Кто-то маленький идет по большому городу

Кто-то маленький идет по большому городу

Mercury

Соль одиночества и черствый хлеб сиротства,
Еще бы мать – но мачеха свобода.
На «боже мой» никто не отзовется,
И ты, душа сомнительного рода
Во всем простом единственном числе,
Находишь дом печали на земле.
Печаль моя, сегодня ты темна,
Темней глотка пуркарского вина.

Меняю каберне на шардоне!
Мой белый ангел, вспомнишь обо мне?
Проходит ночь по улицам безлюдным.
Мой красный ангел, родина моя,
Я без тебя как будто не отсюда,
Земля моя, как гроздь, разделена.

Любовь моя, ты выпита до дна,
Но задержи последнюю минуту,
Пусть на ладонь садятся мотыльки –
И свет в холодной комнате зажги,
Любовь моя последний раз пьяна.

И ты, пустая комната моя,
Не потеряй, пожалуйста, спросонок
Два лепестка на нитке невесомой,
Тень бабочки в полуденных тенях
Своих долин, холмов своих и склонов,
Не потеряй, пожалуйста, меня.
Нас не прибавить можно, но отнять.
Как быстро осыпаются пионы…

 

Карусель

Просто солнце устанет светить,
Просто Черное море остынет
И не будет ни черным, ни синим.
А дожди будут лить себе, лить.

Нарисует художник другой
Все, что хочешь не хочешь на свете.
Только ласточки будут не эти
И бумажный кораблик не твой.

А весна… И начнется весна,
И лошадка закружится в парке.
Только эту вот, в яблоках, жалко.
И жирафа еще. И слона.

 

Вот с тонконогой грацией паучьей

Вот с тонконогой грацией паучьей
Застыл штатив в предчувствии мгновенья
Вот в бантах я как бледная поганка
Пытаюсь соответствовать минуте
«А ничего хорошего не будет»
Запечатлел документальный снимок
За целый год конечно порыжею
Начну смотреть наглее с фотографий
И кажется что все об этом знают
Но только я пока еще не в курсе
Держу портфель обеими руками
И нас таких здесь сорок и четыре
Как же в конце осталась половина
Вон тот в очках потом в меня влюбился
Зачем-то до сих пор об этом помню
Закатится монетка за подкладку

Сейчас тренога подогнет колени
И на плече фотографа уедет
Тут кто-то самый главный даст отмашку
Нас наугад распределят по парам
И потечем по скользким коридорам
Исподтишка готовящим подножку
Очкарик больно вцепится мне в руку
Я ни за что не сяду с ним за парту
По крайней мере класса до седьмого
Но это из бордового альбома
Который затерялся с переездом
Там я уже умела улыбаться
А он был тем кто доверял улыбке
Нет тут пока еще он корчит рожи
И очень больно стискивает руку

 

Пейзаж с тополями

И стоят они вдвоем
Тополями на Плющихе.
На пейзаже вечер тихий.
Жалко всех. И все умрем.
Листья дворники сгребают,
Пролетают облака,
И последние трамваи,
И забытые ДК.
И мороженщица тает
У закрытого ларька.

 

Ерунда

Здесь тень моя проходит тенью,
Нипочему – забавы для,
Тут всех моих место-имений
Еще аппендиксы болят,

Ночами бредят чердаки,
Летит пчела на летний запах
И вечера на мягких лапах
Крадутся с шепотом морским.

Тут время в тапочках домашних
Всем кораблям без якорей
Шьет паруса из промокашек
И даже тень моя светлей.

Скрипят сквозь зубы половицы
И вся такая ерунда.
А ты забрел сюда проститься
И потерялся навсегда.

 

Одуванчик

Одуванчик пожелтел
Выскочил весне навстречу
Что за узенькие плечи
Что за радостный удел
Утро солнце
Ветер вечер
Одуванчик полетел

 

Запах счастья

А улица по городу текла,
Несла с собой троллейбус и витрину,
И балерину в белой пелерине,
И всякие придворные дела –
Песочницу, собачницу, и моську,
И счастья безразмерную авоську.
И полкило до дома донесла.

 

Молоко звездных коров

Задерет с телескопом башку астроном –
В облаках ни Рабле, ни черта.
И такая тоска на глазу голубом,
Что Рабле не сказать никогда.

Он пропьет неразумной души инструмент,
Он откроет консервным ножом
Этот самый бескрайний реликтовый свет
И вот так поклянется с великим понтом,
Как последний герой на земле:

«Пусть закончилось время больших чудаков
И соврал телескоп, и ослеп –
Мы с другой поглядим стороны облаков
И с тобой еще выпьет Рабле».

 

Это про фонарики

Нет звезды на белом свете,
Кроме этой дворовой.
Дождь идет, луна не светит,
Да и черт с такой луной.

Электрические розы
Как умеют, так цветут
Над Торговой и Привозом
И на Тещином мосту.

Пусть от лужи и до лужи –
А поверишь в этот свет,
В электрические души
Тех, кого в помине нет.

Всё на свете пропадает…
Ты гори, гори, звезда.
А ботинки протекают,
Это горе, это да.

 

Снег пошел под воскресенье…

Вышел ночью на мороз,
Надышал стихотворенье,
Так вот в варежке и нес.

Не упал, не поскользнулся.
Поскользнулся – не упал.
Чтоб ребенок не проснулся,
Чтоб ладонь не потерял.

 

Рождество

За забором бело и спокойно,
На ветру высыхают рубахи,
Можно думать о елочно-хвойном.
Если б только не выли собаки.

А собаки все воют и воют,
Тут собаки у всех во дворах.
А оно и зимой голубое…
…И не могут навыться никак.

 

И паруса

Как сумерки в конце заката
Выводят демонов из тьмы –
Легко продашь сестру и брата
За разговор глухонемых,
За приступ нежности взаймы,
За каплю нежности проклятой,
Которой от тебя не надо
Ни сердца и ни головы.
Чем непрочнее эти швы,
Тем легче сбрасывать наряды,
Выходит осень из листвы
В простой сорочке снегопада.
Не знать, как острова горят,
Как у души ломает крылья,
Когда линяют небеса
И рвут листы и сухожилья,
И паруса, и паруса…

 

До Рождества

Такие, Господи, дела
На нашей маленькой и третьей,
Тобой оставленные дети
Не доживут до Рождества.
Приход зимы,
Расход тепла
На пустотелый кубометр –
В чем только держится планета,
Душа входила и ушла,
Оставив точку незаметно.
Как входит тонкая игла
И засыпают у рассвета
Полупрозрачные тела.
Летают сорванные души,
И догоревшая листва,
И полый шарик в безвоздушном.
………
Когда отправленный послушник
Сойдет висок поцеловать,
Оставь им каплю Рождества
Под кислородною подушкой.

 

Долгая осень

А я только вижу луну над мостом,
Забытую лодку на речке.
А мы всё идем, мы куда-то идем,
Как будто за берегом вечность,

Где долгая осень платки развернет,
С царевыми выйдет дарами.
А я только вспомню, как небо течет
И тонет у нас под ногами.

Куда мы, зачем мы, откуда пришли,
Под ветром и под листопадом
Стояли на маленькой точке земли…
Да ладно.
Но пели цикады
Всю ночь
И не петь не могли.

 

Маленький снегопад

Я люблю
Положить на ладонь
Этот маленький шарик
Уснувшего мира
Там играет «O Jungfrau…»
Орган и гармонь
И рука накрывает
Пустые клавиры

Там не кончится снег
Не погаснет окно
Там совсем ничего
Неземного не будет
Будет так
Как идет
Как давно решено
Снегопад
И огонь
И согретые люди

 

Кто-то маленький идет по большому городу

Помнишь тот молочный год:
Как схватил за бороду
Деда снежного – везет
По любому поводу?

Кто-то маленький идет
По большому городу.

А на саночках летит
Папочка и мамочка.
Много горок впереди,
Где вы, кони-саночки,

Жеребёнки-вороны…
Ветер в городе свистит.
Едем мимо города!