Кузнецкая поэма
Кузнецкая поэма
История легендарного Новокузнецка, его героические трудовые и воинские традиции предстают в книге Павла Майского «Город моей мечты» через судьбы и характеры земляков поэта, вместе с которыми он прожил с 1955 по 1988 год.
Главное произведение в книге – «Кузнецкая поэма» – по сей день остаётся единственным о нашем городе в столь непростом жанре, вошедшем в литературную историю Кузбасса.
Впервые поэма была опубликована на страницах городской газеты «Кузнецкий рабочий» в 1981 году. Значительно позднее автором внесены небольшие дополнения, и в целом поэму увидели читатели всей страны в книге о Кузнецке-Сталинске-Новокузнецке (издательство «Российский писатель», 2007 год).
В редакционном архиве нашего альманаха сохранилась первоначальная публикация поэмы (газета «Кузнецкий рабочий», N 114 (13395), 13 июня 1981 г.).
В канун 400-летия родного города это напоминание будет интересно не только для знатоков отечественной литературы.
Я знаю – саду цвесть,
Когда такие люди
В стране советской есть!
Вл. Маяковский.
Ночь в городе… Недвижна Томь-река.
Над скалами домов многоэтажных
июньский месяц молчаливый, важный
плывёт неторопливо сквозь века.
Наш город спит… Порой звонки роняют
дежурные трамваи на кольце.
И чуть заметен заводской румянец
на матовом ночном его лице…
Он спит, а я припомню по порядку,
пока заря не тронула росток,.
и первых кузнецкстроевцев палатки,
и первой домны долгожданный вздох.
Припомню, как поставлен был стрельцами,
как обретал судьбу свою и стать
наш город, где завещано отцами
сегодня нам варить с тобою сталь.
Где утром, отрывая нам билет,
кондуктор в переполненном трамвае
ещё одну страничку отрывает
в рабочем городском календаре.
Наш город улыбается по-детски,
когда выходим мы из проходных…
Вот так мы и живём в Новокузнецке –
полмиллиона разных, но родных!..
Ночь в городе… Объята сном округа…
И хорошо из моего окна,
отсюда вот, с проспекта Металлургов,
вся наша жизнь кузнецкая видна.
Как вещий сон,
как девичья стыдливость,
как в старости унылой
детства свет,
живёт в душе надежда в справедливость…
Да только справедливости всё нет.
Уже усилий прошлого жалеешь.
Уже не в радость праздничный денёк…
А всё ж таки, как юноша, лелеешь
надежды той священный огонёк!
И, умыкнувши память у порога,
страстей земных бадью доосушив,
спешишь туда,
где вечности дорога
сливается с тропинками души…
Шаман вещал… Взирали звёзды зорко.
Давила ночь на плечи кедрача…
О чём в ту ночь вели беседу шорцы?
ЧТО этот миг для жизни означал?
Пел бубен,
что пришли сюда чужие.
Изводят лес. И ставят здесь острог.
Никто ещё
до жизни и при жизни
не разводил в тайге таких костров!
Знать, не пугают их
калмыков стрелы,
знать, пики их кыргызские не ждут,
коль возят лес,
держа коней за стремя,
и по ночам костры над Томью жгут…
Кричал шаман… Гудел утробно бубен…
А Грамота гласила с красных строк
Указ о том,
что здесь поставлен будет
по цареву велению острог!
А Грамота гласила, что отныне
тому судья нагайка и тесак,
кто не снесёт железо и пушнину
и к осени не выполнит ясак.
Давно в округе пихты поменялись.
Служивые не ходят в холостых…
Полковник-комендант Борис Сенявин
поставил церковь с ликами святых.
Над старым частоколом в три сажени
взошла стена из тёсаных камней,
и сказывают внукам о сраженьях
замшелые отметины на ней…
От шорских ковачей доход России
весом был в государственной казне.
Вновь присланная грамота гласила:
«Острог именовать
как град КУЗНЕЦК!
Да будет ВОЛК
гербом его у входа.
Да будут в нём живущие сильны!»
И рявкнули по знаку воеводы
шестнадцать пушек с городской стены.
Но что там?
Не шайтан ли это бродит,
заблудший из таёжной стороны?
Нет. Это звон цепей с большой дороги
от крепостной доносится стены.
Кандальный звон.
Тупой. И неустанный…
И видел шорец, стоя на холме,
как гнали человеческое стадо
к Кузнецкой пересылочной тюрьме.
…Сошлись со скрипом крепости ворота.
У полосатой будки встал казак.
И долго пыль висела над дорогой.
И долго сохла шорская слеза…
15 января 1929 года Совет Труда и Обороны и Совнарком СССР приняли решение о строительстве Кузнецкого металлургического комбината. К 1 мая 1929 года на строительной площадке будущего завода-гиганта трудилось 445 рабочих, а в сентябре 1930 года – 14 925 человек. И среди них 1 500 эемлекопов-грабарей со своими лошадьми и повозками.
(Из архивных документов).
Ещё снега набухшие лежат
в тайге, изрытой вешними дождями,
и галки над Бессоновкой кружат,
и сено обгорожено жердями.
Лёд не сошел ещё с Абы-реки,
и снег кой-где ещё на огородах…
А по самой деревне ручейки
уже вовсю изрезали дорогу.
Разносится мычание коров,
слепит со всех сторон густое солнце…
Эй, мать моя – деревня в сто дворов,
распахивай немытые оконца!
Смотри вокруг, дыши, благоговей –
мир пробудился в радости и в силе…
Знать, будет жизнь богаче и новей
по всей деревне и по всей России!
Не век тебе в медвежьей стороне
вываживать бесштанных малолеток –
индустрия шагает по стране
железными шагами пятилеток!..
И пятилетка именем России
в историю вписала с красных строк
легенды о Магнитке и Турксибе
и о тебе легенду, Кузнецкстрой!
Легенда о Кузнецкстрое
и о людях Кузнецка
Швыряли грязь лопатами,
на дождь осенний злясь,
и по штанам лампасами
текла в ботинки грязь.
Пока две тачки вывезешь –
канава вкривь и вкось,
попробуй точно выведи
намеченную ось…
A инженер измученный
парткомцев жмёт к стене:
– У нас хватает мужества,
а техники вот нет.
Хоть пapу экскаваторов –
на тыщу лошадей!
Угробим мы, товарищи,
без техники людей… –
Да только кузнецкстроевцы
совсем не тот народ,
чтоб к технике пристроиться
и – самокрутку в рот…
Свои машины заново
построим, а пока –
хватай лопату за ногу
и тачку – за бока!
И, вместо экскаваторов,
с зари и до зари
катали тачки ка'тали,
копали грабар'и…
И над хребтами горными
летела птицей весть,
что скоро вместе с городом
завод построят здесь,
что будут в этом городе
сады тайге под стать,
что будут люди скоро здесь
варить чугун и сталь.
Что будет сталь кузнецкая
прочна, звонка, остра…
Чтоб крепла власть советская,
врагам её на страх!..
Вверху, внизу – колонии,
бараки для жилья.
Картежными колодами
в семью вошла семья.
Что правда, а что соврано,
пoпpo6уй разберись:
всё так перетасовано –
хоть плачь, хоть матерись.
Вокруг хозяек заспанных
детишек – как опят.
Мужья приходят заполночь
и как попало спят…
Зато на склоне северном
в коттедже свет горит.
Американец Эвергард
коллегам говорит:
– Мы зря ломаем головы,
нам русских не понять.
У них так много гонора…
А на кого пенять?
Затянется строительство
ещё на много лет…
За русское правительство
нам смысла думать нет.
Мы только констатируем,
что правильно, что – нет.
Мы русских – консультируем,
мы сами – в стороне…
А рядом, в доме рубленом,
цигарками чадят
специалисты русские,
на Бардина глядят.
Событья очень важные
докладывает он:
– Пришло два экскаватора
от фирмы «Мэрион».
Ещё нам пару «Оппелей»
на днях прислать должны…
Короче, с землекопами
дела не столь сложны.
Иное дело – сварщики,
монтаж на высоте…
В Европе – там, товарищи,
условия не те.
Зимой у нас, вы знаете,
мороз – до сорока.
И не хватает знаний нам
и опыта пока…
Цепочкой сроки связаны –
Придётся подналечь!
К весне задуть обязаны
мы доменную печь…
Повесть об инженере Кольцове
и монтаже скипового
подъемника доменной печи
Кузнецкого металлургического
комбината
Три дня стояла доменная печь –
холодная, безлюдная громада,
И ветерок сметал с могучих плеч
продукцию ночного снегопада…
– Три дня стоим, – озлобился Кольцов,
за Бардиным пришибленно шагая.
Тот вытер снегом нервное лицо:
– А ты чего конкретно предлагаешь?
У этого наклонного моста
полсотни тонн, а кран ещё в дороге.
Чем поднимать? Такая высота!..
– Вот. У меня тут получилось вроде… –
Кольцов, волнуясь, вытащил тетрадь.
– Два полиспаста по двенадцать ниток.
Один конец с копра на блоки брать,
другой – с платформы, и лебедкой – снизу…
– Постой, постой… А где же габарит?
Усилить нужно будет всю опору…
Да брось курить-то – варежка горит.
Пошли скорей к конструкторам в контору!..
– Кольцов, ты спишь? – спросил сосед Мирон,
с Макеевки приехавший подручный.
– Уснёшь теперь! Храпят со всех сторон.
Со всеми бы легли – спалось бы лучше…
– А я, когда храпят, усну скорей.
У нас в семье девятый я по счёту.
Вот ты, видать, не нашенских кровей –
интеллигент, видать…
– Иди ты к чёрту!
– Не заводись, браток, я не со зла, –
придвинулся Мирон, смоля цигаркой. –
Нелегкая сюда нас занесла…
Вам, тутошним – ни холодно, ни жарко.
А у меня, к примеру, домик свой,
старушка-мать, семья и всё такое…
На сердце-то, браток, хоть волком вой,
а по лицу выходит, что спокоен.
Ну, ладно, где у жизни берега,
сам разберусь. Вот ты бы мне ответил –
зачем нужны в Сибири домны эти,
когда на сотни вёрст одна тайга?
Сам посуди – к чему в лесу железо?
Сдаётся мне, общинные рубли
растрачивать бы надобно полезно,
чтo6 на еду они, к примеру, шли.
Ведь вон моя старушка написала:
«Придётся всю весну на бульбе жить…»
Наголодались – можно бы и сала
поверх простого хлеба положить!..
– Послушай, – перебил Кольцов Мирона, –
тут, в общем, арифметика простая.
Вот ты, хозяин, где б усадьбу ставил:
в самой деревне или же в сторонке,
где речка близко, свежая земля,
дрова в лесу и сено в огороде?..
– Понятно, в стороне… Так то ведь я,
а тут не я один. Тут все мы вроде…
– Да в том и суть, чудная голова,
что мы, народ, хозяева в стране-то…
– Конечно… Если мы – хозяева,
тo у меня вопросов больше нету…
Одно я только не пойму никак:
зачем в Сибири добывать железо?
Поближе можно…
– А враги полезут?
Захватят юг?.. Сообразил, чудак?
Мирон смолчал. Потом вздохнул досадно:
– Да я ж не против. Я наоборот.
Я ж – горновой. А то, что домик с садом
в Макеевке у нас да огород,
так всё это от деда, по наследству.
Своим горбом старик его нажил,
полвека в паровозниках служил –
считай, не знал ни старости, ни детстве…
– А я, Мирон, всё думаю о том,
каким Кузнецк красивым скоро станет!
Вот здесь, где наш барак, построят дом
в шесть этажей, и двор внутри – с фонтаном.
Для нас, кто по землянкам вшей палил,
кто о домах по горло намечтался,
кто по родным местам душой скулил,
а всё-таки отсюда не смотался…
И дом здесь будет. И фонтан в саду.
Суметь бы только домну в срок задуть!..
А домна поседела за три дня –
мороз к весне озлился не на шутку,
и жгучий ветер, душу леденя,
хлестал по задубелым полушубкам…
– Ну, вроде всё… – у Бардина в руках
остановилась счётная линейка.
– Кольцов, чайку Америке налей-ка!
Ишь, как душа зашлась у старика.
Его, по правде, дело – сторона,
за полиспасты фирма не в ответе.
Но он, видать, душевный старина…
– Все старики обидчивы, как дети, –
сказал Кольцов, протягивая чай
спецу американской фирмы «Фрай»…
– Вчера, увидев ваши чертежи,
обиделись заморские коллеги.
Вам, русским, надоело, дескать, жить:
все ваши городушки на телеге
и вce лебедки ваши загремят.
Без крана вообще, мол, невозможно…
– Сказать, Кольцов, по правде – у меня
на сердце тоже всё-таки тревожно. –
ответил Бардин. После, помолчав,
добавил:
– Вдруг ударит сбоку ветер?
Внизу – народ… Ведь мы за них в ответе.
– Да спит он, Иван Палыч, по ночам.
– Кто спит?
– Народ…
– Народ? Не понимаю.
– А мы, – Кольцов кольнул хитринкой глаз, –
мы мост не днём, а ночью поднимаем,
и до утра успеем в самый раз!
А утром фирме будет не до смеху.
Навалимся на скиповый подъём…
Вы только утвердите нашу смету
и дайте допуск – мы не подведём!
Да, в эту ночь он понял кое-что.
Во-первых, как назло, поднялся ветер.
А во-вторых, совсем не ясно, кто
лебёдку сбил с прочерченных отметин.
И в довершенье где-то поутру,
когда лекальный рельс уже болтили,
лебёдкой блок на ногу опустили
монтажнику Марьясову Петру.
С ногой-то, слава Богу, обошлось –
через пимы помяло только пальцы.
Да всё равно докладывать пришлось
от мелкого до крупного начальства.
Всего тогда наслушался Кольцов…
Когда б не Бардин – угадай, что выйдет…
Но мост поставлен был, в конце концов.
Неважно, кем, неважно, что впервые
поставлен был… Тогда ждала страна
единственного чуда – Чугуна!
1 мая 1932 г. в столицу нашей Родины Москву прибыл железнодорожный эшелон с первым металлом Кузнецкого металлургичесного комбината. Его сопровождали 22 лучших строителей и металлургов.
(Из архивных документов)
И май пришёл с pacкатами
оркестров духовых,
с цветами и плакатами,
с улыбкой горновых.
Сгорали вёсны синие
багрянцем октября.
Мели метели зимние
который год подряд.
Кипели реки вешние,
неистовал мороз,..
Но рос завод,
и вместе с ним
красавец-город рос.
Дышали домны жаркие,
синела Томь-река,
над скверами и парками
клубились облака,
качали пихты ветками,
вершины наклоня…
И улицами светлыми
бежал трамвай, звеня!
Двадцать второго июня
мирно дышал комбинат…
Город – как девушка, юный
нам подавал лимонад;
вёз на росистых трамваях
и на автобусах мчал…
Только, билет отрывая,
что-то кондуктор молчал.
Только кондуктор трамвая
в сторону что-то косил.
А лимонад выпивая,
сдачи никто не просил.
Только у арки завода
вдруг – стенгазета снята.
И не работал у входа
маленький летний фонтан…
Будто бы чувствовал каждый
странную чью-то вину…
Так вот, проснувшись однажды,
встретил ты, город, войну…
Встретил в молчаньи суровом
ты эту страшную весть.
Родины-матери слово
было услышано здесь.
Встали и шорец, и русский
к домнам твоим и станкам.
Встали под Ржевом и Курском
танки твои, KMK.
Встали твои добровольцы
на рубежах под Москвой –
встретил фашистские орды
грудью своей Кузнецкстрой!
Подвиг политрука
22-й гвардейской Сибирской
Добровольческой дивизии
Ему не приказали. Не просили
прикрыть отход. Он сам остался тут.
Остался мстить от имени России –
и молча ждал, когда враги придут.
Когда ж они взошли на гребень сопки
и охнула земля от вражьих ног,
он их убил: троих, десяток, сотни –
неважно сколько. Важно – сколько смог!
Но маленький окопчик от осколка
на этот раз не смог его спасти…
А в мёртвoгo они стреляли долго,
но так и не решились подойти.
И даже сапоги с него не сняли –
со страхом стороною обошли…
Он был один-единственный хозяин
никем не завоёванной земли!
3а выдающиеся заслуги в годы Великой Отечественной войны 1941–1945 г.г. Кузнецкий металлургический комбинат был удостоен орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и ордена Кутузова I степени.
(Из архива KMK)
Из выступления
гвардии лейтенанта запаса
нa открытии Бульвара Героев
в городе новокузнецке
– За правду я! За счастье всех народов!
За то, что воевать мы не должны…
Но я стрелял в составе нашей роты
от первых до последних дней войны.
Стрелял по головам в рогатых касках,
по бесноватым «юнкерсам» в пике,
стрелял по всей звериной «высшей касте»…
И до сих пор мой палец на курке!
Я помню всех, кто не вернулся с фронта.
Я помню их могилы под Москвой…
И если надо – я в составе роты
готов стрелять… Я – русский… Я – живой!
Вы навсегда в сердцах у нас остались,
Герои, не пришедшие с войны…
Пославший вас на подвиг город стали
гордится вами, верные сыны!
Годы мирные… Небо синее…
Облака стадами плывут.
И взмывают голуби сизые
в ту бездонную синеву.
И, прожилками рек покрытая,
широко раскинув поля,
возлежит, дождями умытая,
наша русская мать-земля.
Годы мирные… Чертят спутники
небосвод из конца в конец…
Добрый путь тебе,
добрый путь тебе,
город юности, Новокузнецк!
Как ты вырос за эти годы!
Сколько силы в себе таят
корпуса твоих новых заводов
и рабочая мудрость твоя!
В феврале 1956 года XX съезд КПСС принял Директивы по шестому пятилетнему плану. Отмечена, в частности, необходимость строительства Западно-Сибирского металлургического завода…
В ноябре 1956 года Совет Министров СССР принял постановление о строительстве Западно-Сибирского металлургического завода на Антоновской площадке.
27 мая 1957 года на Антоновскую площадку приехала первая группа строителей.
(Из архивных документов)
Встречает город новосёлов…
Оркестры медные звенят.
С подножек парни в гимнастёрках
с крупинкой солнца на ремнях
на гравий прыгают повзводно,
смущённые шумихой встреч.
А заводной комсорг завода,
толкает пламенную речь:
– Вы все – по зову комсомола.
И я заверить вас хочу –
тому, кто сердцем вечно молод,
любое дело по плечу…
Комсорг ладонью рубит воздух:
– Минута будет дорога…
А старшина, стоящий возле:
– Ты нас работой не пугай.
Мы к ней приучены на службе,
не подведём… А если что –
у нас закон солдатской дружбы.
Короче, будет – на все сто!..
Вовек Антоновской площадке
не знать отныне тишины.
Уже поставлены палатки
под руководством старшины.
Прорабы стелют карты синек,
и на основе чертежей
сосредоточивают силы
в местах исходных рубежей…
А эшелоны новосёлов
всё прибывают на вокзал…
И, хорошея на глазах,
растёт Антоновский поселок.
Сомкнул пролёты мост над Томью,
и неустанно, до утра,
газуют МАЗы по бетону
нагретых солнцем автострад.
А на площадке грунт упругий
ковши зубастые грызут,
и кранов бережные руки
бадьи с растворами несут.
И, забывая про опасность,
стянув потуже пояса,
в «минстроевских»
граненых касках
штурмуют парни небеса…
В 1968 году комсомольская организация города Новокузнецка отмечена высшей наградой Родины – орденом Ленина.
О Наде Королёвой,
монтажнице СМУ,
и о Косте-бригадире,
бывшем пограничнике
Неразлучной родиной
стал, Запсиб, ты Наденьке.
Много было пройдено –
мало было найдено.
Был любимый с высшим,
был любимый – просто…
Ничего не вышло,
всё осталось в прошлом.
Правильно, неправильно –
некого спросить.
Из Москвы направилась
прямо на Запсиб.
Встретили что надо –
выдали аванс.
Говорили Наденьке –
надеемся на вас…
Может, помоталась бы
пo свету ещё,
Да теперь – монтажница –
цепь через плечо.
Да теперь – заочница –
знания растут,
а когда захочется –
можно в институт…
И себе под пару
Надя с высоты
выглядела парня
дельной красоты.
Пограничник бывший –
ладный и высокий.
Для подруг обычный,
для неё – особый!
Свадьба комсомольская –
пей, не проливай…
Пусть на Надю молятся
те, кто прозевал!
Баллада
о прорабе СУ-8
С утра на шестой участок
опять не пригнали кран.
Ребята клянут начальство
и сплёвывают в котлован.
Пора бы за дело браться,
а тут хоть кричи – отбой…
– Я тоже хочу ругаться.
Возьмите меня с собой
туда, в тот вагончик разбитый,
где выписал нам наряд
задёрганный и небритый
наш усталый прораб…
Он тоже не из железа.
Он сам – душой за ребят.
Он так же из кожи лезет…
За что же его ругать?
За то, что в соседнем тресте
прорыв сейчас в монтаже,
и кран оттуда, хоть тресни,
назад не вернуть уже?
За то, что с парторгом стройки
ушёл ругаться в горком,
что нужно выполнить сроки
хоть техникой, хоть горбом…
И всё-таки кран достанет
небритый и злой прораб.
И будут лежать под кустами
сорок ковбоек с утра.
И сорок парней-комсомольцев
к обеду зальют бетон…
И даже прораб СУ-8
будет побрит потом!
В 1971 году тресты «Кузнецкметаллургстрой» и «Сибметаллургмонтаж» города Новокузнецка награждены орденами Ленина.
Как нынче строят доменную печь?
Берётся чертежей шестнадцать тысяч.
Строитель всё, что нужно, в них отыщет
от самого фундамента до свеч.
И получай, любимая страна,
к примеру, здесь вот, в Западной Сибири,
пять тысяч тонн за сутки чугуна
от доменной печи крупнейшей в мире!
Так доменные печи нынче строят…
Но если будешь строить домну сам –
узнаешь то, что пусковые сроки
строитель измеряет по часам.
Что на сорокоградусном морозе
становится понятней слово «долг»,
и что начальство раскладушки возит
в багажниках своих побитых «Волг»;
что труд ручной порой бывает проще,
чем автоматизированный труд;
что если кое-как дела идут,
тo виноват во всем… проектировщик…
Но главное – один важнейший факт
ты здесь, на стройке, установишь лично,
что если госкомиссией «отлично»
поставлена была оценка в акт,
тo значит, совершён был подвиг новый.
И значит, что Советская страна
получит от твоей родимой домны
пять тысяч тонн за сутки чугуна.
Пять тысяч тонн – поэзия, не проза!
Я это лично подтвердить готов.
Ведь если хлеб есенинский – с навоза,
тo наш чугун, он – с сорока потов.
Он, наш чугун, – с бессонницы, с инфарктов,
с преодоленья страха высоты…
Вот что стоит за тем важнейшим фактом,
который установишь лично ты!
Ну, а потом увидишь ты впервые,
как после поздравительных речей
на вахту встанут братья-горновые,
матросы наших доменных печей…
Сказание о горновом
Доменной печи № 1
Западно-Сибирского
металлургического
завода им. 50-летия Октября
Во всём, как дома,
он был уверен.
Питала домна
к нему доверие.
К большому, прочному,
к работе жадному –
в спецовке войлочной
цвета ржавчины…
Но как-то домна
шла с перекосом,
швыряла долго
горячим коксом.
И отступили,
борьбой измученные,
обессилевшие
его подручные…
А он, какой-то
невозгораемый,
в огне спокойно
с ней разговаривал
и слушал долго
её, как доктор,
и кислорода
давал ей вдоволь…
Она мучительно
шла на поправку.
А он подсчитывал
потери в плавке.
И шёл, огромный,
огню навстречу,
готовый домну
взвалить на плечи,
готовый сдвинуть
крыши рукой…
Мы все завидовали
любви такой!
В 1971 году Западно-Сибирский металлургический завод имени 50-летия Октября удостоен высшей награды Родины – ордена Ленина.
Уже рассвет… Сошёл июньский месяц.
Угасло вдохновенье тишины…
Давай с тобою, кузнечанин, вместе
здесь постоим, у городской стены!
Ты слышишь: вдалеке за Томью быстрой,
Где с гор таёжных сходят облака,
дыханье домен западносибирских
сливается с дыханьем KMK…
Ты видишь: в стороне таёжной, горной,
над величавой Томью голубой
вознёсся горделиво новый город,
который мы построили с тобой…
А вспомни-ка, товарищ кузнечанин!
Зима. Сорокаградусный мороз.
Тревожными, бессонными ночами
ты задавал себе один вопрос:
– Сумеем ли?
А утром, сжав лопату,
вгрызаясь в землю, мёрзлую, как сталь,
ты твёрдо верил в будущее, в завтра,
в гигант-завод, в цветущий город-сад…
И вот смотри: здесь всё твоё, родное –
твой город, твой завод, твои мечты!
Да, кузнечанин, я горжусь тобою.
И быть всегда хочу
таким, как ты!
«За успехи, достигнутые трудящимися города в выполнении заданий пятилетнего плана и особенно по развитию черной металлургии, наградить город Новокузнецк Кемеровской области орденом Трудового Красного Знамени».
(Из Указа Президиума Верховного Совета СССР от 4 февраля 1971 года)
* * *
В стране своей,
от Крыма до Курил,
не оскудись под пряником и плетью…
Её ведь не Колумб в сердцах открыл –
она с Христом прошла тысячелетье!
И не одна
у ног её
Орда
раздавленною гидрою лежала…
Живёт, она.
И будет жить всегда –
вовек непокоримая Держава!
И вот теперь,
когда из наших дней
вся пирамида прошлого видней,
к Земле, которой нет тебе родней –
не оскудись… Будь памятью на ней!
Как Томь-река,
что от истока помнит берега,
и в буйстве трав,
и в снежности тайги
спешит в объятья матери-Оби.
Так ты,
перековавши взгляд на взор,
переживи и славу и позор.
И правду,
совесть,
честь
не позабудь
с собою взять
в НОВОКУЗНЕЦКИЙ путь!