Лубочный сон

Лубочный сон

Стихи

Жара

вишня по-свойски облокотилась на подоконник,

тополиный пух в дом не зван, да вхож.

у дороги пчелы терзают донник

и стоит веселый шальной гудеж.

 

звонкое эхо всесоседских бессонниц —

сытый пес кабысдох,

на лбу черная дворняжья лейба,

спит под вишневым кустом,

ароматами пьян.

белой черепахой солнце

сонно ползет по пустыне неба —

лето в зените.

 

сосед, старый меломан,

напялил вязаный свитер.

напевая мелодию Элвиса Пресли,

лезет на чердак,

достает лопату для снега,

ощупывает черенок — цел ли?

старик всегда был чудак.

и сейчас мудрее всех

скучно выживших из ума —

 

лопата в порядке, а где-то

свой пух готовит зима.

 

пойдем на яр

пойдем на яр смотреть, как облака

пасут Иртыш и вдаль его уводят,

их воля ненавязчиво-легка,

и полногруды пышущие воды.

 

пойдем на яр, там взнузданный Иртыш

уходит с облаками на закате

по волнам золотистых запятых

за тлеющую точку невозврата.

 

пойдем на яр, где свет сроднился с тьмой.

и нет реки… ни облака… ни вдоха.

сквозь чернотал иди на голос мой,

отталкивай крючки чертополоха.

 

прозреешь враз на ветреном яру,

когда Иртыш покорно входит в русло,

и чайка, словно ангел наяву,

о жизни говорит с тобой по-русски.

 

Бабушка Манюшка

Бабушка Манюшка, бабонька, бабочка.

Спицы бормочут в руках.

Зреет закат перламутровый, яблочный.

Бабушка, бабонька, так

нитка спешит, ей не ждется, не терпится

свиться в глухой свитерок.

Злая зима — узловатая, в терниях —

тихо ползет на порог.

 

Бабушка Манюшка — белая куколка,

баюшки-баюшки-бай.

 

Спицы стучат… или ветками — гулко как —

окна царапает май,

тянет за ниточку — по небу катится

солнца пушистый клубок.

Рядится яблоня в белое платьице.

В сердце саднит узелок.

Крылья в саду расправляет безвременник.

«Только смотри не замай» —

вьется, порхает у самого темени

бабочка, бабушка Мань…

 

не сон не явь…

не сон не явь но вешняя вода

течет сквозь тьму неведомо куда

в висок стучит бес сна весна блесна

мигнет секунда снова тишина

над поплавком замрет во все глаза

ты жизнь распознаешь по голосам

и разрывая время плавником

заглатываешь слово целиком

небесья льды пропашешь головой

сорвешься в воду снова чуть живой

на тех белуг поющих яви сны

не напастись ни лески ни блесны

 

Акулина

белолицая, чернобровая Акулина

приходила,

песню снежную заводила.

небо в рясе едва чадило луны кадилом.

беспородная сука жалобно в лад скулила.

 

«баю-баюшки, бедки-детки, подрастайте,

подрастете — время сонное наверстаем».

 

синеокая, хладносердая Акулина

оплела дома словесною паутиной,

где Иртыш, молодецки сопя,

выгнул спину.

март придет, заорет,

встанет клином.

 

а сейчас баючит вихрями Акулина.

небу недосуг свысока увидеть

над церквушкой крест,

колкий, спелый иней

на поселке.

сон здесь лубочный, длинный.

 

здесь Москва и не снится —

тыщи верст до столицы.

вдоль ослепшего окна

бродит улица бледна.

где-то в дали-далеко

эхо сплевывает кровь.

«…боже святый, нам не дай…» —

зги господней не видать.

 

запевает псина,

воет Акулина.

 

птица

прилетала птица бела бледней,

истончался свет на конце крыла.

ворковала песню семи дождей

у семи холмов, на семи ветрах.

 

и ползло-сползало с души рванье.

и в глазах рождался нездешний свет

от щемящей веры, а песнь ее

о корнях и небе лилась окрест.

 

я давала птице пшена с горсти.

и трещали почки на ветках верб,

а в земле, ворочаясь, шли ростки

неизменно вверх.

 

Когда…

Когда сровняю впадины бессонниц,

а дни утратят каверзу и цвет,

когда луча прокравшийся бесенок,

задев слегка, не поцелует век,

 

когда устану греть на сердце ревность,

забуду, как любить и жить взахлеб,

когда пойму, что время многомерно

и кто его сквозь нас упорно льет,

 

чтоб семя прорастало невесомо

внутри, собою заполняя брешь…

тогда я не скажу в упрек ни слова —

крылом, пернатый, пуповину режь.

 

Веди к Нему, и я за все отвечу,

за каждый вздох, а ты воркуй, вещай —

тогда гортанность птичьего наречья

пойму, но не сейчас.