Люблю розы, или самое умное дело. Голос

Люблю розы,

или самое умное дело. Голос

Рассказы

Люблю розы, или самое умное дело

Рассказ

 

«Люблю розы» – внушительная наколка на предплечье сразу же располагала к обладателю надписи. Выше – изящный цветок и две игральные карты: тузы пиковый и бубновый, выглядывающие из-под валика засученного рукава клетчатой синей рубахи. На кистях рук множество других опознавательных знаков владельца.

Виталий, – представился таёжник, – кличка «Шаман». – Желтоватые волчьи глаза с хитринкой, цепкий, умный и внимательный взгляд, будто невзначай и нехотя, но раз-два – и меня уже всего обглядели-изучили.

Что, интересен?

Кто? – не понял я.

Да я тебе интересен.

Точно, интересен, – нехотя признался, сразу же поняв, что Шаман может читать мои мысли.

Романтика, – уточнил Виталий.

Что романтика? – я пока не хотел сдаваться.

Моя романтика тебя интересует, – он озвучил очевидное красивым баритоном с лёгким нажимом на «о».

С Волги давно? – я решил перейти в наступление и показать, что «и мы не лыком шиты».

Давно, – с готовностью подтвердил любитель роз.

Картёжным ветром сюда занесло?

Им.

А…

А розы здесь есть, – перебил-угадал он.

И…

И настоящие красивейшие розы тут в тайге не редкость, – опередил-озвучил Шаман, снисходительно глядя мне в глаза.

Ну, а я – местный, – откровенно ему признался, точно зная, что по внешнему виду это Шаман не угадает. Может отгадать по разговору, и то если действительно давно в наших местах.

Понятно, – протянул знающе Виталий.

Понятно, – подтвердил ещё раз и шлёпнул ладонью в торец дубовой чурки, приглашая присесть.

Мы сели рядом. К нам тут же молча подошла хозяйская собака. Руки Виталия с готовностью стали ласкать подставленную голову лайки с разорванным ухом.

Медведь? – я взглядом указал на собачье ухо.

Тигр, – пояснил охотник.

Хорошая школа, – похвалил я. – Неужто промазал? – спросил, вглядываясь в давно зажившее собачье ухо.

Прома-азал, – ласково загудел Шаман, оглаживая одновременно сверху и снизу блаженно повизгивающую собачью морду.  – Три раза уже промахнулся.

Редкость!

Это точно, тигры трижды мажут о-очень редко.

И как это его угораздило?

Да это не тигра угораздило. Это у Валета настоящая собачья ловкость и бесстрашие. Подстерёг его тигр у ручья и – прыг! Я это потом по следам прочитал. Так бы в другом месте не подкараулил  – Валет всегда загодя чует. А тут ручей шумит – смог подобраться близко. Тигр – прыг на собаку, а собака – прыг под тигра и тикать! Утёк! Да не туда спрятался: надо было под крыльцо – там лаз под избушку. А он – в дровник. А потом сообразил, что из дровника его тигр выцапает, по дровам – под крышу и, только тигр туда сунулся, – как сиганёт через тигра и – под крыльцо! Я это лично видел: будто кто подтолкнул в двери выглянуть  – какая погода на дворе. Выглядываю – тигр шасть к дровнику, а на него сверху Валет! Но тигр всё ж тигр! Реакция молниеносная! Вскинулся назад, но только ухо когтищами зацепил-располосовал. Взвизгнул Валет – и под крыльцо. А  я тигру как заору: «Растуды-т твою! Пошёл вон!» Прогнал.

А третий раз?

А третий – как в сказках. Опять подкараулил тигр Валета, но тот вовремя заметил и – снова тикать. Тигр его уже настигает, а Валет – круть к двойной берёзе. Проскочил в развилок, а тигр – застрял! Как в сказке!

Не веришь… Застрял конечно не так, чтоб повиснуть – это ж тигр! Но всё равно какую-то секунду подёргался, когтями кору поскрёб, пока освободился. А потом уже за Валетом не погнался: понял, что не догонит.

Не веришь… Жаль, далеко это место, а то б показал царапины на коре… Ладно, вместо этой берёзы покажу тебе… розу!

Шаман некоторое время испытующе глядел мне в глаза, легко поднялся, жестом позвал за собой.

Только тихо. Не шуми: спит она.

Он крадучись пошёл к охотничьему домику, медленно взошёл по ступенькам, подождал, пока я, как и он, подкрадусь к двери. Разулись. Ещё раз приложил палец к губам: тише! Легонько открыл двери, повёл внутрь. Прошли уютную кухню-гостиную, остановились перед дверьми в спальню. Погрозив мне пальцем, Виталий медленно приоткрыл постанывающие двери, заглянул, качнул, довольный, головой и шагнул в сторону, уступая место.

Заглядываю в маленькую спальню… У окна на постели разметалась во сне совершенно обнажённая молодая красавица. К  счастливой улыбке тянулся шёлковый локон… К локону прижималось изящное плечо… Умиротворённо дышало сладострастное двухолмие…

Сколько же тебе лет, Шаман? – под впечатлением от увиденного аж во рту пересохло.

Скоро шестьдесят.

А…

А ей тридцать.

А…

А розы любят, когда их любят.

И разница в возрасте не смущает?

Смущает. Но, как говорил мой земляк, великий русский и советский писатель Горький: «Самое умное дело – любить женщину». Чего и тебе желаю.

 

 

Голос

Рассказ

 

Бывает же такое?!

Быва-ает…

Ну надо же?!

Да – ничего-о…

Говоришь – села?

Се-ела…

На задние лапы?

На задние ла-апы…

Как собака?

Как соба-ака…

Сама старая тигрица?

Да, та ста-арая…

Чудеса!

Сам не верил своим глазам.

Ну, дела!

Наверное, от неожиданности.

Да, скорее всего. Но ведь голос у тебя – бас?

Бас.

Спой чего-нибудь.

Вдо-оль по Пи-итер-рска-ай! – загудел пароходным басом охотник. Пламя костра испуганно качнулось, затрепетало беспомощно, сникло, не в силах оторваться и убежать от раскалённых сучьев. Всё вокруг завибрировало, задрожало. Воздух, тёмный и  густой, затрясся синим дымным студнем, захлюпал сыростью. Сверху посыпались еловые иглы, они ярко, с треском, вспыхивали, попадая в огонь…

– …А ну-ка поцалу-уй! А ну-ка поцалу-уй! Меня, ду-ушечка-а!

Аа-аа-аа, – рыхло заколыхался эхом вязкий и пряный от сгоревших еловых игл воздушный кисель.

Да-а! Голос!

Есть маненько…

А что ж певцом не стал?

Да, память неважнецкая и слух не очень…

Да ну?

Хотя, на самом деле, не захотел: в тайгу тянуло.

Да! Жаль! Жаль!

Ничего-о. Нормально-о.

Не жалеешь?

Нет.

А к людям не тянет?

Тянет иногда… Что ж не тянуть? Тянет… – охотник протянул свои красивые руки к огню, покрутил ладонями, оставил греть тыльные стороны кистей.

А что ж не выбираешься из тайги?

Так – интересно.

Вот оно что!

Да, интересно тут. Очень.

А смысл жизни?

А что – смысл?

Ну, для чего живёшь в лесу?

Не знаю… Не думал… Когда интересно, что про это думать?

Хм… Ты прав. Прав-прав. Жизнь должна быть интересной. Точно! Ты тут прав! Жизнь должна быть интересной – в этом смысл!

Словно подтверждая сказанное, пламя вдруг затрещало, разбрасывая вокруг угольки, весело взметнулось жёлтыми лепестками и радостно затанцевало, словно притоптывая по раскалённым углям каблучками танцевальных туфелек и завертев-закружив горячими цветастыми юбками…

Ну, а потом что?

А что? Она сидит – я пою, – слушает. Внимательно так вглядывается, уши навострила, принюхивается. Будто хочет разглядеть, из чего песня-то, и разнюхать, чем песня пахнет. Допел, замолчал – сидит, ждёт. Новую песню запел – аж заёрзала от удовольствия. И мне интересно! Самой царице-тигрице петь! Так и  пел битый час. Интересно! Потом чувствую – голос без тренировки и на морозе садится – повернулся и пошёл.

«Извини – говорю, – концерт закончен. Меня и так в зимовье заждались». Журналистка вроде. Чуть свет заявилась! Говорит, всю ночь шла. Ну – отвечаю: «Отдыхайте. А мне капканы снегом завалило и приманку надо поменять». Хлопнул дверью и ушёл. Разозлился. Гостей тут мне ещё не хватало! Да ещё таких… Безголовых. Я и то ночью стараюсь по тайге не ходить. А эта фифа городская всю ночь с рюкзаком и без оружия по снегу пёрлась! Так весь день и костерил её почём зря. Потом к вечеру жалеть фифу стал: ну как же так можно? Одной одинёшенькой в тёмную ночь по морозной тайге идти?! А если бы сбилась с дороги – вон какой снег выпал? А если бы тигр? А если бы ногу подвернула? Да мало ли что?

Потом вообще настроение стало хорошее: вроде красавица, да и трёх хороших соболей снял с капканов. Толком-то её не разглядел – разозлился. Песни стал вполголоса мурлыкать, а тут: тигрица! Идёт навстречу, ощерилась зло. А я растерялся: она ближе, а я громче пою. А как запел в полный голос, так она и села по-собачьи.

Да, голос! А потом что?

А что потом? Потом была сказка. До того «втюрился», что от одной только мысли о ней трясло-колотило или летал без крыльев. Готов был бросить все капканы и за ней хоть куда, хоть… в  Москву!

А она?

А что она? Она приключения искала – не мужа. Кто-то сказал, что я Гнесинку бросил и в тайгу вернулся. Захотела послушать, сенсацию написать. Голос ей мой понадобился. Голос…

 

Приморский край