Мыло
Мыло
Дмитрию Александровичу Смирнову с любовью
1
По утрам Андрей Дмитриевич встает не сразу, он любит лежать неподвижно с открытыми глазами, ровно дыша через нос, терпеливо ожидая, когда прохрипит сиплый соседский петух. Только после этого он встает и идет умываться. В его деревенском доме всего одна комната, но просторная, единственная на все Павлиново с шестью окнами. После туалета Сахаров ставит чайник, колет три яйца на сковороду и садится на табурет. Курит он на кухонке в форточку, если холодно, если же тепло, то на крыльце.
На пороге пятидесятилетия коренной нижегородец Андрей Дмитриевич внезапно стал сельским жителем, в один день на грузовой «газели» перебравшись к давнишнему старшему другу Панченко. С лета 2020-го, то есть с разгара пандемии коронавируса, друзья живут бок о бок, деля один забор.
Анатолий Павлинович восемь лет как ведет самостоятельно хозяйство, мирно расставшись с женой и родным Нижним Новгородом. Дети его – старшая Лена и младший Леонид – уехали учиться в Питер. Панченко выбрал Павлиново наугад, изучая карту области. Понравилось название.
– Батю покойника чем-то напоминает.
54-летний мужчина отличается кипучей юношескою энергией, он все время придумывает себе занятия с целью заработка, однако до прошлого года все у него шло ни шатко ни валко. Выручила чуткая старуха-мать – она тихо умерла, он аккуратно вступил в наследство, продал ее квартиру в исторической части Нижнего Новгорода и продолжил безмятежно жить, в том числе и с процентов от солидного вклада. Зимой лысеющий блондин плел корзины, с весны до осени рыбачил, собирал грибы и ягоды, а всю добычу, оставшуюся после засолки, продавал на трассе.
По меркам павлиновских жителей Панченко был крепкий середняк. Кулаком, выражаясь старыми советскими терминами, он стал с появлением интеллигентного Андрея Дмитриевича, с виду вялого молчаливого мужчины высокого роста с красивым греческим лицом и черными волосами, местами покрывшимися сединой. Посадим на сахаровский нос изящные дорогие очки, заказанные через интернет в итальянском салоне, и получим самого нетипичного обитателя деревни. В отличие от него, Анатолий Павлинович «омужичился» в первую же зиму по переезде из города – стал сутулиться, гнать сорокаградусную настойку «Павлиновка», круглый год ходить в тельняшке, кроме того, он отпустил бороду до шрама от вырезанного аппендикса и регулярно с наслаждением отлучался в двухнедельные запои. Но все, повторюсь, изменилось с исходом из Нижнего Новгорода Андрея Дмитриевича.
Фамилию Сахаров он взял лишь в 2014 году, до этого владелец небольшого мебельного бизнеса был Захаровым. Виной всему возвращение Крыма в состав России – Андрей Дмитриевич и тогда, и позже осуждал «вероломство» российского государства. Сменив литеру З на С и став полным тезкой знаменитому создателю водородной бомбы и борцу за демократизацию отечества, либерально настроенный нижегородец удвоил свои пожертвования фонду Алексея Навального и долго довольно агрессивно вел себя в Фейсбуке, пока однажды к нему не пришли побеседовать сотрудники не распознанной им по растерянности силовой структуры. Он еще пару лет возмущался режимом, но как-то спустя рукава, без огонька, а к 2020 году соцсети ему искренне надоели, и в этот раз спецслужбы были ни при чем (его слова). Прибавить к этому несколько неудачных микроскопических романов с женщинами со схожими политическими взглядами, и станет ясно, почему Андрей Дмитриевич сделал горький вывод, что семьи ему не сколотить и Навального на посту главы Российской Федерации точно не дождаться. У него скопились кое-какие сбережения, на текущие расходы деньжата всегда водились, а политика больше не теребила ему сердечко своими грязными ногтями. Тогда он удалил аккаунты везде, где только они были, оставил бизнес на сестру и ее мужа, купил за смешную сумму домик около Панченко и занялся вместе с Анатолем (он звал Анатолия Павлиновича на французский манер Анатолем, «Анатоль, половинь, пожалуйста!») новым неизведанным делом.
– Будем варить мыло, – заявил он другу, когда обмывали покупку сахаровского дома.
– Мыло?
– Да. Детское, дегтярное, семейное, но это так, для прикрытия, мелочовка, основная прибыль будет идти от сбыта эксклюзивного экологически чистого на травках мыла для геев.
– Для педерастов, что ли?
– Для геев, Анатоль. Для очень богатых и чистоплотных геев. У нас будет гениальный стартап. Мыло с шиповником, мыло с мятой, с чабрецом, на иван-чае, да мало ли на чем, что, у нас в районе травы мало? Много!
– Да!
– И упаковка будет стильная, дизайн модный. Я все продумал. А бренд ну просто убойный, только послушай – «Эконевидаль».
– Господи, ты гений. Эко и невидаль. Чудо просто! Но если в деревне узнают, что мы голубых обслуживаем, то не поймут, руки не подадут никогда больше. У нас тут православные коммунисты.
– Да?
– Да. Им что Христос, что Сталин. Все праздники пьют, и христианские, и советские.
– Для всех мы варим семейное мыло, невинное, православно-коммунистическое тоже можем. А гей-мыло – это наша с тобой страшная тайна. Прикинь, у нас в вип-клиентах будут Киркоров, Басков, Галкин, кто там еще?
– Элтон Джон.
– Да! Обязательно за границу наладим поставки. Я буду вести чудовищно популярный инстаграм. Чудовищно популярный инстаграм, запомни мои слова.
– Озолотимся!
– Так а я про что. За «Эконевидаль»!
– За «Эконевидаль»!
Прежде, чем приступить к описанию собственно истории, приключившейся в Павлинове летом 2021 года, постараюсь кратко рассказать об отношениях Андрея Дмитриевича с женщиной по имени Фира. Именно она, Фира Иванова (в девичестве Эсфирь Бах), косвенно послужила катализатором тех событий, которые легли в основу моего рассказа.
Еще будучи Захаровым, Сахаров полюбил женщину с сайта Стихи.ру. Он сам никогда не писал стихов, но любил поэзию. В мебельном магазине и на складе сотрудники его конторы частенько посмеивались над ним, когда он вдруг засыпал над очередной книжкой и ронял ее на пол – в стружки или в листки сопроводительных накладных.
Фира Иванова также не писала стихов, но активно до последних лет комментировала произведения самодеятельных авторов. Чувствовалось, что она разбиралась в стихосложении, она сыпала цитатами не только из классиков, но и из малознакомых критиков прошлого столетия. В общем, Фира покорила Захарова. Он стал ежедневно мониторить ее коменты. Так продолжалось с 2005 по 2010 год. За пять лет Андрей Дмитриевич безнадежно влюбился, но никак не мог решиться написать Ивановой, назначить встречу или что-либо в таком духе. Он просто поддакивал ей в комментариях. И все же, в конце концов, в одной из веток сайта под дрянной поэмой ничтожного плагиатора он попросил у нее адрес личной электронной почты.
С 2011 года Захаров и Иванова стали переписываться «по мылу». Нетрудно догадаться, что о своих чувствах он ей ничего не писал. Робел. Зато за 10 лет он узнал много о «прекрасной даме». О том, что ее муж – известный в своей области ученый, специалист по древним языкам. О том, что у них нет детей и, скорее всего, уже не будет. О том, что Иванов старше ее на 20 лет и ему в 2021-м исполнится 58, «но все равно он милый».
Накануне 8 Марта описываемого года Сахаров решил во что бы то ни стало встретиться с женщиной, которую любил, хотя не видел даже ее фотографии – только аватарку в виде бурой лисицы в Яндекс.почте. Второго августа он запланировал скромно отметить 50-летний юбилей. 8 же марта он пригласил Фиру на праздник. Постскриптум, давшийся очень нелегко Андрею Дмитриевичу, гласил: «Можно с мужем. Борису Николаевичу все будут тоже очень рады».
– Так и не ответила до сих пор, Захаров?
– Сахаров!
– Прости.
– Нет, пропала.
– Напиши еще раз.
– Не буду. Я отлично ее изучил за столько лет. Молчит – значит, есть весомая причина.
– Чепуха. Баба есть баба. Надо ее дожимать. Сама потом спасибо скажет. Неужели ей не интересно увидеть тебя живьем?
– Мы обсуждали возможность встречи, даже не раз. Но в шутку, не всерьез.
– Пошли ей фото. Давай я тебя с Нинкой сфотографирую.
– С твоей козой?
– А что? Она симпатичная.
– Нет. Фирочка из Москвы в нашу глушь не поедет. Все бесполезно.
– Глупо как-то, тебе не кажется?
– Не знаю. Сегодня закончим с упаковкой?
– Думаю, да. Завтра на почту. Все хорошо будет, Андрей.
– Нет, конечно.
И вдруг 25 мая в ноутбуке Сахарова брякнуло оповещение. На почте появился ответ от Фиры: «Приеду».
Андрей Дмитриевич был настолько ошеломлен, что попросил у Панченко день на отдых от мыловарения и ушел с удочкой на озеро, где и кормил комаров до поздней зорьки, не веря в свое счастье.
– Она приедет, – в сотый или двухсотый раз повторял он, роняя червя на землю. – Она приедет.
2
Павлиново разделяет река Колобяка – большая часть домов стоит по правому берегу, добротные кирпичные с газопроводом, а четыре старых деревянных домика располагаются на левом берегу, в каждом лишь печное отопление. «Кирпичи» и «деревяшки» – так себя и называют жители Павлинови. У кирпичей есть блага цивилизации в виде магазина и остановки автобуса, зато за домиками деревяшек лес, где находится живописное озеро. По негласным законам деревенской жизни кирпичи купаются исключительно в Колобяке, а деревяшки – в безымянном водоеме.
– Иисус! Иисус!
Сахаров на мгновение отвлекся от мыслей про Фиру. Женский крик повторился.
– Иисус! Иисус!
Не обращая внимания на вопли и смотав удочку, Андрей Дмитриевич пошел домой. От озера по лесной тропе ходу не больше 15 минут. Крики продолжались, но было понятно, что женщина удаляется вглубь леса, оттого они были слышны все меньше. До дня рождения больше двух месяцев, рассуждал Сахаров, я все до мелочей продумаю, Фирочка на всю жизнь запомнит поездку ко мне.
На лавке у своего дома сидел Панченко, рядом лежала коза Нина.
– Иисусиху видел?
– Только слышал. Опять загулял?
– Похоже.
– А где он вино взял? Ты, что ли, дал?
– Да.
– Ну ты что делаешь, Анатоль!
– Потому что пришел, ноет и ноет, плесни да плесни. Я ему дал пузырь в долг, лишь бы отстал, непутевый.
– Понятно.
– Он, видать, тайком от жены все выглохтал за один раз. Потом, знамо дело, понесся за добавкой. Знает, что я не дам. А может, топиться.
– Иисус не такой. Хороший мужик, зачем ему топиться.
– В душе, как говорится, ни бу-бу. Но Иисусиха его лучше знает. В лес побежала.
– На озере я один был. Комары еще.
– Всю мазюколку истратил?
– Ага. Завтра схожу в магазин, у Надежды мазюколки много было.
Они закурили. Солнце садилось.
– Глянь, Анатоль.
– Иисусята папку волокут.
– Она его бьет, как думаешь?
– Вряд ли.
– А в руке палка.
– Кусты раздвигала в лесу. Никто его не бьет, я бы знал. Я с Иисусихой как брат и сестра уже. Она бы рассказала.
Мимо Сахарова и Панченко двое подростков молча волоком тащили спящего пьяного отца. Мать, женщина лет сорока, «худощавая, но с полными ногами», семенила метрах в десяти позади.
– Устала? – поинтересовался Анатолий Павлинович.
– А то.
– Куда его черти носили?
– Кто же его знает, я его нашла на проселочной, спал у муравейника.
– Муравьи, говорят, полезные. Лечат всякие болезни.
– Шутишь?
– Так говорят…
Иисусята с матерью и отцом скрылись за забором дома Панченко.
Андрей Дмитриевич бросил окурок в банку из-под консервов.
– Анатоль, почему Иисуса зовут Иисусом?
– Не знаю. Надо у него спросить, как проспится.
– Я давно хотел, да неудобно.
– Давай я спрошу. Как проспится, конечно.
3
Население Павлинова состоит преимущественно из крестьян в пятом-десятом поколении. Но есть и переселенцы. Кроме Панченко и Сахарова уроженцами Нижнего Новгорода являются Иисус с Иисусихой, обитатель четвертого по левобережью дома инвалид-почечник Николай по прозвищу Википедик и его пожилая мать тетка Фрося, соответственно Википедия. Тот, кто бывал в российских селах, знает, что прозвища у нас даются легко, а приклеиваются они навечно, словно клеем «Момент» намазанные. Конечно, бывают исключения – Анатолия Павлиновича и Андрея Дмитриевича называют только по фамилии. Как говорит Википедик, просто удобный случай еще не подвернулся.
Мое пребывание в Павлинове началось в июне, когда в области установилась аномальная жара. Я разбил большую армейскую палатку между деревяшками и лесом на поляне, где под палящим солнцем изредка появлялась только коза Нина. Я третье лето проводил так, относительным дикарем, хотя мой давнишний товарищ Толя Панченко всегда готов предоставить комнату и кровать. Видимо, под полтинник в голове у определенных лиц случаются серьезные сдвиги: вот Сахаров сбежал из города и стал варить мыло, я пока далек от переезда, но три месяца в году живу в деревне. Работаю на удаленке, ноутбук, интернет в мобильном, очень удобно. За это время я внимательно изучил местность, близко сошелся со всеми жителями левобережья да и с кирпичным людом у меня не было трений. Некоторые из них очень меня интересовали как писателя. Например, обитатель дома на отшибе правобережья бывший милиционер Матросов. По словам всезнающего Википедика, Геннадия выжили в конце 90-х из органов за то, что единственный не брал взятки, чем раздражал коллег и вызывал опасения у взяточников в кожаных креслах – не сдаст ли в один день, не напишет ли служебное письмо куда-нибудь в областное ГУВД. Сам Геннадий про увольнение из милиции никогда не говорил.
Так или иначе, в 2000 году, не дождавшись ранней пенсии, Геннадий Матросов с женой Ольгой и детьми школьного возраста Петей и Наташей уезжает из районного центра в Павлиново, покупает дом и участок на окраине, практически на дороге, и становится вольным фермером. Так он себя и сейчас называет. В первые годы на остаток денег от проданного в районе жилья Геннадий купил корову и кур. Но корова попалась больная, молока не давала, куры тоже хворали поголовно и не неслись. Эйфория от фермерства сначала прошла у супруги. Огород выручал, но на продажу ничего не было, только чтобы прокормиться. Матросовы бросили курить и употреблять алкоголь в целях экономии. Подрастали дети, надо было отправлять их учиться, а финансы пели жалобно, как их лысая кошка, купленная некогда для выгодной продажи котят. Но сфинкса не с кем было спаривать, ближайший кот был в Варнавине, но он был старик и не хотел заниматься сексом, и в конце концов матросовская кошка сильно заболела. Сейчас это облезлое несчастное существо, которое в 35-градусную жару целыми днями лежит под одеялом и мелко дрожит.
Помимо неудачи с кошкой, которой даже не придумали собственное имя, Матросовы прогорели с разведением каких-то уникальных рыбок, и в 500-литровом аквариуме теперь они хранят старую обувь и всякую рванину из одежды. Рыбки, купленные за большие деньги, очень быстро сдохли, тоже не проявив способностей размножаться. Тогда Ольга предложила мужу разводить французских бульдогов, вроде бы очень востребованную у городских собачников породу. Геннадий прикинул, что в их районе у всех только овчарки да лайки из благородных пород и бульдожек будут расхватывать как горячие шаньги. Матросовы отправились в Санкт-Петербург, где за неимением лишних денег три дня жили за городом на траве у какого-то болотца, благо было засушливое время года.
Два из трех щенков умерли, стоило им оказаться в частном доме с протекающей крышей и полном грязи двориком, где хаотично носились куры, так и не желавшие нести яйца. Третий пес выжил, но через пару лет его пришлось посадить на цепь – он вырос тупым, непослушным бульдогом с отвисшей кожей, покрытой язвами. В районе для Фердинанда не нашлось ни одной подружки для вязки. Мне очень жаль этого славного парня на цепи, он фантастически глуп, но разве виноват, что его щенком из культурной столицы России вывезли в хозяйственной сумке в далекое от цивилизации Павлиново?
Кроме того, у Матросовых в коробках живут и умирают больные утки. Парадокс в том, что дочь Геннадия и Ольги выучилась на ветеринара, однако и она не в силах понять, почему все вокруг болеют и умирают. К 2021 году Наташа ни разу не была замужем, но оставила на содержание родителей трех сыновей от разных отцов, укатила куда-то в Киров и не приезжает уже больше года. В отличие от сестры, Петя женился, имеет двух дочерей и проживает в городе химиков Дзержинске. В неблагополучный дом детства его не тянет совершенно.
Однако я отвлекся.
4
Мыловарение компаньонам поначалу принесло много радости, но мало денег. Для блезира Панченко и Сахаров регулярно изготовляли крупные партии детского мыла «Павлик», банного «Семейное счастье» и дегтярного «Дегтярное». Первым делом они обошли все дома в деревни и каждому жителю подарили по куску мыла в красивой упаковке из крафтовой бумаги. Жители удивились, но никто не отказался от халявы. В течение ковидного 2020 года друзья за копейки сбывали мыло в магазине у себя и в близлежащих селах. В район не возили, в Нижний за триста верст тоже. Цель была достигнута – местное население поверило, что два чудака занимаются невыгодным, но безобидным хобби. Что же касается мыла для геев, то оно варилось исключительно по ночам и маленькими партиями. Осенью Сахаров уехал в Москву к товарищу по армии, занимающего должность заместителя директора в одном из информационных сайтов, близких к мэру Собянину. Армейский друг изумился визиту Андрея Дмитриевича и его неожиданным дотошным вопросам о столичных геях. В итоге Сахаров по подаренному списку адресов посетил ряд специфических клубов и оставил управляющим в качестве презента по нескольку коробок своей специфической продукции.
В линейке фирмы «Эконевидаль», к слову, нигде не зарегистрированной и не имеющей юридического лица, имеется заметное разнообразие товаров. Есть мыло для одиноких мужчин «Заходи» (прополис и хмель). Для влюбленных пар «Оргазм» (иван-чай) и «Двойной оргазм» (иван-чай и шиповник). Подарочный набор для солидных мужчин в возрасте «Альфа-самец» (табак, перец и шалфей) и для бисексуалов, трансвеститов и тому подобных личностей – мыло «В жопу» (разнотравье).
– Грубо «В жопу», – как-то заметил я моим товарищам. Но Сахаров уверен, что один продукт непременно должен быть дерзким, вызывающим.
– Кто-то ради прикола купит и подарит другу, кто-то себе возьмет, пусть в качестве шутки, лишь бы покупали.
Реальные продажи начались ближе к новому 2021 году. Инстаграм «Эконевидаль» быстро набирал популярность. Уже весной у павлиновских мыловаров появились постоянные заказчики. Если обычная продукция шла на продажу по 50–100 рублей, то геи (или те, кто работал с геями, дружил) переводили на карту Сахарова по 1000 рублей за один кусок, а за подарочный набор – все 5000.
– Такие люди оскорбятся тратить на себя полтинники и сотки, они готовы платить много за эксклюзив и удовольствие, – уверял Андрей, и мы только кивали головами.
Конспиратор Сахаров не рискует палить адреса клиентов на почте в райцентре и все «голубые» посылки отвозит в Нижний Новгород, причем отправляет по две-три в одном отделении, пять-шесть в другом, остатки в третьем. Чтобы не примелькаться, не вызвать подозрений, он никогда еще не возвращался на одну и ту же почту.
– Хваленая Гейропа подводит, – жаловался мне как-то Панченко. – Андрюха строчит им в интернете, дескать, так и так, но пока молчат. Не доверяют. Наверное, думают, что мы провокаторы из ФСБ.
Современные писатели, насколько я могу судить, всерьез страдают от сотовой связи и особенно интернета. Видимо, поэтому все время пытаются загнать своих героев в глушь, перенести действие куда-то подальше от вышек МТС и «Билайна». Ну что поделать, если дозвониться до скорой, полиции и любой другой службы ничего не стоит – был бы мобильник заряжен. Приходится выкручиваться – создавать искусственные преграды. Мне это глаза режет, например.
Опять отвлекся. Сорян.
В Павлинове связь отличная, но только у одного оператора. Правда, интернетом, кроме Сахарова и Википедика, никто не пользуется, потому что значительная часть жителей пенсионеры на кнопочных «нокиях» и «алкателях», а у подростков, вроде иисусят, могли бы быть сенсорные, а не кнопочные, но у родителей нет лишних денег. Википедик и прослыл Википедиком из-за интернета, на который он тратит пенсию, заказывая всякое барахло с «Алиэкспресс» – фонарики, молоточки и т. д. Пить ему нельзя, ест он плохо, хотел было уже жениться, да промазал. Одно время он пытался весьма романтично ухаживать за продавщицей Надеждой, но уступил в неравной борьбе 60-летнему армянину Хорену – тот овдовел несколько лет назад и через пару месяцев сделал предложение работнице магазина, она согласилась, тем более что коммерческая лавка принадлежала ему, чего от своего счастья и работы бегать, решила женщина.
Начался чемпионат Европы по футболу. Иисус вытащил телевизор во двор, и к нему вечерами сбредались все деревяшки. Захаживал и я. Ночью после позорного поражения нашей сборной от бельгийцев я, вернувшись в палатку, обнаружил в ней девушку. Я тронул ее за плечо – она спала. Лег рядом, вскоре стало тепло, я вспомнил жену, с которой в разводе, и первые годы нашей жизни. Стало еще теплее.
5
Следующим утром, 13 июня, Панченко собрался косить во дворе и зашел к Сахарову за триммером. Андрей Дмитриевич, вопреки обыкновению рано вставать по сигналу того самого сиплого соседского петуха, все еще лежал на кровати.
– Анатоль, мне сейчас такой сон был.
– Я косить решил.
– Мне снилось, что я редактор сайта Стихи.ру, а Фира – мой заместитель. Я откинулся в кресле, а она сидит на столе, закинув ногу на ногу. На мне летние легкие брюки, какие я с Кубы привез, ну, ты видел их.
– Помню, да.
– Брюки тончайшие и такая же футболка с портретом Алексея Анатольевича Навального. На Фире – короткая юбочка серого цвета в тоненькую серебряную полоску. Рубашка белоснежная без рукавов расстегнута, виден бюстгальтер такой же белый-белый.
– Я триммер возьму на полчаса?
– Да. Но дослушай же, демон!
– Ладно.
– Она написала статью для начинающих поэтов и просит меня посмотреть до публикации на сайте. А сама туфелькой как бы случайно касается моего колена. Тук-тук, тук-тук.
– У тебя, конечно, встал.
– Эрекция была как у 18-летнего солдата. Ну, ты меня понимаешь?
– Понимаю, но уже плохо помню.
– И вдруг Фира пальчиком стала водить по члену туда-сюда, туда-сюда.
– Пальчиком ноги?
– Руки!
– А вы в кабинете одни?
– Абсолютно. Представь, как я напрягся, какое удовольствие, боюсь, как бы брюки не испачкать раньше времени. И тут Фира нагибается ко мне и целует в щеку, я весь трясусь, прикинь, Анатоль! А затем она присаживается на меня. У меня тело ходуном, как отбойный молоток. Можно было мной асфальт долбить. И тут я просыпаюсь от того, что подо мной ломается кровать.
– Вот эта?
– А какая еще! Фира была во сне, а трясло меня в реальности. На, посмотри.
Андрей Дмитриевич встал, Панченко заглянул – кровать действительно подломана.
– Не критично.
– Конечно, не критично. Но сам факт! Ломаю мебель от любви.
– Прикол, ага.
– Черствое у тебя сердце, да и фантазии, похоже, ноль.
– Я возьму триммер на полчаса?
– Да забирай хоть навсегда.
Анатолий Павлинович ушел косить, разозлившийся на равнодушного друга Сахаров отправился умываться, прокручивая в голове ошеломившее его видение.
Андрея я знал много лет, но особенно близки мы никогда не были. Не понимаю даже почему. Тем не менее я всегда с интересом слушал его рассказы про их отношения с загадочной Фирой из Москвы. Теперь, когда она должна была приехать на его юбилей, интерес мой как писателя, разумеется, еще больше возрос.
В моей же палатке так и спала неизвестная девушка. Палатка, напомню, у меня армейская, места много, я прекрасно выспался, а около восьми часов утра стал готовить завтрак. Про молоденькую соседку я даже не думал, потому что был уверен, что это одна из кирпичей, чья-то внучка городская заплутала в темноте и свалилась от усталости. Мы бы заприметили, сидя во дворе у Иисуса ночью, чужую компанию. Один его пес Тимофей за километр чует незваных гостей. Но их не было.
Когда тушенка была размазана ровным слоем на шесть кусков хлеба, а листья смородины настоялись в походном чайнике, вышла незнакомка. Я ошибся, ей было за тридцать.
– Здравствуйте. Как на новом месте спится? – как можно дружелюбнее поинтересовался я.
– Простите за вторжение, я сейчас уйду, только найду рюкзак, он где-то недалеко в лесу должен быть.
Она пошла на опушку, по дороге, закручивая волосы в пучок, или как это у женщин называется, когда все на макушке на заколку заделано. На ней была майка без рукавов желтого цвета и джинсовые шорты до колен, кроссовки. Среднего роста, среднего сложения, без признаков ожирения, но не тощая. На внешность немецкая певица Сандра из моих школьных лет, бывшая солистка девчачьей группы «Арабеска». Ну не Фира же, подумал я, рано для Фиры.
– На поляне нашла, так вчера устала, что, увидев палатку, бросила и рюкзак, и фонарик. Ой, и маску посеяла. Но я переболела коронавирусом зимой.
– Присаживайтесь.
– Спасибо. Меня Фира зовут. Фира Иванова, имя редкое, зато фамилия распространенная.
– Саша.
– А по отчеству?
– Не такой уж я старик. Мне 47 лет.
– Вкусные бутерброды! Йошкар-Ола? Лучшая в мире тушенка.
Вот это неожиданный поворот, думал я, прихлебывая из модной эмалированной кружки.
– Почему же вы в июне приехали?
– Пришла! Двадцать километров пешком. Нет, деньги у меня есть, но пришлось пешком.
– Он ждет вас в августе.
– Кто?
– Андрей Дмитриевич.
– Вы его знаете?
– Много лет. Когда он еще Захаровым был.
– Так, значит, это Павлиново за полем?
– Естественно.
– Вот и славно, Александр.
– Вы не ответили, Эсфирь.
– Не надо, пожалуйста. Фира я.
– Хорошо, Фира.
– Да я бы с радостью на юбилей Андрюши приехала, но у мужа трехлетний контракт в Израиле наметился, в середине июля поедем иудейские древности изучать на месте. Вот я и решила повидаться с другом по переписке до отъезда. Раз уж вы в курсе нашей переписки.
– Ну как в курсе. В общих чертах. Мы же товарищи, Андрей Дмитриевич корректно и крайне уважительно говорил о вас. Про вашу виртуальную дружбу на почве любви к поэзии.
– Он хороший человек.
– Очень.
– Муж только бесится. Догнал меня. Я в Нижнем Новгороде три дня в гостинице жила, красивый город, я влюбилась в его кремль и набережные! Так вот, Борис Николаевич, муж мой, примчался в отель, умолял вернуться в Москву и наплел черт знает что про опасность деревенских мужиков. Поругались. Я на такси рванула в Павлиново, он на такси за мной.
– Вот это боевик!
– За двадцать километров, ну, вы знаете, наверное, заправка, так я с таксистом расплатилась и бегом в лес. Супруг орал, звал меня, звонил без конца, но я вырубила айфон. Сначала посмотрела ориентиры по навигатору, разумеется, а потом вырубила. И вот я у цели. Как говорила моя бабушка, все Фиры и Веры дуры без меры.
Она улыбалась. Мне показалось, что она была оглушительно счастлива.
– Моя девичья фамилия Бах, ручей по-немецки, – продолжала Фира, перебирая вещи в рюкзаке. – Вот я и журчу по жизни. Работаю на удаленке корректором. Ошибки за писателями подчищаю, запятые, это называется у нас отлавливанием блох. Вы не писатель?
– Нет, – соврал я, не моргнув, и вообще не осознав сразу, что зачем-то соврал.
– Вообще-то я несколько лет в школе проработала учителем литературы. Но устала от детей, да и от педагогов тоже. Как вы думаете, Андрюша обрадуется мне?
– Разумеется. Только он ждал вас в августе. К празднику. Он очень серьезно готовится, честно говоря. Грандиозное мероприятие задумал. Мы тоже с товарищами планируем его удивить второго августа.
– Но первой удивлю я! – и Фира беззаботно рассмеялась.
– Боюсь, что он расстроится. Знаете что, давайте-ка отложим немного ваш визит, подумаем, как все обставить, ведь наш общий друг очень ранимый человек. Вы знаете, что он ранимый?
– Никогда не думала об этом.
– А я знаю. Отложите рюкзак, отложите.
– Ну хорошо. Кстати, а где у вас туалет?
– Пописать на поляне можно, тут кроме меня практически никого не бывает. Жара, влага травам только на пользу.
– А, пардон, покакать?
– Можно в лес. Обычно я хожу в сортир Андрея Дмитриевича, на дворе у него прекрасное сооружение, стопка журналов «Иностранная литература»…
– Прекрасно. Свалиться как снег на голову и первым делом запереться в туалете. Извини, Андрюша, иначе наделаю тебе прямо на крыльце.
– Вам срочно нужно или потерпите?
– Потерплю.
Подошла коза. Фира потрепала ее.
– Надо будет сфотографироваться с красивым животным, но не хочу сейчас включать айфон, муж замучает.
– Я думал, что вы брюнетка.
– Не все еврейки черноволосые. Шатенка, да. Интересно, какой меня представляет Андрюша. Носатой, волосатой, с небритыми ногами?
– Не знаю.
– Вдруг я ему не понравлюсь.
– А вы хотите ему понравиться?
– Я женщина.
– Понравитесь, не волнуйтесь.
– И бани у вас нет.
– В деревне в каждом дворе баня, на этот счет вообще не переживайте. А пока с дороги можно в озере искупаться. К десяти утра солнце будет печь невыносимо.
– А я и не подумала про купальник! Все Фиры и Веры дуры без меры.
– Там никого нет. Иисусята в обед купаются.
– Кто?
– Дети Иисуса.
Фира удивленно подняла брови, но ничего не сказала. Я же не успел объяснить, в сторону палатки шел Википедик.
– Прячьтесь! – крикнул я и затолкал женщину на дальнее спальное место. Потом направился навстречу Николаю, чтобы не дать обнаружить Фиру.
– Санечек, привет!
– Здорово, Колян!
– Я за тобой.
– Что случилось?
– Представляешь, приехал на такси какой-то мужик чокнутый, то кричит, то плачет, то угрожает. Панченко с Сахаровым с ним полчаса уже грызутся.
– А что мужику надо?
– Жену ищет.
– У нас?
– У Андрея Дмитриевича, если конкретно. Говорит, что он ее укрывает в своем доме.
– Что за бред.
– Вот именно! Мужик нервный, наши парни тоже разозлились. Пойдем, мало ли что.
– А таксист уехал?
– Нет, в теньке валяется. Ему наплевать на все, ему еще обратно везти безумного дядю.
– Только палатку закрою.
– От кого?
– Привычка.
Пока мы шли по поляне, я несколько раз оборачивался. Фира не выходила, она наверняка слышала наш разговор.
– Умница, – вырвалось у меня нечаянно.
– Кто? – тут же отозвался Википедик.
– Коза. Траву щиплет, а еду не трогает. У меня там чай, все такое.
Википедик пожал плечами и не высказал мнения относительно умной козы.
– Матросовы с моей подачи решили мини-пигов разводить, я в Википедии все прочитал, должны прижиться.
– Коля, Коля…
– Опа, кажется, Панченко завалил мужика, в челюсть ему зарядил!
Я бросился бежать, всезнайка поспешил за мной. Но драки не получилось. Пока бежали, муж Фиры сел в такси и уехал. Панченко был вне себя и кружил около палисадника сахаровского дома. Он был потный, злой, ругался матом, и Андрей Дмитриевич окатил его из черпака водой. Анатолий Павлинович сел на скамейку, затянулся и замолчал.
– Вот, Саня, какие бывают в жизни удивительные события, – сказал в мою сторону Сахаров. – Детектив, йошкин кот.
Он был настолько интеллигентным, что никогда не употреблял нецензурных слов. Даже в армии, говорит, и я ему верю. Однажды мы втроем помогали его маме избавиться от старой мебели, выносить надо было с девятого этажа, и не все помещалось в лифт. Когда мы с Сахаровым (тогда еще Захаровым, конечно) не удержали громоздкий холодильник, и он упал на Панченко, придавив ему левую ступню, то Анатолий Павлинович от нестерпимой боли заорал «да…!». Мама Андрея наблюдала картину с лестничной клетки и в момент дикого вопля в ужасе закрыла лицо руками и зарыдала. Ей стало дурно, и пришлось вызвать скорую помощь. Врачу она призналась, что упала в обморок только оттого, что в шоке, что ее сын дружит с матерщинником. Нога несчастного Панченко ее совершенно не заинтересовала.
6
Не дойдя трех шагов до палатки, я наступил на довольно крупную кучку. Неужели Фира? Нет, коза. Пришлось снять кроссовки и помыть их водой из канистры. За водой я хожу на колодец в деревню, беру обычно по две на день. Можно было бы и больше, но в жару жидкость – кому я объясняю! – быстро нагревается. Лучше лишний раз дойти до Анатолия Павлиновича за ледяной.
– Приезжал ваш муж.
– Я догадалась.
Она переодела желтую футболку. Теперь на ней была черная майка с надписью KING LEO и оттиском физиономии Льва Толстого. Граф карикатурно хмурился между грудей и в шутку грозил пальцем.
– Как отреагировал Андрей?
– Он в растерянности. По-моему, вам стоит проверить почтовый ящик, наверняка Сахаров написал вам.
– Написал.
– И что пишет?
– Что в шоке от визита Бориса Николаевича, опасается, что тот вернется с полицией.
– Логично.
– Да я уже позвонила мужу, сказала, чтоб ждал меня в отеле, что собираюсь домой. Испортил мне поездку, засранец. Пришлось пригрозить разводом, пусть катится один в Израиль.
– Как же Андрей Дмитриевич?
– Зайду, разумеется. Однако настроения нет совершенно. Старый идиот!
– Давайте сходим на озеро.
– Я без купальника.
– Шорты на месте. По колено постоим в воде, оно целебное, между прочим, – вновь соврал я, вновь сам того не ожидая. – В нем древняя энергия мордвы, если верить преданию.
– Что за чепуха.
– Пойдемте, хуже не будет.
В лесу в тени деревьев было легче дышать. Фира напевала то одну, то другую песню, негромко и раздраженно. Я понимал, что она думает о ревнивом муже.
Hey, Jude! Don’t make it bad!
Я подпел, потому что тоже люблю «битлов», хотя не так восторженно, как в детстве, когда батя крутил контрабандные пластинки и учил меня танцевать рок-н-ролл. Тщетно, увы.
Take a sad song and make it better.
Remember, to let her into your heart,
Then you can start to make it better…
На берегу озера я скинул джинсы и рубашку, подтянул плавки и зашел в воду по колено. Фира встала рядом.
– Господи, как хорошо, – сказала она, и на ее лице я снова увидел улыбку.
Метрах в тридцати от нас, левее отмели, появилась из воды голова. Потом исчезла и снова появилась, но уже гораздо ближе. Я без очков плохо вижу, не разобрал с первого раза, кто ныряет. Вскоре голова была уже в десяти метрах от нас.
– Кто это, Александр?
Голова, молча, торчала из воды. Я напряг зрение, прикрыл глаза ладонью.
– Иисус.
Голова скрылась под водой.
– Вы издеваетесь? – возмутилась Фира. – Кто это!
– Иисус. Наш, павлиновский.
– И дети у него есть?
– Двое.
– И жена?
– Естественно.
– Мария Магдалина?
– Елена Петровна.
– А Сатаны в деревне нет случайно?
– Я же не виноват, что Диму прозвали Иисусом.
Тем временем, сосед вышел на берег. Он был мокрый и голый. Волосы, заправленные в хвост, доходили ему до поясницы. Иисус потряс головой, как это делают собаки, выбравшись на сушу.
– Пипец, – негромко сказала Фира и толкнула меня в бок.
Иисус ловко встал на руки и стал двигаться вниз головой в нашу сторону. Иногда он делал круг на месте, и тогда мошонка мелко тряслась, смущая женщину.
– Скажите ему, чтобы трусы надел, – прошипела она мне и потянула за руку. Мы выскочили на траву, она легла на полотенце. Ничего не оставалось делать, как пойти к приятелю, чтобы сгладить ситуацию.
– Иисус! Остановись, пожалуйста. Ну что за цирковое представление. Девушку испугал.
Он сделал еще три шага, затем упал на землю, быстро встал и бегом убежал прочь. Я видел, как вдали он подобрал и нацепил штаны и также бегом направился в лес по тропе, напрямую ведущей к деревяшкам.
– Можно вопрос?
– Да, Александр.
– Почему вы не пишете стихи?
– Не умею. Но очень люблю поэзию.
– Странно.
– Нет, само собой, в подростковом возрасте я пыталась, потом поняла, что не смогу как Цветаева, Ахматова, даже как Ахмадуллина, и бросила. А вы пишете?
– В армии парням в альбомах сочинял всякую чепуху юношескую. Дальше не пошло.
– Кто вы по профессии?
– Сложный вопрос. Бездельник, если честно. Пользуюсь тем, что оставили бабушка с дедушкой, разные тетки. Сдаю квартиры, в общем. У меня три в найме, одна для меня. Лето в деревне.
– В палатке у вас уютно.
– Вы знаете, Фира, я плохой турист. Дрова еще наколоть могу, ужин приготовить, но вот баню походную соорудить нормально никогда не смогу.
– Так их в деревне полно, правильно?
– Правильно.
– А жена у вас есть? Дети?
– Дочка. Я в разводе. Привык жить один. Но дочку люблю, вижусь регулярно. Не подумайте, в этом плане я всем отцам отец.
– Я ничего такого не думаю. Вроде ваш чокнутый нудист не возвращается. Отвернитесь, Александр, я хочу искупаться, соль щиплет все тело.
Я отвернулся и даже отошел на двадцать шагов ближе к лесу. Крупный шмель атаковал мою шею, я зачертыхался и невольно краем глаза увидел выходящую из воды Фиру. Бросились в глаза волосы на лобке. Старая школа, олд скул, с удовольствием отметил я и тактично отвернулся.
И вот мы подошли к палатке. Фира отломила горбушку батона.
– Надо идти к Сахарову, познакомиться и попрощаться одновременно. Глупо выходит, но как уж выходит.
– Хорошо.
– Что хорошо? Идемте вдвоем.
– Андрей Дмитриевич вас десять с лишним лет ждет, зачем я буду вам мешать.
– Перестаньте! Я не к любовнику приехала, элементарная вежливость. Привет – пока.
– Боитесь, что он может не так отреагировать? Зря. Он очень вежливый мужчина и никогда не позволит лишнего.
– Я про лишнее даже не думаю. Александр, проводите меня и возвращайтесь, раз вам так угодно. Мне казалось, что вам со мной интересно.
Я переоделся, взял пустую канистру, и мы медленно, сохраняя прохладу искупавшихся тел, отправились к мыловарам.
– Вообще-то я вам солгал, Фира. Я в некотором роде писатель.
– Я так и подумала.
– Вы так неожиданно появились.
– В каком издательстве публикуетесь? Я с ЭКСМО сотрудничаю.
– Нет-нет, я не такой писатель.
– А какой?
– Я пишу для друзей. Печатаю на свои деньги маленькие книжечки.
– Самодеятельность.
– Самиздат.
– Как называются ваши произведения?
– «Пельмень», «Шептун», «Говнюк»…
– Ну и названия. Для провинциальной самодеятельности дерзко.
– Я с юмором стараюсь, но, по-моему, его даже мои малочисленные близкие друзья не понимают. Поэтому не посылаю никуда. Разве что иногда в журнал «Нижний Новгород».
– Берут?
– Ага. 4 или 5 рассказов напечатали.
– Подарите что-нибудь из своего на память?
– У меня нет ни одного экземпляра, все раздарил, к сожалению.
– А в электронном виде? Последний, например, рассказ.
– «Отсоси у Виктора».
Она остановилась и строго заглянула мне в глаза.
– Это тоже название. Неудачное.
– Ах, название.
– Могу скинуть, если дадите свое мыло.
– Позже. По-моему, это Сахаров. Он?
– Нет, это Панченко, наш старший товарищ. Андрей – высокий черноволосый красавец.
Мы подошли к дому Анатолия Павлиновича. Хозяин стоял и пил из горлышка.
– Саня, клюковки глоточек! Из погреба только вынул.
Я не отказался.
– Здравствуйте, я к Сахарову. Не подскажете, где его найти можно?
– Здравствуйте, подскажу. Он упаковкой занимается. Вы мылом интересуетесь?
– Как все цивилизованные люди, в меру.
– Тогда, милости просим в наш миниатюрный мыловаренный заводик.
Я еще глотнул вкуснейшей настойки Панченко и, решив, что сегодня непременно случится что-то из ряда вон, поторопился за Фирой.
Увидев нас троих, Андрей Дмитриевич, поправил очки, потом стал нервно кивать головой, уронил ножницы и тихо сказал:
– Фира, йошкин кот.
7
Пока Сахаров с Ивановой гуляли по деревне под предлогом купить вина в сельпо, мы с Панченко лежали в его доме. Жара не проникала в помещения, так как хозяин благоразумно на все окна приделал ставни.
– Я на Кубань в отпуск ездил когда-то, я про ставни все знаю, а наши дураки ленятся, Санечек, у нас деревня дураков, как из телевизора вылезли.
Через час Андрей Дмитриевич вернулся с сумкой вина, водки и пива для Википедика, инвалид ничего крепче себе не позволял. На 16.00 Сахаров назначил вечеринку без повода. Панченко пошел помогать другу с приготовлением мяса и прочего, Фиру они не пустили к кухне как дорогого гостя и отправили ко мне – в прохладу дома Анатолия Павлиновича.
– Скучаете?
– Немного.
– Разговор с Андреем не сложился?
– Сама не пойму. Умный мужик он, я всегда это чувствовала, но какой-то уж больно пришибленный, все время практически молчит, а начнет говорить, так спотыкается, заикается, сморкается, чихает.
– Шокирован вашим визитом, Фира. Я представляю, что у него на душе.
– Ок. Будем считать, что я шокирована не меньше. Я лягу на диван?
– Конечно.
– В деревнях мне больше всего нравится, как на кровати подушки теремком складывают и накидки на них накидывают.
– Вы пьющая?
– Не поняла.
– Выпить хотите? У Панченко прохладная клюквенная настойка имеется. Мне одному при вас неудобно употреблять ее.
– Ах, в этом смысле. Вообще-то я не пью, но ради такого события, пожалуй, стопочку махну.
К 16.00 мы махнули с Фирой четыре поллитровки.
– Я хочу в туалет, Сашка! В настоящий. В дырку.
Она меня доводила до слез все три часа, я давным-давно забыл, что можно так безудержно хохотать. Определенно, Фира – персонаж, думал я, персонаж для моих рассказов.
– Жалко, что в баньке не попарюсь, – сказала она, вернувшись в дом, при этом изящно (как-то литературно возвышенно даже) икнув.
– Баньку? Да легко.
– Только больше не выпиваем. У меня в семье трезвость – норма жизни.
– Борис Николаевич зашитый, небось?
– В самую точку попал, Сашка. Браво. В самую пятую точку.
И мы снова гоготали и утирали слезы смеха. Потом я позвонил Википедику.
– Колян, затопи баньку, будь другом. А ты догадливый! Да, все правильно, наша московская барыня желает попариться. В купальнике, разумеется, если найдем у кого в аренду взять. А может, и без. Мухой, Коля!
Столы накрыли на улице, на дороге между домами, как будто у нас планировалась не дружеская попойка, а свадьба. В четыре за столами сидели Фира, Сахаров, Панченко, я, Иисус с женой и двумя подростками, Матросов. Википедик занимался баней, его мама сказалась больной («Жара изводит, давление»).
Дальнейшие события из-за перебора клюквы я помню смутно. Со слов товарищей, картина вообще складывалась противоречивая. На 30-градусном солнце всех развезло и расплющило, даже Википедик надрался, а иисусята, которым и пить-то закон еще не позволяет, украли два пузыря водки и скрылись в лесу. То есть трезвых на нашем празднике не было. Свидетельства загулявших оказались набором противоречивых фактов, или даже скорее предположений. Я могу отвечать только за свои воспоминания.
В какой-то момент, уже спадала жара, Панченко принес аккордеон и понеслись частушки. Естественно, что все бросились вприсядку, выскочили женщины, Фира и Иисусиха, дети, только я и Сахаров не плясали. Я не умею, а Андрей Дмитриевич, возможно, и лихой танцор, бог его знает, но в тот вечер даже алкоголь его не бодрил, он так и сидел обмякший, вялый, с потухшим взором и старался не смотреть на любимую девушку. Когда Фира забралась на стол, ее за голые колени принялся хватать Википедик. Она лягала его в танце, а он кричал: «В баню! В баню, Вера!»
– Я Фира, а не Вера, – хохотала Иванова, – а ты Википидр!
– В баню, умоляю, голенькими!
– Ви-ки-пидр!
Фира была в ударе.
Из колодца вода льется
Да по стенкам сочится.
Хоть и плохо нам живется,
А … хочется!
Боже, какой эффект произвела Фира, когда скинула с себя футболку, швырнула бюстгальтер в физиономию Сахарова, когда она, как стриптизерша, стянула шорты и побежала к дому Коляна. Верный жене Матросов все понял и рванул на велосипеде домой, другие обезумевшие мужики бросились было за Ивановой, но тут проявил характер наш тряпка Андрей Дмитриевич. Он схватил лавку и начал ею отгонять односельчан. Панченко отбросил аккордеон на землю и схватил со стола сковородку с остатками сала. Тщедушный Википедик прятался за спиной Анатолия Павлиновича и визжал подсвинком. Иисусиха за волосы тащила мужа домой, ибо Дима тоже скинул с себя шорты. Дети, как я уже писал выше, под это дело сперли бухло и сиганули на радостях в лес. Мне надо было принять ту или иную сторону, но я не мог в силу неимоверного опьянения. Ни драться не мог, ни словом подбодрить, а главное, я никак не мог понять, на чьей стороне мне следует выступить. Тем временем троица побросала «оружие», и началась драка на кулаках, но так как все были в зюзю, то вскоре они сцепились, как дворовые собаки во время случки, и покатились кубарем к мосту, к реке. Все разом стихло. Никого на территории деревяшек.
Я взял со стола полторашку самогона, выставленного Панченко, и поковылял кое-как в баню. Еще ворона так мерзко каркала и мешалась под ногами…
Дальнейшее описываю исключительно с разрешения Фиры и лишь для того, чтобы читателю подсказать, что чрезмерное употребления алкоголя разрушает семьи.
Утро. Обнаженная Фира лежит в палатке на спине. Конечности в разные стороны – морская звезда, если смотреть сверху. Между ног лежит моя голая туша, мертвая от пьянства.
В лоб ударила теплая струя. Я открыл один глаз. Запах мочи проник в нос. Струя через минуту прекратила поливать мою голову, я облизнул губы («Солененькая») и приподнялся . Фира спала. Я поцеловал ее и перевернулся на спину.
– Вот оно, мое счастье.
У меня в Москве есть друг, которому выпивать нельзя ни при каких обстоятельствах. Недержание. По трезвянке – никогда, по синьке – всегда. Как-то он ночевал у меня, мы запили, узнав о смерти Егора Летова, и легли спать на один диван. Утром я проснулся от холода под собой: кореш надудонил лужу, а то и две.
– Это холодная вызывает неприятные чувства, а теплая моча, Сань, поверь мне, это божий дар, это самые ранние неосознанные воспоминания детства. Попробуй.
– Намеренно опорожнуться в кровати?
– Можно просто тазик теплой воды вылить. Поверь, это счастье. Детское, бессознательное, ласковое, как мама, которую младенец еще не знает как личность. Просто доверяет. Ты мне доверяешь?
Теперь конечно.
Разводилась Фира со своим ревнивым мужем скандально. В конце концов я снял квартиру в Москве и устроился на работу к тому самому другу-мочеведу. В 2022 году мы расписались, а потом сразу же закодировались от алкоголя и даже от табака.
P.S.
Под Новый год Панченко дважды вынимал Сахарова из петли. Он написал мне по мылу, чтобы я навсегда забыл дорогу в Павлиново.