом дарит старшине лучший халат и 5 фунтов чаю. И старшина, и другие башкиры хорошо понимают, что это – подарок не от чистого сердца, а своего рода взятка. За нее и предоставляется Пахому право взять себе столько земли, сколько он обежит за день. Разумеется, халат, чай, 1 000 рублей сравнительно небольшая плата за огромный участок земли, которым мог завладеть Пахом. Писатель сознательно приуменьшает размеры платы: это не главное.

Любопытно вспомнить: сравнивая участь гитлеровских захватчиков, «завоевывавших» в нашей стране по «три аршина земли» для могилы, с судьбой кулака Пахома, М.И. Калинин назвал рассказ Толстого «Много ли человеку земли нужно» сказкой. Вслед за ним это произведение называет сказкой и современный исследователь С.Н. Альтман.

В действительности размеры взяток были крупнее. Отметив, что у Толстого и Геродота использован один и тот же сюжет о покупке земли, С.Н. Альтман в книге «Читая Толстого» (1966) указывает и на разницу между ними. Геродот сообщает, что скифы дают человеку, который должен вскоре умереть, столько земли, сколько он может объехать за день. У скифов, таким образом, предстоящая смерть является причиной наделения человека землей. В рассказе Толстого смерть – лишь следствие жадности Пахома к земле. У скифов награждение землей воспринимается как дань уважения к таинству смерти. У Толстого башкиры отдают землю по беспечности, за подарки и деньги. Полемизируя с С.Н. Альтманом, Г.Н. Ищук в книге «Эстетические проблемы народных рассказов Л.Н. Толстого» (1966) опровергает мысль о том, что основой рассказа является античный эсхатологический миф, и видит его основу в реальной действительности пореформенной России, хотя не отрицает использования писателем некоторых элементов сюжета, приведенного Геродотом. Последнюю точку зрения разделяет и автор настоящей работы. Вместе с тем у С.Н. Альтмана немало тонких наблюдений над художественным стилем рассказа. Начав свой бег с зари, с восхода солнца, Пахом к вечеру, как и солнце, закончившее свой дневной путь, «закатывается» – умирает. Это не внешнее уподобление, не эффектный декоративный фон картины: одновременное погружение солнца за шихан и кончина Пахома на этом шихане – не две смерти, – а одна, данная в двух аспектах. Это традиционный прием фольклорного параллелизма – уподобление человеческих переживаний явлениям природы. И как отмечает С.Н. Альтман, соответствие между солнцем, которое «красное, кровяное стало», и умирающим Пахомом, у которого «изо рта кровь течет». Сказочные элементы органически сочетаются в рассказе с элементами реальной действительности.

В пореформенную эпоху патриархальный быт, который так импонировал Толстому, постепенно вытеснялся капитализмом. «Цивилизованные» покровители «благоустраивали» жизнь «дикой Башкирии», не забывая при этом и о себе. Вспомним, как рассказывал Пахому о приобретении земли у башкир проезжий купец: «Земли, – говорит купец, – там не обойдешь и в год: все башкирская. А народ несмышленый, как бараны. Можно почти даром взять». По его же пути пойдут тысячи Пахомов, которые под видом «упорядочения» земельных отношений будут присваивать себе башкирские земли. За спокойным повествованием нетрудно ощутить гневное возмущение писателя, который всецело на стороне угнетенного народа. Не случайно в рассказе с особой симпатией выведены образы радушных, добрых башкир, их непритязательный быт и патриархальная жизнь. Башкиры приветливо встретили незнакомца-иноверца. «Обрадовались башкирцы, подхватили Пахома, свели его в кибитку хорошую, посадили на ковры, подложили под него подушек пуховых, сели кругом, стали угощать чаем, кумысом. Барана зарезали и бараниной накормили». Башкиры доверились Пахому, думая, что его отношение к ним тоже чистосердечное; и за то, что он одарил их подарками, решили отблагодарить его. «…За твое добро, – сказали башкиры Пахому, – рады тебе сколько хочешь земли отдать. Только рукой покажи какую – твоя будет».

«Много ли человеку земли нужно» занимает особое место среди народных рассказов писателя: в нем использован башкирский фольклор. Если в других рассказах наблюдаются попытки своеобразного сочетания реализма с религиозной притчей, то здесь глубокий реализм в описании крестьянского хозяйствования и забот Пахома, мечтавшего не о ковре-самолете или жар-птице, а о земле, сочетается со старинной легендой степного народа. Это и придает ему раздумчиво-философский оттенок. Именно в мудрости древней легенды Толстой ищет ответы на вопросы о смысле и ценности человеческой жизни, об отношении духовного богатства к материальным благам. Поступки «новорожденных» капиталистов и быт коренных жителей изображаются так естественно и просто, что реальная действительность оттесняет сказочное на второй план. Рассказ написан замечательно простым и доходчивым языком. Этому в немалой степени способствовали пословицы, поговорки и эпитеты, употребляемые в разговорной речи: барышу наклад – большой брат; у мужика живот тонок да долог; нынче богат, а завтра под окном находишься; богаты не будем, а сыты будем; земля-матушка; солома – лошади не видать, а густая, что горстей пять – и сноп и т. п.

Рассказ заключает в себе не только философско-этическое содержание – мысль о суетности земных страстей перед лицом неминуемой смерти, – но и конкретно-исторический смысл. Толстой показывает злоключения вначале безземельного Пахома, а потом проснувшуюся в нем жажду стяжательства. Здесь и глубокое сочувствие «адвоката стомиллионного земледельческого населения России» самым заветным помыслам крестьянства о земле, и грусть и растерянность писателя перед проникновением буржуазно-стяжательских начал в крестьянскую жизнь и психологию. «Соединение двух художественно-стилистических структур, – пишет Г.Н. Ищук, – сделано очень искусно. Если первая часть выдержана в тонах самого трезвого реализма, и ни в каком другом из рассказов мы, пожалуй, не найдем такой глубокой и точной картины социально-экономических условий хозяйствования пореформенного крестьянства, то с момента приезда Пахома в башкирские земли писатель постепенно перемещает повествование в атмосферу степного фольклора».

Рассказ пользовался популярностью у современников, получил широкий общественный резонанс. Так, 6 апреля 1886 года в Московском университете был устроен торжественный вечер с чтением новых произведений Толстого. Читал профессор Стороженко. «Молодежи было пропасть, студенты все», — свидетельствует Софья Андреевна, которая присутствовала на вечере. Особенно дружные аплодисменты были после рассказа «Много ли человеку земли нужно». «…Впечатление такое, что стиль замечательно строгий, сжатый, ни слова лишнего, все верно, метко, как аккорд; содержания много, слов мало и удовлетворяет до конца», – пишет С.А. Толстая.

Другой рассказ на башкирскую тему – «Ильяс» – написан в 1885 году, в Крыму. Со времени своей службы в Севастополе, целых тридцать лет, Толстой не был в Крыму. Он так заинтересовался жизнью тамошних жителей – татар, что, несмотря на привычку к ежедневным литературным занятиям, «вышел из колеи работы». Но 17 марта, «пристыженный тем, что ничего не пишет», написал для Черткова «рассказец». Увлеченный Крымом, он перенес повествование в те места, которые его тогда очень интересовали, – к татарам, хотя обстановка, изображенная в рассказе, была явно не крымской. Но вскоре Толстой переносит место действия из татарской деревни в башкирскую: на автографе вместо слов «в татарской деревне» он пишет «в башкирской» и вместо «богатый татарин» – «башкирец». В следующей рукописи он еще более уточняет место действия, относя его в Уфимскую губернию: «Жил в Уфимской губернии башкирец Ильяс». Рассказ был написан за два дня: 17-18 марта, впервые напечатан в начале 1886 года в небольшом сборнике «Царь Крез и учитель Солон и другие рассказы» в Москве. В этот сборник вошли еще два рассказа Толстого: «Два брата и золото» и «Вражье лепко, а божье крепко» (все без подписи автора) и пять рассказов других авторов. В том же году рассказ вышел в «Сочинениях гр. Л.Н. Толстого» (часть двенадцатая).

В рассказе «Ильяс» ярко выразились взгляды писателя на частную собственность, явившиеся результатом эволюции его мировоззрения. После завершения в 1878 году романа «Анна Каренина» Толстой на протяжении семи лет не писал ни одного художественного произведения. По словам самого писателя, эти годы были для него периодом внутренней перестройки и переосмысле­ния взглядов на литературу. Кстати, по утверждению Виктора Шкловского, «отзвуки о хищении башкирских земель есть в "Анне Карениной": там Каренин разбирает документы, придавая отчету правильную и, по его мнению, строго законную, бюрократическую форму».

В мировоззрении и творчестве Толстого всегда наблюдалось преклонение перед патриархальными формами жизни, перед «житьем по-народному», критическое отношение к морали господ, к тщеславию, которое порождено «бездействием» и роскошью. К 80-м годам противопоставление патриархальности и цивилизации, «низов» и «верхов» в сознании писателя становится более резким. Перестройка взглядов Толстого завершается тем, что он безоговорочно принимает сторону «униженных и оскорбленных» — крестьянства. Однако он не только осуждал буржуазное общество, но и верил в то, что счастье человечества не в движении по пути прогресса, а в возвращении к патриархальным отношениям, которые позволяют человеку обрести свое нормальное состояние. Страдая при виде безземелья, разорения и классового расслоения современной деревни, Толстой-художник страстно протестовал против накопления богатств в руках немногих за счет ограбления многомиллионного земледельческого народа. Именно эта важная проблема творчества писателя является центральной в маленьком рассказе «Ильяс». В нем повествуется о жизни башкира, который был богат, но не имел счастья. Только потеряв богатство, он обрел душевный покой и счастье. Герой не то чтобы гневается на судьбу, но, напротив, радуется, что нашел наконец покой. В произведении явственно сказалась реакционная идея «непротивления злу», смирения перед судьбой. Но и здесь при изображении башкир писатель проводит определенную тенденцию. Вновь, как и в первом рассказе, взаимоотношения башкир, их обычаи показаны соответствующими христианским добродетелям. Разорившийся Ильяс и его жена Шам-Шемаги, вконец обнищав, находят приют у богатого соседа Мухамедшаха, который не может допустить, чтобы старики бедствовали. Ильяс и его жена становятся батраками, работают на соседа, живут у него, получают от него все необходимое. Только освободившись от бремени богатства, утверждается в рассказе, старики приобрели подлинное счастье. Толстой проводит тенденцию о возможности мира между эксплуататорами и эксплуатируемыми.

Однако изображение действительности у Толстого-художника не укладывается в тенденциозные схемы Толстого-философа и моралиста. Несмотря на христианские добродетели Мухамедшаха, он, прежде всего, заботится о своей выгоде. Ему выгодно держать у себя Ильяса с женой потому, что они сами были хозяевами, хорошо знают порядки и работают добросовестно. Сам Ильяс вел в молодости жизнь тоже не слишком праведную, не мирился со скромным достатком, а, трудясь с утра до вечера, стал приобретать, обогащаться. Как видим, здесь нет ничего общего с беспечной, праздной жизнью башкир, которая нарисована в первом рассказе. У разбогатевшего Ильяса тоже было много хлопот. Как важные хлопоты Толстой рисует, в частности, прием гостей. Издалека едут гости к богатому Ильясу. Едут, потому что он богат. Опять реалистическая деталь, характеризующая отношение башкир к материальным благам: богатый человек в их среде пользуется уважением и почетом, как и во всем классовом мире. Самой интересной деталью рассказа является, пожалуй, то, что на расспросы гостей Мухамедшаха Ильяс отвечает не сам, а предоставляет это право своей жене. В этом сказывается прежде всего его уважение к женщине, которая всю жизнь вместе с ним работала, делила его заботы, не имела ни минуты покоя. Шам-Шемаги говорит богатым гостям, что только в бедности она и муж ее нашли счастье, согласие, любовь, что теперь у них есть время помолиться Богу, подумать о душе, поговорить друг с другом. Важно также, что старуха-башкирка говорит с гостями смело, как равная, с чувством собственного достоинства, без приниженности, забитости. Это один из первых образов башкирских женщин в русской литературе. Хотя он нарисован скупыми красками, но показано главное: женщина не глупее мужчины. Она не только работница, помощница, но и друг, не рабыня, а равная мужу. Великий гуманист Толстой сумел увидеть и реалистически отразить прекрасные качества женщины-башкирки – трудолюбие, стойкость, преданность, чувство собственного достоинства.

В рассказах «Много ли человеку земли нужно» и «Ильяс» Толстой показывает башкир несколько упрощенно, подчеркивая их наивность, беспечность и фатализм, идеализируя патриархальные отношения. Кричащие противоречия писателя нашли отражение и в произведениях на башкирские темы. В них Толстой проводит одну общую идею — осуждение пагубной роли богатства: страсть к обогащению, жажда наживы приводят Пахома к гибели; лишь разорение и бедность приносят Ильясу и его жене спокойную жизнь и подлинное счастье. Эти рассказы, таким образом, в художественной форме иллюстрируя идеи «толстовства», проповедовали покорность, смирение перед судьбой, «непротивление злу», возмож­ность классового мира, то есть в них нашли обнажен­ное выражение слабые стороны «учения» Толстого.

Однако, несмотря на компромиссы и противоречия, свойственные рассказам Толстого, в них показаны лучшие черты башкирского народа, выражено глубоко уважительное, серьезное отношение к простым людям Башкирии, заинтересованность их бытом, нравами, обычаями. Знаменательно, что лучшими чертами национального характера башкир у Толстого оказываются именно те, какие присущи простым людям всех наций – прямодушие, гостеприимство, трудолюбие, чувство собственного достоинства. В этом сказалось продолжение пушкинской традиции серьезного, дружественного, демократического отношения к нерусским народам России. Христианско-нравственная концепция не помешала писателю объективно отразить действительность, показать постепенное разорение башкир, факты социального неравенства, распад патриархальных отношений.

Как и другие народные рассказы, «Много ли человеку земли нужно» и «Ильяс» пользовались большим спросом и распространялись среди широкого читателя, способствуя развитию взаимопонимания и дружественных отношений между башкирами и русскими, искоренению национальных и религиозных предрассудков. Не случайно во всех народных рассказах Толстой стремился, по словам Г.Н. Ищука, к устранению всяких элементов православия. Все его чудеса – фольклорные, лубочные, не связанные с православной церковью. Вместе со своими героями писатель размышляет о смысле жизни. Эти размышления идентичны у простых людей всех национальностей, они не связаны с определенной религией, а вытекают из народной этики, которая у всех народов всех времен ставит честного трудолюбивого бедняка выше богатого скряги, а простодушную беспечность оценивает выше корыстной хитрости.

Башкирские мотивы встречаются и в некоторых других произведениях Толстого. Основные события рассказа «За что?» разворачиваются в Оренбуржье. С будущими героями рассказа писатель познакомился при чтении книги С.В. Максимова «Сибирь и каторга». Его потрясла трагическая судьба Альбины и Винцентия Мигурских, рядовых участников героических дел польского народа, сосланных царским правительством на далекий Урал и попытавшихся вернуться на родину. «Какие люди ужасы делают! Животные не могут того делать, что правительство делает», – возмущался Толстой. Работая над рассказом, он перечитал целую гору литературы на русском, французском, немецком языках, многократно переделывал произведение. «Надо прочесть много книг, чтобы написать пять строк, разбросанных по всему рассказу», – говорил писатель. Под пером великого художника образы значительно обогатились, стали нравственно богаче и ярче. Необычайно красиво раскрылась в рассказе Толстого душа Альбины, девизом которой было: «Любить и утешать тех, кто жертвует собой за отчизну». Альбина – героиня, которая по всем своим душевным качествам родственна невестам и женам декабристов, следовавшим за женихами и мужьями в сибирскую ссылку. О Винцентии Мигурском писатель говорит восхищенно: «…Если бы завтра появилась новая возможность, он поступил бы так же». Побег Мигурских, хотя и не сбывшийся, но замечательный, описан очень красочно.

В основу рассказа «Что я видел во сне» легли факты из жизни графини Веры Сергеевны Толстой, племянницы писателя (дочери его брата, Сергея Николаевича Толстого), которая вышла замуж за башкира Абдрашита Сафарова. Это расценивалось как из ряда вон выходящее событие. Писателя же прежде всего занимали не подробности изображения этого частного случая, а возникшие в связи с ним общие психологические проблемы.

Поездки в Башкирию пробудили у Толстого интерес к недавнему прошлому этого края. Он долго вынашивал идею создания романа, местом действия которого должно было стать Оренбуржье (Башкирия до 1865 года входила в состав Оренбургской губернии). Как уже упоминалось выше, в сентябре 1876 года Толстой выезжал на несколько дней в Оренбург. По свидетельству историка А. Алекторова, Оренбург был тогда «наполовину азиатский город… Русское население его, в летнее время особенно, теряется в разношерстном сборе народов Азии – киргиз, татар, башкир, хивинцев, бухарцев…». В Оренбурге, по утверждению биографа Толстого П.И. Бирюкова, писатель «встретил своего старого приятеля и севастопольского сослуживца генерала Крыжановского (бывшего тогда оренбургским генерал-губернатором) и очень приятно провел время в воспоминаниях давно пережитого». Аналогичные мысли находим и в письме Софьи Андреевны от 1 октября 1876 года к сестре Т.А. Кузминской: «…Очень приятно было там Левочке у Крыжановского, его старого знакомого и тамошнего генерал-губернатора». Н.А. Крыжановский познакомил Толстого со своим переводчиком, знатоком восточных языков Мирсалихом Бикчуриным, лично знавшим Перовского. По утверждению Леонида Большакова, в Оренбурге Толстой с большим интересом знакомился с Караван-Сараем, считавшимся башкирским народным домом. Это величественное двухэтажное здание поднималось четырехугольником. С ним гармонировал великолепно исполненный полуконус мечети. Важное место в этом ансамбле занимал сад. Украшали его большие сосны, с корнями перенесенные сюда из башкирских лесов. Караван-Сарай был неразрывно связан с именем В.А. Перовского, который считал его «колыбелью башкирской цивилизации».

Личность бывшего генерал-губернатора Василия Алексеевича Перовского (1795–1857) привлекала внимание Толстого задолго до поездки в Оренбург. «История Перовского» – записал он в своем дневнике 29 октября 1857 года. Надо полагать, в тот день писатель впервые услышал о пребывании русского офицера в плену у французов. Рассказ о страданиях, выпавших на его долю, о мужестве и стойкости пленника заинтересовал Толстого. Девять лет спустя он читал «Записки В.А. Перовского о пребывании его в плену в 1812–1814 гг.», напечатанные в журнале «Русский архив» (1865, №3).

Работая над эпопеей «Война и мир», Толстой воспользовался этими материалами при описании пребывания Пьера Безухова во французском плену. Такие эпизоды, как расстрел пленных, допрос у маршала Даву и ряд других, имеют под собой фактическую основу, почерпнутую из рассказов Перовского. Ко времени, когда писатель узнал его историю, Перовский уже доживал свою жизнь: он умер в начале декабря 1857 года. Двоюродная тетка Льва Николаевича Александра Андреевна Толстая, с которой писателя связывала многолетняя дружба, была доброй знакомой Перовского. Больше того, она давно, хотя и безнадежно, любила его. А.А. Толстая могла немало рассказать об этом человеке – участнике Отечественной и Турецкой войн, впоследствии крупном военном и государственном деятеле, дважды (в 1833–1842 и 1851–1857 годах) управлявшем Оренбургским краем.

В Оренбурге Толстой собирал материалы об этом блистательном графе, полтора десятка лет управлявшем обширным краем. Кстати, Перовский был дядей известного писателя Алексея Константиновича Толстого, лично знал Пушкина, Жуковского, Даля (последний восемь лет служил чиновником особых поручений при нем). Перовский встал перед писателем в качестве возможного героя будущего произведения в тот период, когда он заканчивал работу над романом «Анна Каренина» и обдумывал свои дальнейшие творческие планы. Именно на это время приходится поездка Толстого в Оренбург. Л. Большаков считает, что с посещением Оренбурга связано если не рождение замысла произведения о Перовском в Оренбургском крае, то непосредственный подступ к этому замыслу.

Немало довелось услышать писателю о Перовском от башкир. Среди каралыкских башкир были те, которые служили под началом этого грозного генерала в его среднеазиатских походах. Энтузиаст изучения воспоминаний местного населения о Толстом А.И. Ярмухаметов в свое время записал рассказ Ишбулды Сафина: «Бывало, начну играть на курае башкирские мелодии, протяжные и плясовые, Лев Николаевич с увлечением слушает и начинает расспрашивать, что это за мелодия, по случаю чего создана, кто сочинил. Например, когда я исполнял плясовые башкирские мелодии «Перовский» или «Циолковский», он спрашивал, почему эти мелодии имеют русские названия. Я объяснял, что у русских генералов служили рядовые солдаты-башкиры и, сочиняя эти мелодии, называли их фамилиями генералов, за что получали награду…».

В библиотеке Л.Н. Толстого в Ясной Поляне хранится книга преподавателя восточных языков Оренбургского кадетского корпуса Мирсалиха Бикчурипа «Туркестанская область» (1872) с дарственной надписью: «Его сиятельству графу Толстому в память приезда в Оренбург от автора. 1876 г.». Бикчурин был одним из первых выпускников Неплюевского военного корпуса, не менее пятнадцати лет знал Перовского и мог сообщить любознательному писателю немало интересных сведений. Мирсалих Бикчурин был крупным знатоком истории края и страстным энтузиастом его изучения. А в своем учебнике «Начальное руководство к изучению арабского, персидского и татарского языков с наречиями бухарцев, башкирцев, киргизов и жителей Туркестана» (1859), имеющем определенное значение также для башкирской фольклористики и языкознания, Бикчурин в основном правильно отразил своеобразие башкирского разговорного языка.

По утверждению Степана Берса, летом 1878 года Толстой снова побывал в «Оренбурге на Меновом дворе». Через тринадцать лет, в июле 1891 года, в Орен­бург приехали сыновья писателя Сергей и Лев; вместе с ними был и башкир Нагим Акиров.

Судя по записи Софьи Андреевны, в марте 1877 года Толстой интенсивно работал над планом исторического романа о переселенцах в башкирские степи. В октябре того же года писатель снова вернулся к своему замыслу, но роман намеревался начать с XVIII века; основное место действия решил перенести в оренбургские степи. Переселенцев же хотел увязать с декабристами, а посредствующим звеном должна была стать личность графа В.А. Перовского. К переселяющимся на восток крестьянам попадал один из участников восстания декабристов, и «простая жизнь в столкновении с высшей», то есть «николаевским светом», должна была лежать в основе сюжета.

В декабре 1877 – начале января 1878 года в замысле романа произошло передвижение времени действия на 1825 год; замысел «Декабристов» становился центральным. Но декабристская тема получает совершенно новое, отличное от замысла 60-х годов, направление. Если раньше Толстой хотел показать столкновение декабристов с великосветской и либерально-дворянской средой и их разрыв со своим классом, то теперь, в связи с эволюцией взглядов писателя, главным для него становится показ того, как декабристы нашли путь к народу и стали жить его жизнью. К этому времени писатель соста­вил конспект нескольких глав романа, в которых развил тему переселения крестьян в Оренбургский край.

С 1878 года Толстой начинает усиленно собирать материал для задуманного романа. В первых числах января 1878 года писатель сообщал своей двоюродной тетке Александре Андреевне Толстой, что у него «давно бродит в голове план сочинения, местом действия которого должен быть Оренбургский край, а время – Перовского», и обращался к ней за материалами об этой личности. В конце января 1878 года Толстой писал тому же адресату: «Я теперь весь погружен в чтение из времен 20-х годов и не могу Вам выразить то наслаждение, которое я испытываю, воображая себе это время. Я испытываю чувство повара (плохого), который пришел на богатый рынок и, оглядывая все эти к его услугам предлагаемые овощи, мясо, рыбу, мечтает о том, какой бы он сделал обед!.. Так и я мечтаю, хотя и знаю, как часто приходилось мечтать прекрасно, а потом портить обеды или ничего не делать. Уж как пережаришь рябчиков, потом ничего не поправишь. И готовить трудно и страшно. А обмывать провизию, раскладывать ужасно весело!»

К середине 1878 года обозначились контуры сюжета будущего романа. Из воспоминаний писателя А.Д. Свербеева, гостившего летом 1878 года в Ясной Поляне, известно, что Толстой хотел показать, как один из декабристов, отбывших ссылку в Сибири, попадает в поселок своих крепостных, сосланных за самовольную вспашку спорной земли, и там, занимаясь тяжелым крестьянским трудом, начинает новую жизнь.

Роман о крестьянах-переселенцах в течение многих лет волновал творческое воображение писателя, в его дневниках неоднократно встречаются записи, свидетель­ствующие о желании вернуться к старому замыслу. Так, среди сюжетов художественных произведений, которые, судя по дневниковой записи от 12 марта 1895 года, Толстой хотел бы «докончить», упоминаются «Переселенцы и башкиры». Д.П. Маковицкий записал высказывание Толстого от 2 апреля 1905 года: «Много слышал, читал, занимался переселенцами. Те, которые имели маршрут и поддержку правительства, обыкновенно ходили неудачно, а которые шли сами, на свой риск, тем удавалось…». 20 октября того же года Толстой говорил: «Переселение шло вопреки правительству; правительство своими мерами только препятствовало ему. Переселенцы, которые надеялись на помощь правительства, приехали в Бузулук, сели и ждали. Другие же поехали дальше, нанялись башкирцам сено косить из части, продали и поехали дальше. Читал даже про таких, которые взяли с собой семена, осенью посеяли рожь, собрали, продали и на деньги, вырученные за эту рожь, ехали дальше. До урожая косили траву башкирцам… В Самарской губернии знал семью переселенцев. Старик приехал в кибитке, сам-одиннадцать, из Пензенской, другие, более зажиточные, поехали дальше, он должен был остаться. Он уже был слеп, его сын был церковным старостой…

– Помогать переселенцам, как голодным, с пренебрежением к правительственной системе ведения переселе­ния, – заметил Л(ев) Н(иколаевич). – Я занимался этим-тяжелое дело…».

Работая над планом задуманного романа о переселенцах, Толстой изучил большое количество архивных до­кументов и дел о переселении в Оренбургский край, прочитал массу книг, слушал легенды и предания стариков, встречался с историческими деятелями. И хотя писатель собрал много материала о декабристах и крестьянах-переселенцах, но планам его не суждено было сбыться: «оренбургский» роман не продвинулся даль­ше лабораторной стадии, как, впрочем, не были осуществлены и многие другие замыслы, в частности, крупное произведение из времен Петра I, в котором, судя по пла­нам и конспектам, также должны были фигурировать башкиры. В архиве писателя имеется такая запись: «С 1705 года башкирцы бунтуют; обвиняли уфимского комиссара Сергеева, который притеснял башкирцев при сборе с них лошадей для войска и при отыскании среди них беглых рекрутов».

Планы, конспекты и варианты исторических романов, замыслы которых возникли в связи с поездками Льва Николаевича Толстого в Башкирию, показывают, какую большую роль играл в творческой биографии писателя наш край.

…Многократно бывая в самарских степях, и дружески общаясь с местным населением, Толстой не без гордости говаривал, что его «здесь все башкиры знают и очень уважают». Он, разумеется, имел в виду только тех башкир, с которыми ему доводилось тогда встречаться; и речь шла прежде всего об уважительном отношении башкир к Толстому-человеку, «доброму барину», а не художнику. До революции мало кто из башкир знал творчество Толстого. В наше время, напротив, трудно найти человека, который бы не знал Толстого.