Журнальный мир

Гастрономическая география

Я бы в Томске томился,

В Туруханске струхнул,

На окно бы косился,

Опустившись на стул.

(Александр Кушнер)

Города изучаю

И жую беляши.

Я в Сахаре бы чаю

Насластил от души.

Съем я в Тете тетерю,

Выпью в Були бульон,

Я по атласу сверю

Свой дневной рацион.

В Гусь-Хрустальном румяный

Будет ждать меня гусь,

Я на стул, словно пьяный,

Тяжело опущусь.

Съев в Салайне салаку,

По стихам загрущу,

А пока Титикаку

Я на карте ищу.

Муки творчества

Всё мир я спасаю, всё духом скорблю.

Как сбросить мне эту обузу?

Я каждую ночь своим сердцем кормлю

Свою сумасшедшую музу.

(Николай Зиновьев)

Тревожные мысли по кругу неслись,

На глобусе выцвели краски.

Спасительных строчек, поди, заждались

В Гвинее, Мали, на Аляске.

Я грыз карандаш, я зачёркивал вздор,

Но муза явилась – о чудо!

И, видя голодный, блуждающий взор,

Я выложил сердце на блюдо,

Печёнку, кишечника пару мотков,

Отрезана правая почка.

И вот не осталось уже потрохов,

А только одна оболочка.

И гладила муза свой круглый живот,

Мне с хищницей не было сладу,

И чтобы её подзадорить на взлёт,

Я музу пошлёпал по заду.

Она натянула короткий подол,

Взмахнула крылами, зарделась –

И рухнула тут же на письменный стол:

«Прости меня, Коля, объелась!»

Дай бог

Дай бог не вляпаться во власть

И не геройствовать подложно,

И быть богатым, – но не красть,

Конечно, если так возможно.

(Евгений Евтушенко)

Дай бог не обижать жену,

Прощенья всем, кого обидел,

И если что-то умыкну,

Дай бог, чтоб кто-то не увидел.

Дай бог судье на лапу дать

И верить: всё в суде уладят,

И дальше книги издавать,

Конечно, если не посадят.

Дай бог, чтоб срок был небольшой

И впрок тюремная котлета,

Чтоб быть поэтом, – но с душой,

Достойной звания поэта.

И снова о любви

В любви вовеки не умру,

И что мне бесов рать!

Я с женщин денег не беру,

А мог бы, мог бы брать.

(Лев Котюков)

Она проснулась поутру,

Открыла кошелёк.

«Я с женщин денег не беру», –

Её предостерёг.

В окне звезда. Привычный вид –

Расправлена кровать.

Стараюсь, а внутри свербит:

«А мог бы, мог бы брать!»

О как трудился я, горел,

Ручьями пот стекал,

Но вот однажды посмотрел –

Не выдержал и взял.

Червонец мятый, божий дар,

Считай из чепухи.

Подумал: чем не гонорар

За эти вот стихи?

Умереть послезавтра

И всё-таки в борьбе за Слово

Не важно, как я назовусь,

Но важно, что воскресну снова

И воскрешу с собою Русь.

______

Не умру ни сегодня, ни завтра, –

Ещё долго я буду любить.

(Иван Переверзин)

Не умру ни сегодня, ни завтра,

Календарной страничкой шуршу.

Я, пожалуй, умру послезавтра,

Только эти стихи допишу.

Умереть мне нисколько не страшно,

Ну, подумаешь, жил средь людей!

Слёзы, сопли – всё это не важно,

Что воскресну – вот это важней.

Как положено, шапки снимите,

Помяните меня средь берёз,

Называйте уже как хотите,

Можно ласково: Ваня Христос.

Рядом с народом

Разведусь я с поэтом, и уйду я в народ,

То бишь к дворнику Федьке…

Буду двор с ним мести по утрам,

Собирать стеклотару…

(Диана Кан)

Эх, знал бы Герцен, что затеял,

А мне теперь вот разгребать.

Народ всю жизнь пахал и сеял,

Кормилец, в общем, так сказать.

Подумалось: ведь нету риска,

С народом и себя найду.

Чтоб рядом быть, ну очень близко,

Я к Федьке-дворнику уйду.

Какие тут уже сомненья,

Я буду с ним гонять чаи,

Ещё читать для просвещенья

Стихи (конечно же, свои).

Читать о городе и роще

(А Федька и всхрапнёт порой).

Оденусь в старое, попроще, –

И ну с утра махать метлой!

Ах, всё ж решусь, задумки пылки,

Ведь можно жить и без строки,

Лишь собирать в мешок бутылки,

Сгребать окурки и плевки.

Захочет Федька похмелиться –

Я тут как тут, аж гордость прёт.

Где Кан? – встревожится столица.

Вестимо, где – ушла в народ!

Текучки в классике, утечки,

И шепоток пройдёт опять:

Такие, знаете, словечки

Порою стала выдавать!

И голос странный, как продутый,

И взгляд как будто нездоров,

Краснеет даже критик Лютый,

Слыхавший много разных слов.

Но стоп! Задето за живое,

На кой такие женихи.

Взбредёт же в голову такое,

Когда не пишутся стихи!