Журнальный мир

_{* * *}

Я сын громадных, вековых трущоб,

Рождённый под «Прощание славянки»,

И методом ошибок, горьких проб,

Я собираю ветхие останки

Страны, которой больше не вернуть –

Господь навек детей её оставил,

И разъяснит грехопадений суть

В своём послании апостол Павел.

Всё, что прошло, останется со мной,

К тому, что не исчезло, нет возврата,

Но только слышу оклик за спиной

Сражённого за Родину солдата.

И снятся Магадан, Смоленск и Ржев,

Могильник, затаённый в снежной чаще…

Под утро просыпаюсь, ошалев,

И понимаю сон мой настоящий.

_{* * *}

Погибшему под Москвой

военному технику 1-го ранга

Андрею Васильевичу Стрельцову

Я говорю негромко,

Слушай меня, дружище.

Мира головоломка

Ввысь уводила тыщи.

Тыщи таких, как этот

Шли на кормёжку войнам,

Есть у забвенья метод –

Делать огонь спокойным.

Он же застыл в граните,

Вечностью пламенея.

Рваться к небесной свите –

В этом борьбы идея.

Веришь, и мы могли бы

Храбро стоять у края,

Зла разрушая глыбы,

В души людей врастая.

_{* * *}

Ефросинье Григорьевне Стрельцовой

Давно её халат был на износе,

Она боялась только сквозняка.

Ходить на ощупь помогала Фросе

С опорной ручкой чёрная клюка.

Со мной одним она играла в прятки,

И не было прабабки веселей,

Обнявшись мы сидели на кроватке,

Она мне протянула пять рублей.

Я уходил, надеялся, что скоро

Почувствую тепло любимых рук

И по забавам лучшего партнёра

Шагов неспешных донесётся звук.

Наутро угощая класс в буфете,

Я сладости не чувствовал халвы,

Как будто знал, что при морозном свете

Ушла к святым защитница Москвы.

_{* * *}

Кто от судьбы не требовал поблажек

Ни тысячи, ни сотни, ни одной,

Кто был отпущен в муках на покой –

Ты помнишь их, озябший Сивцев Вражек?

Прикрывший ночь рассветной пеленой.

Ты, особняк ампирного декора,

На опустевшей чётной стороне

Расскажешь мне о мире и войне,

Припоминая графа и комкора,

Не извлекая прошлого извне.

Твои дома доходные, жилые,

Что скрыли от пылающей души,

О чём молчат подъезды, этажи,

Квартиры, антресоли той России,

В которой все мы только миражи.

_{* * *}

За церковью, от проездной харчевни

Несло углями, пивом, шашлыком,

И на крыльце курил с проводником

Приезжий, говорящий о деревне.

Виднелся за его спиной мешок,

Он сжал в руках баулы и коробки,

И запах от него последней стопки

Понёс вдоль Волги встречный ветерок,

Вбирая вонь костров и салотопки.

Я шёл домой и видел: за лабазом,

Обнявшись, мама говорила с ним,

Казалось, он ей был таким родным –

Чужой мой дед под облетевшим вязом

С лицом продолговатым, земляным.

И горечью светились две слезы.

Мой пришлый дед, мой сын врага народа,

Тебя, как брата, скрыла непогода,

Рассеяв запах скорби и кирзы.

Забой скота

Животными был полон предубойник,

И слышался вокруг страдальный рёв,

И каждый был заведомо покойник

И был принять судьбу свою готов.

Их долго мыли под холодным душем,

Должна быть жизнь пред финишем чиста,

Но подступала горлом тошнота,

И ветер показался всем удушьем.

Что впереди? Сквознёт электроток

Или дыханье сдавят смеси газа?

Мелькнёт во тьме ухмылка зверопаса,

Подвесят туши, подведут итог,

И забурлит кровавая река,

И на просушку переправят шкуры,

И будут пересчитаны купюры

За вырезку и жирные бока.

И будет всё распродано вчистую,

И счастье испытает мясоруб,

Его жена отварит с мясом суп,

Поджарит мужу с кровью отбивную.

Наступит вечер, в мир прибудут сны,

Они нырнут и в темень скотобоен,

Где воздух так панически разбоен,

И запахи, и помыслы страшны.

_{* * *}

Штормит. Ветра продули всё насквозь.

И на забытом всеми дебаркадере,

Как издревле при бедах повелось,

Все молятся Смоленской Богоматери.

И взглядом ищут берег речники,

И думают о смерти пассажиры,

И чудится, что в небе две руки

Латают в тучах грозовые дыры,

И молний огнедышащий моток

Вдруг сматывает кто-то тихо-тихо,

И всем понятно, кто кого сберёг,

И тонет смерть безумная пловчиха.

И звёзды, словно Бога маяки,

Благовествуют о вселенском штиле,

И спрашивает берег у реки:

Кого сегодня волны схоронили?

_{* * *}

Мир могуч, не познан, не разгадан,

На окне наплывы Божьих слёз,

Под иконой задымился ладан,

Всё прошло, а было ли всерьёз?

Убиваться мне теперь нет смысла,

Сожалеть о том, что не сбылось,

Память сохранит людей и числа.

С эпохальным игрищем мы врозь,

На меня посмотрит кто-то свыше

И напомнит, что выходит срок,

Только не смогу я жить потише,

Слово не упрячешь в воронок.

Сталинских времён мои хоромы,

В двадцать первом веке я чужой,

Мои сны тревожат космодромы

И стихи, рождённые войной.

_{* * *}

Мне пятый десяток вдогонку пошёл,

Бежит моё время, хоть плачь, хоть кричи,

Свободен я, будто раскосый монгол,

И племя моё – это вы, москвичи.

Потребуют годы немалый оброк,

Стихами плачу, ничего больше нет,

И с Богом веду затяжной диалог,

Иначе во тьме погибает поэт.

Что было, что будет, мне ясно уже.

Ветра подворотен навстречу сквозят,

И к звёздам верхом проскакал азиат,

Что раньше томился в славянской душе.

Я так же, как пращур, кочую тайком,

Не скрыт от врагов коммунальный улус,

И прежний родитель Советский Союз

Оставил меня между явью и сном.