«Мы ещё не проиграли жизни бешеное ралли…»

«Мы ещё не проиграли жизни бешеное ралли…»

Стихи

Попытка понимания

 

Понимания хочется,

чтоб убрать в жизни на́долбы –

и себе, и другим…

Из одной мы песочницы,

одного поля ягоды,

шиты лыком одним.

 

Все́ мы взаимосвязаны,

все живём мы рискованно

(рисковал даже Ной).

Мы одним миром мазаны,

мы одной цепью скованы,

все́ мы крови одной.

 

Не нужны лжепророчества,

только знать бы заранее –

«чем закончится век?»

Понимания хочется.

Вроде, есть понимание.

Тихо строю Ковчег.

…………………….

И шепчу я нетленное

посреди нашей Родины:

мы ж – СЕЙЧАС, не ПОТО́М!

Одного поколения.

И одной (одной!) кро́ви мы.

Вот и всё. Мы – плывём.

 

 

Деревенско-импрессионистское.

Почти быль

 

Посвящаю Паше Радзиевскому, Коле Разумову,

Вите Гуськову, Володе Макарову,
Вильяму Озолину, Мише Сильвановичу…

(я только-только начал перечислять…)

 

«Ну, пенсия!.. Опять пустой карман!..

Ни профитроль тебе, ни круассан!..» –

так бормотал почти что каждодневно

Сазонов Пашка с кличкой «Поль Сезанн»

(она лиха́ на прозвища – деревня!).

 

И шёл к реке он, как шаман – к огню,

и там сидел уставшим парвеню,

и говорил с унылым оптимизмом:

«Вот нарисуют всякую фигню –

и называют импрессионизмом!..»

 

Блокнот и карандаш – да их вполне!

Ещё немножко – «истины в вине»!..

Дни напролёт, и чуточку поддатый, –

он материл Мане, Дега, Моне,

рисуя и рассветы, и закаты.

 

Он был один – и царь, и червь, и бог!

И видя то, как рисовать он мог, –

к нему не приближались и «на выстрел»

Кайбо́тт и Люс, Бонна́р, Бази́ль, Ван Гог,

Анри Ле Сиданэ́ и Джеймс Уи́стлер.

 

Он был – один, и в этом был резон!

В рассветах – рисовал он горизонт,

в закатах – умудрённым быть старался…

И улыбалась Берта Моризо,

и Ренуар задумчиво смеялся.

 

А раз в неделю Пашка понимал –

сколь много он в блокнотах наваял,

и становился к главному готовым:

он все блокноты попросту сжигал.

И снова шёл к реке, с блокнотом новым.

……………………….

В деревню возвратясь из разных стран,

откушав профитроль и круассан, –

фланирую к реке я в полной неге,

где встретит Пашка с кличкой «Поль Сезанн»,

а не какой-то там Дзандомене́ги.

 

Сезанн-Сазонов, Паша-Поль! Улёт!..

Мы выпьем. Он покажет мне блокнот,

в рисунках там – ни подписи, ни даты…

А завтра, знаю, он блокнот сожжёт.

А были в нём – рассветы и закаты…

 

 

* * *

 

Уже непросто (ясно мне)

быть, словно в праздники,

с друзьями на одной волне!

Все волны – разные…

 

И мне ли ставить то в вину?

Мне – лишь отчаяться:

волна заходит на волну –

шторм получается.

 

И снова – «с чистого листа».

Шторм словно дразнится…

Кого мне первого спасать?

Какая разница?..

 

Я крик бросаю в тишину

плюс имя-отчество:

«Услышьте же мою волну –

и шторм закончится!»

 

А шторм – всё больше и страшней;

штиль – вряд ли вскорости…

Я понимаю про друзей:

всё дело – в возрасте.

 

Ах, «волны памяти моей»!

И там, над буднями,

мы – не «похо́жи на людей»,

а просто – лю́ди мы.

 

Шторм!.. Не сдадимся ни за что!

Я это ви́жу ведь!..

Уже в двенадцать баллов шторм.

Друзья! Мы выживем?..

 

 

Из диалога артиста С. с артистом Н.

в буфете провинциального театра

 

Ну, наливай!.. Ты всё же молодец,

ты на собранье правду-матку выдал!..

Но ты не думай, что уже конец…

Я та́к тебе скажу, пока не выпил:

 

свою судьбу то зля, то веселя, –

не испугайся, вдруг уткнувшись в стену,

сойти со сцены, чтоб начать с нуля,

дабы потом опять взойти на сцену

 

и – заново, и – смело, и – вперёд,

пусть даже труд твой будет не оценен

(столица лихо званья раздаёт,

но ты ж не ради званий служишь сцене?!).

 

Не унывай! Оно везде – зверьё!..

А худсовет – вообще искусства мимо.

А прима наша… Плюнь ты на неё,

прости её: ведь дура, хоть и прима!

 

Ну, сдрейфил… Ну, немножечко устал…

Ну, с «главным» встрял – и упустил возможность…

Вот только то, что за спиной полста́, –

пожалуй что единственная сложность.

 

Давай! За то, что «вертится Земля»,

за то, чтобы себе мы знали цену

и не боялись начинать с нуля,

чтобы потом опять взойти на сцену!

 

Всё! Чокнулись! И чтоб ушла печаль!

Ты что зави́с, как Гамлет над вопросом?..

Схожу со сцены. Чтоб с нуля начать.

Вперёд!

С улыбкой!

Десять,

девять,

восемь!..

 

 

Крибле-крабле-бумс!..

 

Мы ещё не проиграли

жизни бешеное ралли,

хоть и часто рисковали,

покидая дом.

Почему не проиграли?

Потому что повторяли:

детство – КРИБЛЕ, юность – КРАБЛЕ,

ну а БУМС – потом.

 

Заклинание из детства,

словно данное в наследство,

помогает биться сердцу,

думать и летать.

КРИБЛЕ-КРАБЛЕ-БУМС – не снится,

это в памяти хранится…

Сколько зрелость-БУМС продлится –

не дано нам знать.

 

Мы уже чуть-чуть ослабли,

наступаем вновь на грабли;

да, не юность это (КРАБЛЕ) –

БУМС давно уже.

Ну а впрочем – и не нужно

знать, что будем мы натужны,

знать, что будем мы недужны

в БУМСе-«вираже».

 

Доплывём. Там будет устье,

но река нас не отпустит,

и не будет боли-грусти,

и мы все́ – живём,

и ещё не проиграли

жизни бешеное ралли,

хоть и часто рисковали,

покидая дом…