Журнальный мир

МОНОФОНЫ

Б

Белый барашек боялся бурана.

– Баррикадируемся! – блеял барашек.

Бараны бездействовали.

– Безумие! – бился барашек. – Буран близко!

Бараны безмолвствовали.

– Беда! Беда! – беспокойно блеял барашек.

– Болтай, болтай, – бурчали бараны.

Буран близился.

Белый барашек бросил браниться, бросился буксировать брёвна.

– Балбес! Белый балбес! – блеяли бараны.

Белый барашек баррикадировал, бетонировал, благоус­траивал.

– Баловство! Блажь! – болтали бараны.

Буран бился, бабахал, бесновался, бесчинствовал. Баррикада белого барашка берегла баранов.

– Буран безопасен, буран безобиден, – блеяли бараны. – Белый барашек бессмысленно беспокоился. Бе-бе-бе, буран. Болваны боятся бурана!

Г

Гром грохотал. Геннадию грезились грибочки, горячи­тельное.

– Галя, где грибочки? Где? – гундел Геннадий.

– Грибочки – гостям! – грозно говорила Галя. – Горошница готова, горячая.

Геннадий гневался, гундосил, горланил. Галина грубила. Геннадий гипнотизировал – Галина громко гоготала.

Геннадий гнал грибные грёзы, грустно глотал горошницу…

К

Кондрат Коровин как-то купил кольцо. Классное колечко, красивое, камушек какой-то красненький. «Какое кольцо! Как крут Кондрат!» – кричали красотки.

Краля Катерина кексами Кондрата кормила, Каролина – курицей копчёной, Констанция – колбаской краковской.

«Кому, кому Кондрат колечко купил?» – кудахтали красотки. Каждая Кондрату кивала кротко, каждая косилась, краснела…

Кондрат кушал – колбасу, кексы, курицу. Кивал кокеткам. «Кому колечко? – колебался Кондрат. – Катерина картавит, Каролина – куксится, Констанция – капризная».

Кинули кокетки колеблющегося Кондрата, к Карлу крутанулись. Карл карету купил. Кутил, красоток катал. Кино, купаты, коньяк… Кате – колечко, Каролине – кораллы, Констанции  – колье.

«Кондрат – козёл, Карл – красавчик», – констатировали кокетки.

К

Красивые куколки, картинки, кружевные кофточки… Крутился калейдоскоп когда-то.

Какие кавалеры кадрили Катеньку! Кадеты конопатые, квалифицированные картёжники, крутые каламбурщики… Куда кто канул?

Кабриолеты, каблучки, капризы – кончились, как кадры кинофильма…

Как Катенька? Кухня. Клюквенный кисель. Куриные котлеты. Кактус. Кот. Кукушка кратко кукует.

Клонится клён к кресту, как крыльями колышет.

С

– Сколько стоит серебряное сердце? – спросил Серёжа.

– Столько, сколько сегодня снилось снов синице, – сказал старик Сафрон, смеясь. – Сходи, спроси синицу.

Серёжа сжал скулы. Сглотнул:

– Сотня!

– Сдурел совсем! Сара, скажи, – стал серьёзным старик.

– Серебряное сердце – слишком сильное средство, соколик. Сглупишь сгоряча – своё счастье сгубишь, – строго сказала старая Сара.

– Серьёзно, сотня, старики! – Сережа стукнул стол.

Сафрон скомкал сторублёвку. Сгорбился, словно старше стал:

– Сговорились.

Собственное сердце Серёжа сразу сдал Саре. Страхи, скорбь, сочувствие, смущение, соблазны, способность смеяться, сумасбродство – сгинули. Серебряное спокойствие стало Серёжиным спутником. С сожалениями Серёжа совладал.

ДЯДЮШКА МЯФ

(Из серии коротких рассказов)

Дядюшка Мяф терпеть не мог бездомных кошек – облезлых, худых, с голодными жёлтыми глазищами, с громкими и  хриплыми от отчаяния голосами. Одну такую кошку он слышал вчера, да поймать в потёмках не смог. Может, сегодня удастся?

Промозглым утром он шёл по кладбищу, шаркая калошами, недовольно цокая оттого, что дорожки опять засыпало листьями: подметаешь их, подметаешь, а что толку. Хотя зачем особо стараться? Кладбище старое, посетителей почти не бывает. Дядюшка Мяф и стал кладбищенским смотрителем, чтобы жить в тишине, подальше от людишек, которые подглядывают в чужие окна да распускают слухи. Куда же она забралась? Дядюшке уже хотелось есть, он вышел без завтрака.

Обводя взглядом пустынную аллею, он наконец увидел то, что искал. Она сидела, нахохлившись от холода. Пряталась от осеннего ветра за старым могильным камнем, надпись на котором давно стёрло время. Грязная шерсть свалялась, глаза слезились. Кошка даже не пыталась убежать, когда он приблизился, лишь плотнее сжалась в комок и опустила уши. Но только он протянул к ней руку – она ощерилась, зашипела и полоснула по его ладони когтями.

– Ах ты, зараза! – выругался он. – Голыми руками, значит, не возьмёшь.

Кряхтя, дядюшка Мяф расстегнул и снял куртку. Медленно опустился на колени и, набросив куртку на кошку, сгрёб её в охапку. На удивление, зверюшка дёргалась не так сильно, как он ожидал. Только глухо рычала.

Он перехвалил свёрток одной рукой, а второй опёрся о  камень – иначе ему было не встать, колени уже не те. Держа добычу крепко, чтоб не вырвалась, дядюшка отправился к сторожке, где и жил вместе с женой.

– Мяфодий, ну где так долго? Уж и Дарья с города приехала, а тебя всё нет! – встретила его Агриппина. – Чайник, поди, остыл, пока мы тебя ждали. Ой, кого это ты опять приволок?

– То ли Мурка, то ли Васька, несподручно было разглядывать. Покорми сначала, потом разберёмся. А вы, цыц, не трожьте новенького, – прикрикнул он на Тишку и Рыжуху, которые выбежали навстречу хозяину.

– Дядя Мяф, ты настоящий кошачий ангел, – воскликнула Дарья.

– Да ну тебя! – отмахнулся он. – Просто терпеть не могу бездомных кошек.