Журнальный мир

Институт востоковедения АН России – это уникальное учреж­дение во многих отношениях и, в частности, в том, что там никогда не было антисемитизма. Правда, во времена, когда это был институт АН СССР, поехать от работы за границу еврею было более чем сложно (даже в гости к родственникам).

После окончания университета я поступила в аспирантуру этого института, где писала диссертацию по грамматике одного африканского языка (Руанда). Но поехать в Африку никак не получалось. Это стало мечтой, так же, как и желание преподавать.

Оба эти стремления удалось осуществить в Израиле.

Всего лишь год проработав в Иерусалимском университете, я получила сообщение о международной конференции по африканской лингвистике, которую каждый год устраивает тот или иной американский университет. Мне полагался специальный денежный фонд для «международных научных связей», что в переводе на простой человеческий язык означало, что я могу ездить на разные конференции и конгрессы (справедливости ради следует заметить, что этот фонд исчисляется пропорционально к зарплате, и тот, у кого эта зарплата скромна, получает такой же скромный фонд). Весьма окрыленная этим новым этапом в своей жизни, я поехала в Америку с докладом. Было интересно встретить тех людей, чьими книгами я пользовалась в своей научной работе.

Я была там единственным представителем Израиля, после этого мое имя попало в списки африканистов, и меня стали приглашать на другие конференции и конгрессы (из Москвы поехать не удавалось по понятным, я думаю, причинам).

Через несколько лет после моего участия в этой американской конференции пришло приглашение участвовать в Первом Всемирном конгрессе по африканской лингвистике. Конгресс был запланирован в Южной Африке, но в связи с бурными событиями, предшествовавшими выборам, было решено перенести его в Свазиленд – небольшую соседнюю страну, которую называют африканской Швейцарией. Когда я стала выяснять стоимость билета на самолет, оказалось, что тех денег, которые есть в предназначенном мне фонде, мне никак не может хватить для такой поездки, поэтому я написала организаторам конгресса, что, к сожалению, не смогу приехать по причине дороговизны билета. Каково же было мое удивление, когда через некоторое (непродолжительное) время у меня раздался телефонный звонок. Мне сообщили, что звонят из Министерства иностранных дел. Они узнали, что я желаю поехать на международный конгресс, но из-за финансовой проблемы не могу этого сделать. Я подтвердила это, тогда мне предложили написать им письмо с объяснением, для чего мне нужны деньги и сколько. Я это сделала незамедлительно и вскоре получила ответ, что недостающая сумма будет мне выдана. Так, благодаря помощи министерства, я попала на Первый Всемирный конгресс и провела две недели в прелестном университетском городке (кампусе), в котором росли цветы необычайной красоты, а место называлось Квалусени, что в переводе означает «пастбище овец» – видимо, там до университета пасли овец.

Я была одной из первых участников, прибывших на конгресс, так как самолет из Израиля летал туда только раз в неделю. Я встретила там ученого из Уганды – он тоже прилетел до начала конгресса, – фамилию которого знала по книгам. Мы с ним вместе сидели в офисе организатора конгресса – профессора по фамилии Кунене (что в переводе означает «толстая», и это полностью соответствовало ее внешнему виду), и пытались читать надписи на доске на неизвестном нам обоим местном языке – свази. Но так как мы оба занимались языками из той же группы, то есть родственными, мы могли кое-что понять. Тут вернулась профессор и, услышав, как мы пытаемся переводить написанное на доске, сказала: «Эти сумасшедшие люди – африканские лингвисты».

Позже появился американский коллега – настоящий янки (по внешнему виду). Он очень любезно поинтересовался, чем я занимаюсь, и узнав, что преподаю тот же язык в Иерусалиме, что и он – в Лос-Анжелесе, спросил, пользуюсь ли я его учебником. Я ответила «нет», скрыв при этом, что даже не слышала о нем. Он очень удивился этому и порекомендовал мне его приобрести. Книга действительно оказалась очень полезной, я много лет использовала ее в преподавании и позже поняла, что этот человек широко известен в научных кругах, а его учебник был лишь малой частью его работы по сравнению с его фундаментальными исследованиями.

По окончании конгресса тот же коллега предложил мне составить ему компанию: он собирался провести три дня на севере страны, где, как он мне сказал, водились самые необыкновенные птицы. Услышав об этом, упомянутый ранее коллега из Уганды, который, как и я, должен был ждать своего самолета несколько дней и с которым мы мило общались до начала конгресса, вмешался в наш разговор и сказал американцу: «Как? Ты забираешь ее у меня?», – на что тот ответил: «Ну, тогда я ее покупаю», и все, включая меня, которую собирались покупать-продавать, дружно рассмеялись. Такая шутка любому африканисту показалась бы безобидной.

Здесь будет уместно привести некоторые детали, касающиеся традиций Свазиленда.

В этой стране до сих пор есть король, что не так уж удивительно. Гораздо более поразительным показалось то, что у предыдущего короля, который умер в восьмидесятилетнем возрасте, было 60 жен – оказывается, каждый год он брал себе по новой жене. Говорят, что его сын, молодой король, заявил, что он более прогрессивный, поэтому он будет брать новую жену только раз в два года.

А что происходит с простыми гражданами? Местная традиция разрешает мужчине вступать в официальный брак только тогда, когда у него есть собственность и он может обеспечить семье средства к существованию. А поскольку большинство народа живет в бедности, молодой человек не видит реальной возможности сделать девушке официальное предложение. Девушка, со своей стороны, понимает, что, если она будет ждать официального предложения, то останется старой девой. Поэтому молодые люди вступают в близкие отношения до брака, а когда у них появляются двое-трое детей, мужчина решает, что теперь здесь слишком много забот, и оставляет свою даму с детьми, а сам идет к другой, более молодой и свободной… Так количество живущих в бедности женщин и детей растет.

В доме, куда меня пригласили после конгресса, была служанка – местная девушка. Хозяйка дома спросила меня: «Как ты думаешь, сколько ей лет?». Я посмотрела и ответила: «Наверное, лет 19-20». «Правильно, ей 18 лет. А у нее уже трое детей, образования, естественно, никакого, отец детей уже их бросил, и теперь она должна зарабатывать на жизнь, чтобы их кормить. Это типичный случай в этой стране». Услышав все это, я подумала, что наш раввинатский брак в Израиле, даже несмотря на наличие агунот^*, – это просто благодать по сравнению с такими ужасами.

Волнующей была встреча с моей коллегой из Москвы, которую я не видела несколько лет и которая была оппонентом на защите моей диссертации в Москве. Она была доброжелательным оппонентом, и встреча была очень приятна. Мы стояли на балконе ее комнаты, смотрели вдаль на зеленые холмы Африки, и она произнесла незабываемым патетическим тоном: «Лена, представляешь, Свазиленд!».

Потом мы встречались на конференциях в Европе, но это не было так необыкновенно.

Захватывающим было сафари на джипах. Каждый джип вмещал девять пассажиров: три ряда по три человека, причем ряды располагались амфитеатром. Местность, по которой мы ехали, была пересеченной, поэтому наш джип то взлетал вверх по горке, то скатывался вниз в какой-нибудь овраг. У меня было ощущение, что я являюсь участницей циркового представления. Когда же наконец мы приехали на место, где паслась на воле семья носорогов, адреналин в крови еще больше увеличился…

Другим запоминающимся днем был тот, который мы провели на природе, а обед был подан в тени баобаба.

На заключительном банкете нас развлекали боевым танцем воинов – местных жителей. Они были наряжены в традиционные одежды, состоящие из шкур леопардов. Вооруженные копьями, они производили очень устрашающее впечатление. Слава Богу, что это был только танец.

Некоторые наши европейские коллеги вели себя на банкете тоже традиционно: они напились, благо вино было подано в бочонках, и надо было только открыть краник и подставить бокал. А поскольку участие в банкете было оплачено заранее, то принцип «гуляй, Вася, заплачено» действовал вовсю.

Последующие конгрессы, в которых я участвовала, тоже были весьма интересны, но первый был особенно запоминающимся и позволил мне познакомиться с очень интересными людьми.

Примечательно, что на этом конгрессе было три Лены, занимающихся одним и тем же языком (суахили).

Одна из этих Лен – моя коллега из Италии – стала моей приятельницей, и мы ездили друг к другу в гости – она ко мне в Израиль, а я – к ней в Италию. На последующих конгрессах большинство участников оказалось теми же людьми, которые были на Первом конгрессе, и создавалось впечатление, что «эти сумасшедшие люди, африканские лингвисты» – одна большая семья, только разбросанная по миру.

Так я стала частью захватывающей по единству интересов общности людей – лингвистов, влюбленных в африканские языки.

.