Лития
Лития
* * *
а твоя-то беда – лебеда да байда
так себе ерунда любованье одно
у меня-то беда – половодья вода
с головою туда да на самое дно
я твою-то беду за часок обойду
болтовнёй разведу водкой-чаем залью
а своей-то квартирку на Пресне найду
поселю её там неулыбу мою
я её буду холить цветочки таскать
да кормить её сердцем да кровью поить
а зачнёт отходить – уложу на кровать
и давай по ночам как волча по ней выть
мне ведь счастья не надо себе забери
быть с бедой тоже надо любить да уметь
отливать свои слёзы в её янтари
вечно помнить
ласкать свою боль словно плеть
остальное – хоть пламенем чёрным гори
я её не предам не усну не уйду –
совершается в радость моя лития
ах оставь мне моё утешенье
беду
в ней – вся сила моя
О ЛЮБВИ О ПОДВИГЕ О СМЕРТИ
вам легче выскочить вздымая рваный флаг
вперёд других – умрём же брат за брата
чем каждый день один хотя бы шаг ступать
по направлению к утратам
вам легче за химеру умереть –
за взгляд за жест за счастье за идею
чем тщиться день за днём перетереть оковы
страсти цепи блудодея
скорей спихнуть ярмо с усталых плеч –
без осознания грехов и покаянья
чем много лет старательно беречь страданий
свыше данных достоянье
что смерть что подвиг длящийся лишь миг –
ну час ну день неделю может статься
ведь это легче чем как ученик за мигом миг
десятки лет смиряться
чем беззаветно возрастить дитя что родилось
по сбою организма
с уродством внешним или очертя вокруг себя кордоны аутизма
питать своею плотью всё отдать и убедить навечно что родные
не могут ни отречься ни предать ни улизнуть
от них на выходные
взорваться легче чем гореть сто лет любовью
душу словно угль вздувая
и квант за квантом отдавать свой свет делить
свой дух как части каравая
голодных вечным хлебом утолять бездомным сшить
нетленную рубаху
не разбирая где агнец где тать и к мантикорам подходить
без страху
и горе долгое без слёз переносить из-под недвижных тел
таская говна
мыть и кормить и вслух не голосить
за что мне Боже этот узел кровный
и мать и недостойного отца вонючих страшных
потерявших разум
прощать любить до самого конца
не поддаваясь мерзким метастазам
себяжаления уныния тоски гнать мысль о том
что лучшие мол годы
коту под хвост и до керстной доски мечтать
забыть детали их ухода
мгновенный подвиг – памятник чему
гордыне славе самоубиенью
так легче чем в разрушенном дому
нанизывать мгновенье на мгновенье
чтобы собрать достаток и опять воздвигнуть
крепость выбитого рода
и каждый день чуть взбрезжит свет вставать
идти трудиться стать зерном народа
среди других таких же кто молчит и дело делает
хоть наг и унижаем
кто колотилом плевелы лущит чтоб для других
стать добрым урожаем
нет – умереть лишь вспыхнуть и сгореть любая смерть
не длится дольше жизни
а ты попробуй медленно стареть рыдая горько
в безконечной тризне
без ропота вериги дней носить отбросив молью битые эгиды
и что ни ночь – то гнев и боль гасить
и просыпаться утром без обиды
от всех таить следы незримых битв раскрыв
как крылья переплёт Псалтыри
да терпеливо глиною молитв латать расколы
в сердце в храме в мире
и лишь когда дотянем на горбу всё что назначено
до самого до края
умрём с отпустом
созидав судьбу
которую как подвиг избираем
* * *
ну давай раздадим по серьгам всем сестрам –
шлюхам честь возвратим а икру осетрам
и листву что в осенний подол сметена
возвратим на осину – не хочешь а на
эту косточку в съеденный персик вернём
шкуру – соболю пусть серебрится на нём
а из хлеба мы цельное вынем зерно –
где ты колос – держи ведь тобой взращено
да – ещё нужно донору сердце вернуть
не пристало стучать ему в чуждую грудь
а потом наконец возвратим твою жизнь
пулю вырвем из тела – и в ствол – подавись
тут-то выйдут разумцы меня просветить
мол нельзя ничего ничему возвратить
ни глазам моим слёзы ни слово глупцу
ни добычу в породу ни шерсть на овцу
ни утробу ребёнку ни солнцу тепло
ни умершему – им причинённое зло
и того кто ступил на безстудия путь
не догнать не обнять не позватьне вернуть
но я снова своё жестковыйная гну
я смогу
я верну
МУЧИТЕЛЬНОЕ
Зорька родина-корова
пыря – вилы на башке
эй кричу тебе здорово на говяжьем языке
обниму-ка дай подруга на виду всего села
буро масть твоя муруга с детства жаркая мила
только шкура вот беда мне набок съехала с горбка
как дублёнка что с годами телу стала велика
да залысины на шее где верёвка холку трёт
да огузок погрузнее да корягой порван рот
но как прежде волоока тёмно-рыжая краса
ты ж моя звезда востока первосортные мяса
словно в юности лодыжки так девически узки
а на лбу – ромашки вспышка золотые лепестки
что ж поникла ты родная средь подрезанной стерни
может я лекарство знаю
Милка
только намукни
тут ты мне в ответ со вздохом
так мычально муу да ммммуу
ой мне тоооошно ох мне плоооохо –
мукай дальше я пойму
про траву дурман-отраву что за речкой разрослась
про нахлебников ораву что на «меринах» внеслась
из столиц в твой край бурьянный на прадедово житьё
лопать маслице сметану мучить вымечко твоё
про соседа что с нагайкой караулит у ворот
про бачайку выпивайку матюками полон рот
про экзему корневую – хвост сгорает словно трут
да как оводы жируют – плоть твою под кожей жрут
вот стоишь мычишь вздымая бочковатые бока
рёбра-обручи сжимают тушу крепкую пока
хрумкаешь моток барвинка – от поноса самый айс
и не ведаешь скотинка
Велес рявкнул
собирайс
стало живота гонезе час опусньти явлен
из червлених ярм верезо ради горних скинь пелен
хвате татям услужати с млеком кохтати руду
в ирий-рай тебе одряте вьсхитити я гряду
Майка
милое говядо
вот уже промчался май
лето мимо осень рядом зимний голод – принимай
и пожар что середь ночи вспыхнет вдруг под новый год
и ледник что раскурочен будет в ходе спасработ
побежишь ревя небога ты на яму вся в огне
и меж плит сломаешь ногу по велесовой вине
тёла тяжко знать что веку нам осталось с гулькин нос
что забьют тебя калеку в самый праздничный мороз
что и мой пожар взъярится сердцем чувствую вот-вот
скоро осень загорится ну а дальше новый год
что и я ломая кости мозг понятия судьбу
заметаюсь на погосте лоб яловий расшибу
воспарим не чуя весу растворяясь на свету
ты – к древесному Велесу я – к небесному Христу
ох ты что за мука снится если спишь средь бела дня
три коровы
три сестрицы
были в жизни у меня
ЯБЛОНЯ – ДЕРЕВО РОДА
Дед посадил этот сад.
Дед был как дерево сам:
загорелый, худой, гибко-крепкий.
Волосы жёлтые, как сурепка.
Полновесные фигурные усы,
а на руке – трофейные часы,
всё, что и было у него трофейного.
А глаза – то чайные, то кофейные…
Он умер через три месяца после войны
на руках у любимой жены.
Бывало, идёт по саду цветущему, белому,
белея свежей рубашкой,
да как крикнет сердито: «Вовка! Наташка!»…
Это я так себе представляла,
слушая тихий голос бабушки,
накрывшись цветным одеялом.
Так он и слился с садом белым
и душою, и телом…
А за садом – огород,
дел-забот невпроворот.
Сто соток в разворот души:
хочь – на карачках поли,
хочь – трактором паши.
Эх, прополка, на стерне ножкам колко,
кусается собака-осот,
особо не до восторгов-красот.
Там я и выросла – за садом, на грядке:
тяпка с пятками играет в прятки
среди тыкв-бычков, бурячков, кабачков,
среди вздрогнувших огурцов,
в кукурузных зарослях –
вид на далёких косцов…
Бабушка с нами никогда не играла.
Её прадеда казаки выгнали с Урала.
Не знаю, за что.
Привёл Бог его в Украину,
тут-то мой прадед и влюбился
в чужую дивчину…
У бабушки руки не для ладушек –
жёсткие, как тёрка.
С четырёх утра рубит, моет, режет в кадушки,
таскает свиньям в ведёрках.
Огород, куры, гуси, корова, сад,
и опять всё по новой,
и опять вперёд-назад!
А не стало у бабушки здоровья –
стала семья держать пол-коровы.
Это не выдумка бездельника-барона:
Значит, день с нами,
а день у соседей корова…
Их звали Зорька, Милка и Майка.
Бывало, постелишь в хлеву фуфайку
и так сладко спишь, словно ангел в раю.
Никогда не забыть мне корову мою!
Тёплую мою, милую,
распёртую ласковой силою…
И деда нет, и бабушки нет,
и Вовкин в тюрьме пропадает след.
Скурвился мой двоюродный брат,
наркоман и дегенерат…
И мама его умерла, и отец.
Ревенков роду приходит конец.
А сад?
Он тоже живёт назад.
Яблони покрываются коростой.
Это не просто возрастные наросты –
это по всем закоулкам ствола
смерть пробежала-прошла…
Ой, не пелось давно «цвитэ тэрэн»,
и рост мой давно не мерян
на притолоке у двери!
Сплошь беда да потери.
Продали хату
соседям богатым,
продали детства цветущий сад.
Ничего не вернуть
назад.
* * *
в замутнённом окне фонари в октябре дождь
и хохот прохожих девах
осень там осень здесь в муравьиной норе вдовьей шали
пустых рукавах
затворить за собой отсыревшую дверь
отогреться казённым теплом
воет память – несчастный измученный зверь
жизнь трещит как хрущёвка на слом
оглянусь хотя разум кричит не смотри
за спиной соляные столбы
и увижу прекрасный узор маркетри той
несбывшейся лучшей судьбы
вспомню имя небесное словно со дна
поднимаясь к разрыву воды
и обетам другим по-другому верна обрету пониманья плоды
крипты речи меня поведут за собой
в подалтарную часть бытия
где трепещет во тьме свечевидный гобой и ему в попадание я
где нетленно дыхание древних святых
а на книгах Христовы тавра
где познаешь себя словно врежут под дых
где-то в точке седьмого ребра
проступает на сердце библейская соль мир
воскресший осанну поёт
там любовь побеждает страданье и боль
где мой сын на молитву встаёт
г. Москва