Квадратура танца

Квадратура танца

О фильме Самуэля Маоза «Фокстрот»

Еще до премьеры на 74-м Международном венецианском кинофестивале фильм израильского режиссера Самуэля Маоза «Фокстрот» оказался в центре скандала. Министр культуры Израиля Мирьям Регев назвала фильм, снятый в том числе на деньги местного Фонда кино, «результатом самобичевания», позорящим «самую моральную армию в мире». Аналогичные инциденты с российским кино обычно подсказывают, что такие фильмы стоят потраченного времени. «Фокстрот», одна из главных летних премьер, исключением не стал (впрочем, не добравшись до уфимских кинотеатров).

К уже не молодой паре – Михаэлю и Дафне – в дверь стучится смерть: им сообщают, что их сын Йонатан, солдат Армии обороны Израиля, погиб при исполнении воинских обязанностей на границе страны. Мать падает в обморок, оглушенный отец в истерике начинает требовать тело сына – удар по семье показан с боксерским вниманием. Позже сюжет сделает, как минимум, два крутых поворота, сменив тон, темп и настроение, фактически разделив фильм этими твистами на три части. Первая рассказывает о мучительном восприятии новости. Вторая переносит зрителя в пустыню, где Йонатан жив и здоров, а среди грязи и пустоты разворачивается военная фантазия в стиле Беккета и Стоппарда, в своей реалистичной бессмысленности близкая к «ДМБ» Романа Качанова. Третья – возвращает в квартиру родителей, оставляя истерики позади и давая возможность героям отрефлексировать наболевшее. Кажется, именно здесь, в камерном полумраке чеховские лакуны позволяют достичь поистине виртуозного высекания эмоций, обнаружить в тишине разговора глубочайший кризис как между двумя когда-то влюбленными людьми, так и не исчерпанную долгими годами вину за детский проступок. Все это напоминает какой-то ужасающий фарс, полный то смешного, то печального сюрреализма, но способный причинить вполне реальную боль, а значит существующий по соседству.

Драматургически фильм сильно связан с античной трагедией, в частности, с идеей неотвратимости судьбы, которая привыкла без спроса вмешиваться в чужие жизни. Случайность, которая позволила Михаэлю выжить во время собственной службы в армии, незаметно запустила цепочку событий, которая через годы, через расстояния приводит к смерти Йонатана. В этом контексте всеопределяющим оказывается фокстрот, вынесенный в заглавие. Это и позывной блокпоста, где служит Йонатан, и сюжетный хребет фильма, свернутый в круг, и известный танец, с которым хорошо знакомы главные герои. «Это танец, который заканчивать все равно будешь в той же точке, где бы ты ни начинал», – говорит Михаэль. Словно рифмуя этот лейтмотив, в первых же кадрах бросается в глаза абстрактная картина, висящая в квартире родителей, с огромным количеством квадратов, формирующих подобие засасывающей воронки.

В унисон этому квадратному вихрю антивоенное высказывание Маоза, прошедшего через первую ливанскую войну и отобразившего свой болезненный опыт в дебютном фильме – оде танковой клаустрофобии «Ливан» («Золотой лев», 2009), заставляет зрителя почувствовать себя на месте израильтян, регулярно находящихся на грани нервного срыва из-за военной угрозы. Причем, как и в прошлом десятилетии, Маоз собрал немало ядовитых и оглушительных комментариев в свой адрес, как слева, так и справа, поскольку абсолютного пацифиста обидеть может каждый. Действительно, как так? Семейную реликвию – свиток Торы, чудом сохраненный во время Второй мировой войны, герой обменивает на эротический журнал. Родители находят общий язык после косяка травы, найденного в вещах мертвого сына. Что уж говорить про то, что руководство израильской армии способствует заметанию следов убийства гражданского населения.

Фокстрот, в котором режиссер заставляет кружиться зрителя, не дает свободы, которая привычно обещана любой танцевальной формой. Так, безжалостная и непопулярная постановка вопроса выносит проблему аморальности и абсурдности войны за рамки конкретной страны, адресуя ее всему миру. В том числе и самым труднодоступным местам, где война ведется во имя жизни и справедливости.