Журнальный мир

_{* * *}

Я ещё на старте, ещё в начале.

Жизнь ладони в латексе тянет мне.

Молодец! Живучий. Не зря встречали!

И легонько хлопают по спине.

Сотни тысяч солнц расправляют космы,

Истово колотится сердце дня.

Пуповину режут, а значит, космос

До последней звёздочки — для меня!

Замелькают дни, имена и даты.

Пусть ещё не ясно, что ждёт вдали,

Я у мамы первенец. Так когда-то

был Гагарин первенцем у земли.

_{I. ДЕТСТВО}

₁

Время спрессовано. Время становится мной.

Лязгнув засовами, дверь отпирает Всевышний.

Я — настоящее. Холод гудит за спиной.

Холод вселенский, космический.

Страшный и лишний.

В будущем тоже сквозят над планетой ветра.

Скрыто грядущее. Мне не добраться до сути.

Время спрессовано. В сердце вжимается страх.

Можно бояться, за это никто не осудит…

«Было и не было», «будет — не будет» — потом

Стану гадать, повзрослев и печалясь всё чаще.

Год девяностый, р.п. Большеречье¹, роддом.

Мир познаю и живу сам собой — настоящим.

******************************

Век умирал: пугающе, сурово,

Но я тогда был беззаботно мал.

Играл в «войнушку» с ребятнёй дворовой

И многого ещё не понимал.

Подруги маме говорили, плача:

— Мужик растёт!

Слезу смахнув тайком,

Тепло мне улыбались:

— Милый мальчик.

Но мысленно шептали о другом:

— Счастливая, её ребёнок поздний.

Он рядом, смотрит матери в глаза,

А мой постарше — он штурмует Грозный...

И может вовсе не придёт назад!

Так год за годом развивалась драма,

Корёжа судьбы, язвою садня.

Я помню, как,

Держа иконку, мама

Молилась за страну и за меня.

Она у Бога вновь и вновь просила,

Чтоб я как можно дольше не взрослел.

Но я всё рос и набирался силы,

…и много понял о добре и зле.

А мама вслед шептала и крестила,

Когда я говорил: «играть иду»,

И будто троеперстьем отводила

Сквозь век ко мне летящую беду.

₅

Я рос на руинах великой Державы,

Где вместо заводов — тяжелый бурьян

Повсюду стоял арматурный и ржавый

Под вопли кликуш, воронья и ворья.

Не помню развала Державы на части —

Был мал, и поэтому в розовый цвет

Раскрашивал мир. Батя продал запчасти,

Чтоб нас прокормить. Мы сдавали цветмет

Втроём с пацанами: Никитой и Пашкой,

Искали кругом алюминий и медь,

Бутылки пивные (читай — «чебурашки»)

Меняли на жвачку и разную снедь.

Но сколько мальчишеской радости было,

Когда «Чупа-чупсы» и «Турбо» могли

На деньги от сданных в киоски бутылок

Купить, чтоб беспечно надуть пузыри!

Вокруг пузырились и лопались банки,

Наследье Союза трещало по швам.

В Европе — чужие ракеты и танки.

Кто помнил тогда, что Россия жива?

Пока на Кавказе горланили пушки,

В сибирской глубинке жила детвора:

Сдавала бутылки, играла в «войнушки»,

Дралась с малышнёй из чужого двора.

Я позже узнал, что в конфликтах дурацких

(Решили, что вместе им тягостно жить)

Народы из близких, практически братских,

Друг друга пытались поднять на ножи.

Кто с кем и зачем? Был умело запутан

Клубок наших бедствий, и комом с горы

Катилась тяжелая, долгая смута

В глухие дворы, где полно детворы.

Из детства протянута ниточкой тонкой,

Сквозь память пропущена струнка души.

Тогда мне Россия казалась ребёнком.

Мы вместе росли и учились, как жить.