«Мой бедный Даня, или Жизнь длиною в любовь»

«Мой бедный Даня, или Жизнь длиною в любовь»

О пьесе Натальи Гринберг и Романа Михеенкова «Пластинка на костях»

(Наталья Гринберг, Роман Михеенков, Пластинка на костях. Пьеса-дуэт. – Халландейл Бич, Флорида. Blue Ocean Theater Studio, 2021 – 53 с.)

 

«Пластинка на костях» – пьеса очень трогательная. Трогательность человеческих отношений отличала многие ранние пьесы Алексея Арбузова, например, «Моего бедного Марата». Новую пьесу Натальи Гринберг и Романа Михеенкова вполне можно было бы озаглавить «Мой бедный Даня», поскольку героиня пьесы всё время рассказывает нам об этом человеке. Героями пьесы управляет любовь – взаимная, тайная, планетарная. Она родилась из ничего, из пустоты, просто из любопытства – да так и не отпустила героев «на волю». В мире существует неизбывная тоска человека по идеальному возлюбленному. По чистому чувству, вне соперничества, вне мучительных треугольников. Конечно, в любви участвуют двое и несут ответственность за неё в равной степени. Вот только дальнейшие судьбы героев пьесы Гринберг и Михеенкова оказались неодинаковыми. И главный «пострадавший» в ней – именно Даниил.

В «Пластинке» драматурги выступили, на мой взгляд, от имени большей части человечества. Если провести опрос, может оказаться, что каждый второй живёт не с тем партнёром, с которым хотел бы соединить свою жизнь первоначально. Пьеса рассказывает о современных Ромео и Джульетте. Свиты Монтекки и Капулетти, которые мешали героям Шекспира, теперь забаррикадировались внутри наших главных героев. Лены и Дани. «Пластинка на костях» – своего рода поэма, в широком смысле слова, как «Мёртвые души» у Гоголя. У Гринберг и Михеенкова все души – живые. Жизнь человека спрессована в один час сценического времени, из неё выхвачено самое важное. Фрагменты, избирательно подобранные памятью, дают, тем не менее, цельное представление о судьбе человека. Пьеса-дуэт всё время держит читателя в романтическом напряжении.

Любовь в идеале – это «свобода, равенство и братство». «Боже, пошли мне равную!» – говорил поэт. Но Даня изначально не чувствует себя равным Лене, и это, может быть, стержневой фактор, который приводит героев к разлуке. Взаимные чувства на поверку оказываются «с червоточинкой», потому что не идеальны сами люди. У них – комплексы. В решающий момент герои боятся своего счастья. У Дани возникает комплекс неполноценности. Он считает Лену профессионально более талантливым человеком. Говорит, что недостоин её. А ещё паре влюблённых мешает разлитый в воздухе советского времени вирус бытового антисемитизма. Он вроде бы и не является фактором доминирующим, но в то же время влияет подспудно, на уровне возможности такого «неравного» брака. Драма заключается ещё и в том, что Лена не умеет помочь любимому человеку избавиться от комплексов. Её снедают собственные тараканы.

Удивительно, но красивый, высокорослый, неглупый юноша не чувствует себя равным интересной и привлекательной девушке. Дело в том, что первая любовь часто целомудренна и возносит любимого на мысленный пьедестал. А сам ты стоишь на земле! Возникает страх неразделённой любви. И ты ещё больше начинаешь «обожествлять» партнёра. Любовь в этом плане двойственна: с одной стороны, она творит кумиров. С другой, идеализация земного человека неизбежно отдаляет влюблённого от того, кого он посадил на свой трон. И таких историй в жизни сколько угодно! Например, судьба Любы Менделеевой и Александра Блока. «Он делает шаг назад, втягивает голову в плечи и смотрит на меня, как на статую на пьедестале», – яркая выдержка из пьесы, подтверждающая мою мысль. Помех у любви так много, что Даня, наверное, даже не держит все в голове. Но и того, что он держит, вполне достаточно, чтобы посеять в себе неуверенность. А ведь мужчины и женщины и так друг для друга – «инопланетяне»!

 

Даня трогает меня за плечо:

Хочешь ещё одну конфету? – а я слышу «Хочешь меня?».

Да… я хочу сказать, но отрицательно мотаю головой. Ну как здесь не запутаться в его словах и поступках?

 

В идеале, тот, у кого меньше комплексов, должен помочь тому, у кого их больше. Во имя любви. Но это в идеале. В реальной жизни мало кто способен простить любимому обиду. Быть обиженным – тоже по-своему яркая роль, и люди любят её играть, невзирая на возможность счастья. «Пластинка на костях» – авторская метафора, нестандартное название «пластинки на рёбрах». Не рекомендованная к прослушиванию музыка записывались в советское время на использованных рентгеновских снимках. Рентген «удаляет» у человека кожу и кровеносные сосуды, оставляя одни кости.

Мы видим, что пластинка – необязательно винил. И винить в крахе любви – тоже некого. Пластинка на костях соответствует храму на крови. Как в плохом, так и в хорошем смыслах. Плохо, что на крови. Хорошо, что построили храм и молятся. Плохо, что пластинка на костях. Хорошо, что звучит музыка. И эта двойственность прослеживается во всём. Поэтому в жизни трудно отличить удачу от неудачи. Одновременность мажора и минора придаёт пьесе глубину. В ней есть такой момент. Даня в отчаянии хочет… порвать свою тонкую пластинку на костях. Он думал, что она не только гнётся, но и рвётся. Теннисисты, например, снимают стресс, разбивая ракетку о корт. Но пластинка Дани выказала удивительную прочность. Рукописи не горят! Музыка вечна! Поэтому она звучит в душе Лены и Дани и десятилетия спустя.

Поехать со своим курсом на картошку – это же так романтично для влюблённых. Всё время – рядом. Неформальная «семья». Можно даже не признаваться в любви. Ты ведь и так наслаждаешься обществом любимого человека. Студенческие годы – наше «место силы», куда всё время хочется возвращаться. У пьесы Натальи Гринберг и Романа Михеенкова есть одна особенность. Хотя она и написана для театра, прежде всего, это качественная литература. «Пластинка на костях» читается как полноценная повесть. Реплики героев «нюансированы» примечаниями, которые интересно комментируют движения души и поступки героев.

Для Лены муж Илья – это любовь земная, а Даня – это любовь «небесная», романтическая, иррациональная в своей несбыточности. Конечно, и сам Даниил не идеален как мужчина. Так бывает в жизни – неидеальное прекрасно подходит отдельно взятому человеку. Авторы задают читателям простой вопрос: а что такое любовь вообще? В какой-то степени любовь – это высокая обречённость людей друг на друга. Мы сами запутываем свои судьбы, убегая от любви. И трудно бывает распутать эту «самодельную» паутину. В «Пластинке на костях» в какой-то момент кажется, что любовь уже сошла на нет, от костра остались одни головешки. Но так только кажется. У Лены и Дани любовь проявляет способность к самовоспламенению. Пьеса пронизана верой в неубиваемость подлинных чувств.

«Он был поэтом, но поэм не создал. Зато всю жизнь он прожил как поэт». Это строки из другой пьесы, «Сирано де Бержерака». Сирано и Роксана, как и Даня с Леной, никак не могут обрести счастье. Всё время кажется: вот сейчас они объяснятся, и всё будет хорошо. Но ожидание растягивается на десятилетия. А любовь – вот незадача – не умирает! Единственность избранника (избранницы) при огромном количестве возможных вариантов потрясает нас до глубины души. Бывают же в мире однолюбы! В «Пластинке на костях» этот посыл ещё более усложнён. Любовь Лены к Дане не мешает её жизни с мужем Ильёй. А вот для Дани Лена оказалась безальтернативной.

 

Откуда я знаю? Я просто всё время жду и жду, что ты позвонишь.

Ты ждёшь и ждёшь? Ждёшь, пока мы умрём?

 

Несбывшаяся любовь рифмуется у Гринберг и Михеенкова ещё и с ностальгией по всему хорошему, что было в Советском Союзе. Плохого тоже было немало, и это побуждало людей уезжать из своей страны. Сегодня такого рода ностальгия только усиливается – в первую очередь благодаря тому, что мир на глазах деградирует, движется по дороге к худшему. Любовь – такая огромная тема, что она невольно цепляет в пьесе ещё и тему национальной самоидентификации человека, тему эмиграции и другие важные для нас темы. Не выходя за рамки истории любви, авторы подробно рассказывают о психологических аспектах эмиграции. Во время перестройки героиня пьесы возвращается в СССР – в первую очередь ради Дани. Незавершённость, несбыточность любви постоянно воспламеняет чувства влюблённых. Сопереживают героям и читатели. Незаконченность любовного романа побуждает каждого из нас попытаться закончить его по-своему.

«Витаю в мыслях, судорожно ищу выход из лабиринта, в центре которого так же мечется Даня. Ромео и Джульетта с мобильными телефонами. Болтаемся во времени и пространстве, вечные мученики своей несгоревшей страсти. Наша любовь всё крутится и крутится. Заевшая пластинка на рентгеновском снимке. Запрещённая. Кем?..».

Пьеса глубоко раскрывает природу женской души. Открытая концовка пьесы оставляет героям надежду на новую встречу. Пьеса так хорошо скомпонована, будто бы и нет этих длительных пауз в жизни. Сцену на вокзале, когда Даня провожает Лену, которая уезжает навсегда, невозможно читать без слёз. Пьеса побуждает читателей и зрителей бережнее относиться к своим партнёрам, ко времени, отпущенному на жизнь и на любовь. Надежда на лучшее – есть! С кем это говорит Лена по телефону из манхэттенского парка после очередной невстречи? Не с ним ли, не со своим ли Даней?!

Пьеса Натальи Гринберг и Романа Михеенкова «Пластинка на костях» делает нас лучше, чище, чутче друг к другу. «Пластинка» благодаря своей универсальности может рассчитывать на самое широкое прочтение. Переживания героев близки всем и каждому. В кульминационные моменты пьесы язык дуэта авторов творит чудеса. Лена ни много ни мало отождествляет любимого человека, Даню, с родиной: «Я не оставляю позади СССР или город N-ск. Я оставляю позади Даню. Может, моя родина и есть он?». Наверное, половиной своего успеха пьеса обязана изумительным мизансценам и мастерским диалогам. В «Пластинке» много запахов и музыки. Героев связывают мелодии Джона Леннона. Воспоминания о минутах счастья остаются в сердце навсегда. В пьесе Гринберг и Михеенкова каждый читатель, который хотя бы раз в жизни любил, узнает самого себя. Эти ценности – общечеловечны, и над ними не властны ни люди, ни время.