Нагорная заповедь

Нагорная заповедь

(Откровения бывалого землепроходца)

Дом творческих Союзов известен в Новокузнецке не только достижениями профессиональных представителей искусства. Встречаются здесь обычно почитатели многих талантов, люди самых разных профессий и увлечений, стремящиеся больше увидеть и узнать, поделиться собственными впечатлениями о творчестве, о многообразии окружающей природы и нашей жизни.

Б.В.Тришункина по праву можно назвать знатоком заповедных уголков Горной Шории, землепроходцем родного края. С юношеского возраста увлекся он походами по таёжным окрестностям, труднодоступным побережьям горных источников и водоемов. Давно уже выйдя на пенсию, Борис Васильевич не довольствуется пределами своей городской квартиры, по сей день делится новыми впечатлениями о таких походах. Со своими заметками надумал обратиться в областное отделение писателей юга Кузбасса. Так появилась на свет эта публикация, которую предлагаем сегодня в альманахе «Кузнецкая крепость»

 

П

озади более сорока километров отчаянной ходьбы по таёжным тропам, горным перевалам, преодоление стремительных речных перекатов. Ещё побаливают плечи от лямок рюкзака. От солнечных лучей, поднебесного воздуха, живительной прохлады кипящей в каменных тисках порогов воды, наши немного похудевшие лица стали смуглыми, а кожа упругой. Моя борода покрылась рыжей с обилием серебра щетиной, у моего спутника она только пробивалась.

Наши рубахи пропитаны солью, таёжными запахами, дымом костров.

Прощались на городской Кировской автобусной остановке. Здесь всё другое. После хмурой с таинственной голубоватой дымкой тайги, после её глухой тишины, диких межскальных троп, широкие улицы поблескивают стеклом на фоне белокаменных домов. Вокруг людская разноголосица. Звонки трамваев, шелест шин машин, обилие пестрящих ярких красок платьев, огней светофоров – всё кажется сказкой. А люди представляются беззаботными бабочками, порхающими по цветкам. После всего виденного, пройденного, сейчас и, наверное, на многие годы будем чувствовать себя выше всяких житейских мелочей.

Сына дома не было, но всё говорило, что он жив-здоров, потому что холодильник заполнен едой, посередине комнаты стоит празднично накрытый стол. Это он с друзьями отмечал своё возвращение из путешествия по сказочно красивым местам Горной Шории. Они на неделю раньше нас уехали поездом до Таштагола, потом вертолётом к истокам реки Мрассу, чтобы сплавиться на надувных лодках по «разухабистым» перекатам этой горной «дороги».

Хотя в последний день мы почти ничего не ели, есть не хочется. Теперь наслаждаюсь комфортом своего жилища. После сидения на остряках и кругляках камней, брёвнах или просто на земле, в кресле испытываешь такое блаженство, что вставать не хочется. Гляжу на свои ноги. Они отяжелели, распухли так, что кажутся чужими.

 

Д

ома спокойно, уютно. Не нужно никуда торопиться, беспокоиться о ночлеге, искать укрытие от дождя. Надоевшие до отъезда телепередачи теперь интересны. Выступает генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачёв. Речь идёт о «перестройке» и «ускорении». Зашла бабушка из соседней квартиры. Подарил ей несколько хариусов. А она в ответ: «Сколько должна?» Эх! Не понять ей нашего лиха!

Ванная. Тёплая вода с пенящимся шампунем… Чудо… Чудо! Чистая наглаженная рубаха, брюки, а на ногах штиблеты. После тяжёлых болотных сапог все движения кажутся просто воздушными. На улице ничем не отличаешься в людском потоке. Но ещё долго будешь испытывать чувство, что ты выше мирской мелочной суеты.

Думал удивить свою давнишнюю подругу «царской рыбой». А оказалось, ко всякой рыбе она равнодушна. И в ответ с улыбкой: «Где ж ты там потерялся, давай рассказывай…» Однако, кедровые орешки пришлись по душе. А что рассказывать? Только и понятно ей, что ты бодр, весел и крепче любишь. Сам не испытаешь – не поймёшь. Вот и мы, мужики, не понимаем женщин, вернувшихся после отдыха на черноморских пляжах. Но в противовес геройскому таёжному походу, по их возвращении из отпуска после ярких впечатлений и красок, лучше несколько дней к ним вообще не подходить – они нас просто не замечают.

Неделю назад подруга вызвалась проводить меня до автобуса. В те времена охотники, рыбаки, туристы одевались в самую простую, уже поношенную, одежду. И это не было чем-то зазорным. Люди на остановке были одеты в лёгкие летние платьица, со счастливыми лицами. Моя одежда – телогрейка, сапоги с ботфортами, видавший виды брезентовый рюкзак, таящий с теплотой былые походы – не гармонировала с городской обстановкой. Подруга моя что-то шутила, то отходила, то приближалась ко мне. На ней было красивое платьице, шикарная кудрявая причёска, туфли на высоком каблуке. Очевидно, она чувствовала себя рядом со мной как-то неловко. О… Боже! Не нужно бояться «человека с ружьём»… Эти рыбаки, охотники и т.д., наверное, самые отважные любители природы, людей, медведей, детей и женщин.

 

К

ак же начиналась подготовка к этому путешествию? В то время я работал в Новокузнецке в Электромонтажном поезде № 705. В его задачи входила подготовка к электрификации железной дороги на БАМе. И однажды к нам на работу устроился молодой коренастый, двадцати пяти лет, парень. Александр нам всем понравился. Он рассказывал, что имеет удостоверение инструктора по туризму, любит рыбалку. Мы быстро с ним подружились.

О себе: по сравнению с Сашей не высок, строен. Вроде, добр, отзывчив. Металлург. Мой отец, вернувшись с войны, мечтал иметь лодку. Сделал лодку с мотором. С юных лет моя жизнь – это тайга, река, горы, перекаты. Сколько же мной исхожено на моторной лодке по реке Томь, таёжным её притокам!.. А теперь мне уже около шестидесяти.

Саша говорил, что думает пойти на рыбалку в верховье реки Томи и к реке Бельсу. А на меня нахлынули давнишние воспоминания: уже давно-давно там не бывал. Он изложил свой маршрут. На электричке едем до станции Лужба, переходим реку Томь вброд, далее четыре километра по асфальтной дороге, а потом конной тропой двадцать километров до реки Бельсу. Его желанием было раздобыть хариуса и накопать для своей жены маральего корня. Наши желания совпадали. Только рыбак я не заядлый. Да и рыбаки говорили, что «царскую рыбку» поймать трудновато. Я и не думал о ловле, но с уверенностью сказал Саше, что хочу идти с ним в этот поход, несмотря на то что мне было уже в то время почти шестьдесят.

Итак, мы идём на шесть дней.

Он продолжал: «Идём на шесть дней, и брать с собой надо только самое необходимое». При этом его руки как бы взвешивали – взять две картофелины или три? Получается, по половине на каждый день для ухи. Лопату, для того, чтобы копать маралий корень, а так же бинокль и фотоаппарат мне пришлось оставить. Водку с собой не берём. Это ни к чему, да и бутылка тяжёлая. «Вот это да! – подумал я про себя. Ведь он же большой любитель этого дела…»

Ты ещё подумай, Василич, сможешь ли выдержать этот путь… Хлеба берём три булки, а вот соли – два с половиной килограмма.

«Командира в походе слушают беспрекословно», – часто упоминал он.

Смогу ли я преодолеть предстоящие трудности? Этот вопрос остался открытым.

Размышляя, вспомнил, какими спортивными мы были в юности. В армии мне нравились кроссы на выносливость. А вот уже в тридцать собрались мы как-то втроём с моим другом и отцом – ушли на его лодке, любуясь берегами красавицы Томи аж до Усть-Нарыка, забыли, что нам нужно быть в городе. Переночевали на берегу и рано утром отправились пешком, рассчитывая, что дойдём до посёлка «Осиновое плёсо», а там автобусом до Новокузнецка.

В те времена автобус оттуда шёл только один раз в день. А мог и не идти. Так и вышло… И топали мы по дороге, надеясь уехать на попутке. Уже ночью увидели огни строящегося Запсиба. Нам предлагали шофёры самосвалов довезти попутно до города. Но от досады и гордости, что столько прошли, решили отказаться. И дошли до своей улицы Энтузиастов. Как мы шли это отдельная история. Но отмотали-то мы девяносто километров. По сравнению с этим, оставшиеся двадцать – сущий пустяк.

 

Р

ано утром мы сошли с пригородной электрички на станции Лужба. Я ждал этого момента с нетерпением. Ну, как же! Ещё в 1949 году мы, пятеро отважных парней, проходили эти места. Мы шли тогда к легендарной реке Казыр. От Лужбы десять километров. В то время это были очень глухие места. Не было ещё и города Междуреченска. Поселение это называлось Ольжерас, и ещё – от слияния двух рек – Томь-Уса. До этого места по просёлочным дорогам шли пешком из города Сталинска колонны заключённых. Там разбирались после войны: кто где был, за кого воевал?.. На левом берегу стояло красивое деревянное здание. В нём размещалось Главное Управление Лагерями. Все леса Кемеровской области (с лагерями, которых в округе было немало) были ему подведомственны. Мы тогда купили шорскую лодку и шли на ней в верховье Томи, отталкиваясь шестами. У шорцев в те времена это был надёжный транспорт. Моторов-то к лодкам тогда не было. Идти вдоль берега – сплошное удовольствие. Юрий Вячеславович Грдина в отпуске предпочитал, как и мы, отдых на реке, в тайге, нежели на юге.

А теперь перенесёмся обратно в восьмидесятые годы.

Станция Лужба. Множество грузовых вагонов. В девственной тогда природе по берегам Томи то тут, то там торчат выброшенные ржавые металлоконструкции, кручёные рельсы, железнодорожные колёса, обломки бетонных свай. Так и хочется сказать: как тебя «унизили», любимая река… Конечно, можно понять: только недавно построена в тяжёлых скальных местах железная дорога.

 

С

ейчас август. Река обмелела, и мы её перешли вброд. Идём в тайге по асфальтовой дороге. Саша рассказывает, что дорогу строили к найденному Алгуйскому месторождению талька, самого лучшего качества в мире. Добывали и возили к берегу. Потом решили месторождение законсервировать. И теперь вешние воды питают реку тальком.

По пути с нами, наверняка с поезда, идут небольшими группками молодые ребята, девчата в спортивной форме, с новенькими рюкзаками. Прошли мы по асфальту около четырёх километров. Вот место слияния реки Амзас и реки Алгуй. Тут тропы, как сказал Саша, раздваиваются. Ребята пойдут направо к горе Тигри-тиш, высота которой 1178 метров. В простонародье «Поднебесные зубья». Им идти девять километров. А мы – налево.

Перейдя речушку у подножия горы, мой командир ищет место, где спрятать часть еды на обратную дорогу. Показывает мне скалистый выступ высокой горы. Мы поднимемся на эту гору и пойдём дальше. Я посмотрел вверх, подумал, что он разыгрывает меня. И усмехнувшись, ответил пословицей: «Умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт». Но идти пришлось. Я ворчал. А он ругал меня за то, что поднимаюсь медленно.

Я же говорил тебе, что дорога будет трудная!

«Я же говорил»… Нет, ты говорил, что пойдём конной тропой. А в такую крутизну коням явно не залезть, да и горный козёл замучается туда забираться, – отвечал я Саше.

Было так круто, что приходилось постоянно держаться за ветки кустов. Рюкзак становился всё тяжелее, рубашка стала мокрой. В таёжной тишине слышался стук сердца и стук в висках. А он всё повторял: «Медленно, медленно». Он забирался всё выше, садился, дожидаясь меня. В его голове сидело одно – добраться до места засветло и начать ловить хариуса.

Поднимались в гору больше часа. Иногда Саша подбадривал меня, говорил, что потом будет легче. А крутизна всё не кончалась. В голову приходили всякие мысли. Вот же, дебил! На кой надо лезть на такую гору?! Ведь у подножья горы наверняка есть тропа. Ну и выбрал же он маршрут…. Нет карты, и лезет невежда, бог весть куда.

Теперь тропа пошла вниз.

Ну, а вниз, – говорил Саша, – из экономии времени, нужно не идти, а вроде, как бы бежать. Ты, главное, смотри под ноги…

Куда так спешить?.. Даже по сторонам не посмотришь. Если бы знал, что так придётся, ни за что не пошёл бы… Сбегая по уже еле заметной тропе, нужно было ещё неожиданно перепрыгивать через поваленные деревья. Я ворчал и огрызался при временных остановках. А он всё одно: «Идём плохо, нужно быстрее!» Шли уже восемь часов. Саша сказал, что осталось недалёко: вот ещё одна трудная гора, а потом всё вниз и вниз.

 

Г

ора, на которую мы поднимались, мало чем отличалась от первой. Гора совсем вывела меня из равновесия. Надо же так провести тропу! Битых полтора часа поднимаешься по крутизне. А достигнув её, спускаешься с этой же стороны до половины горы вниз и заходишь на её противоположную сторону. Даже Саша, теперь уже с удивлением, выразил своё возмущение. Потом пояснил: «Пятьдесят лет назад эту тропу прошли геологи, а потом по ней стали ходить туристы». Так и хочется вспомнить Володю Высоцкого – «выбирайте свою колею»…

Была пройдена половина пути. В конце концов, нужно и отдохнуть.

Развели небольшой костёр, согрели воду для чая. Место было интересно тем, что на небольшой полянке, где мы остановились, очень странно была уложена трава. Похоже, она была скошена и, не пересекаясь между собой, все травинки лежали в одном направлении. Что за чудо? Оказывается, это зверёк такой – «сеноставка». Их разновидностей много. Длина около двадцати сантиметров, рыже-чёрного окраса, шерсть плотная, бесхвостые, питаются травами. Похожи на белок, только лапки мохнатые. Из этих травинок они строят для себя на зиму домик вокруг дерева. Чтобы лоси не съели это сено зимой, сеноставки обильно смачивают его своей резко пахнущей мочой. На этих пищух-сеноставок охотится соболь. Много пищух – много соболя.

Ты когда-нибудь видел, как растёт колба? Да, нет… Так вот, ты прямо стоишь на ней.

Это был конец августа. Колба была очень сочная и вкусная.

Интересна сеноставка ещё тем, что когда к её владению приближается какое-то животное или человек, она пищит, оповещая всех об опасности.

Пора в путь. Осталось ещё несколько километров. Только теперь я поверил, что дойду.

Вот поднимемся в эту ещё трудную гору, а там благодать, – говорит Саша.

Дотянули до вершины.

Слышишь, Василич? Вон за той горой шум воды – это Бельсу. Как думаешь, сколько до неё километров? Рукой подать… Правильно. Километра полтора напрямую. Но если идти по гребню в обход, дойдём часа за три с половиной.

В долине у реки было уже темно. Саша нашёл место под большой елью. Под ней можно было спать даже под самым проливным дождём.

Пили у костра чай. Он торопился лечь спать, чтобы встать на рыбалку пораньше…

 

Вставай! Пошли хариуса потрошить. Три килограмма за час! Понял!

Теперь, утром, я по достоинству оценил красоту долины и чистейшую воду реки.

Смотри, как правильно вспарывать брюхо и удалять внутренности… Главное, чтобы не осталось внутри крови, а то рыба скоро испортится.

Ловким движением ногтя большого пальца правой руки он выдавливал от головы к хвосту всю красноту из брюха и, ополаскивая в воде, бросал её в сумку, лежавшую рядом на камнях.

Жабры вырезать будем?

Не к чему. Это тебе не карась. Хариус – это индикатор чистоты воды, и в жабрах у него такая же чистота. А вот сумку закрывай быстрее, чтобы муха не села. Эта такая пакость – как сядет, так сразу отложит яички. И тогда рыба начнёт тухнуть. И вот же окаянная – откладывает прямо в жабры. Вон, вон она! Гони её! Кажется, всё же успела, – ругался Саша и смывал белые, похожие на икринки, яички.

Что она хочет? Навредить нам? Чтоб всё протухло?

Он улыбнулся и сказал:

Забота о потомстве! В тухлятине мушкарю, наверное, теплее рождаться на белый свет. Да и памятка в гены: делай потом, мол, как я…

Пока я разводил костёр. Он засолил рыбу и уложил её в канистру. Пили чай. А он опять торопился ловить рыбу. «Наверное, жмот этот Саша, – подумал я, – раз не хочет даже выделить рыбёшки для ухи».

Пошли со мной! Будешь смотреть, как я это делаю.

Меня эти слова удивили и обрадовали.

Будем идти вдоль берега и забрасывать удочку на каждом перекате, стремнине и яме. На одном месте не получится. На каждом перекате стоит лишь пять-шесть хариусов. Испугать их легко. Приманку хватать он не будет.

Шли по берегу, уложенному большими округлыми камнями. Иногда приходилось мочить сапоги в воде. Я осторожно ощупывал камень подошвой, чтобы не поскользнуться.

Не бойся! Это на реке Терси камни скользкие, а здесь шероховатые, как собачий язык.

Нам здорово повезло. Есть мотылёк – хайрюзовка, по науке – «ручейник». А выводится он один раз за лето, и живёт всего лишь одну-две недели. Этот мотылёк со сложенными крыльями чем-то напоминает малюсенькую пилотку. Он сидит, укрываясь от дождя или солнечных лучей под разлапистыми листьями травы, которая растёт вдоль берега реки. Хайрюзовку легко ловить, а вернее сказать, снимать с листьев руками. Пока я одну заталкиваю в спичечный коробок, другая, а то и две, вылазят из него. А Саша считает вслух: восемнадцать… тридцать восемь… семьдесят.

Ну, пожалуй, хватит. Что ты с ними так нежно обходишься? Если вылазит, дави ей голову. А крылышки береги. Для хариуса товарный вид много значит.

 

К

аждый раз, когда он находил, по его разумению, хорошее место на стремнине или подходящую яму забрасывал крючок, вытаскивал хариуса. Просто не верилось глазам, что такое возможно. Сумка из-под противогаза, которая висела на его плече, ежеминутно толстела, как в ускоренном кино. Он временами подходил ко мне, вываливал добычу на камни, вспарывал хариусам брюхо, а мне оставалось только потрошить. Ужасно было обидно, что я не успевал.

Иногда он говорил, что его глаза устают от перенапряжения следить за моментом клёва. Никакой компьютер не сможет спорить с разведческой чёткостью хариуса. Он стоит на стремнине переката и прячется за камнями. Стоит там потому, что ему там легче удержаться в потоке воды. Стоит и зорко наблюдает за поверхностью воды, по которой вдруг случайно проплывёт-пролетит какое-нибудь насекомое или что-то для него съедобное. Может, это хайрюзовка, которая после долгого сидения с партнёром на листьях травы, вдруг захочет полетать над поверхностью воды и бомбардировать её, откладывая свои яички. Хариус выскакивает из воды, делает акробатический трюк, мгновенно переворачивается головой вниз над добычей, осматривает её, хватает и, причмокнув, пробует на вкус. И ещё не нырнув в воду, почувствовав крючок, обязательно его выплюнет. Почувствует металл обязательно, а значит, сразу выплюнет. Весь этот процесс хариусовского анализа длится доли секунды. Для того, чтобы его поймать, нужен острый глаз и такая же, как у него, реакция. Хариус хватает наживку, и в этот момент нужно подсечь его крючком за губу. Вода в реке Бельсу чистая. Он хорошо видит всё, что делается на берегу. Поэтому забрасывать крючок нужно как можно дальше. Можно спрятаться за большой камень или бросать в те места, где вода рябит или бурлит на пороге. При осечке наживку нужно менять: помятого или побывавшего в воде мотылька он не берёт.

Саша с улыбкой дует на крылышки мотылька, насаженного на крючок. Во какой! Не устоит – схватит! Удочку нужно упереть примерно в пах ноги и держать её одной вытянутой рукой. «Плохо, что не взял удочку, подумал я. Да и рыбак я не азартный…».

 

М

ы шли вниз по реке. Цель моего похода была накопать маральего корня. Стал накрапывать дождик. От места стоянки мы были далеко. Я сказал, что нужно идти.

Ты иди, а я ещё порыбачу и тебя догоню.

«Ну, жадина», – подумал я.

Вон, смотри – маралий корень… Он растёт на песчаной почве. Его цветок похож на подсолнух.

Орудуя одним ножом, я выкапывал корни. Копал около трёх часов подряд. Пропахал как бульдозером прошёл. Когда Саша вернулся, рюкзак был заполнен корнем. Сегодня мы поработали на сто процентов: и рыбы наловили, и корня накопали! Я взял один корень и пошёл к реке, чтобы обмыть его.

Не нужно этого делать! Вот посмотри, что при этом получается… Ополаскиваю корень – от него по воде расходятся эфирные масляные круги. Этот эфир нужно сохранить!

Дождь стал усиливаться… Возвращались по тропе, густо заросшей высокой травой и кустарником. Торопились. Нужно придти засветло. Приходилось постоянно раздвигать руками траву и кустарник. А когда промокли до нитки, таранили грудью. Мне тогда казалось, что мы не идём, а плывём, рассекая штормовые волны зелёной реки. С листьев, как с гребней волн, окатывают нас с головы до ног холодные изумрудные брызги. Рубаха на мне прилипла к телу, а сапоги с поднятыми ботфортами стали тяжёлыми от натекшей в них воды.

К месту стоянки добрались затемно. Наше кострище, обгорелые головёшки и деревья были мокрыми. Только под тремя сросшимися елями, где оставались наши рюкзаки, было сухо.

С реки потянуло холодком. Саша сбросил с себя мокрую штормовку и надел сухую рубаху, лёгкий прорезиненный костюм. Я стоял, как мокрый суслик, так что даже пошевелить рукой не хотелось.

Достань мне мою телогрейку, – попросил я.

А спать на чём будем?

Я очень обиделся. У него и ноги сухие, потому что во время нашего плавания ботфорты сапог были прикрыты длинными полами его штормовки. Костюм и рубаха были сухими. Здорово у него всё предусмотрено…

Возьми мой костюм…

Он начал снимать с себя

Не надо, – отказался я.

Тогда разводи костёр! А мне нужно к реке – почистить рыбу и картошку.

Сняв с себя мокрые штаны, рубаху, и в одних трусах, босой, я взял топор и пошёл в мокрую тьму тайги, надеясь раздобыть берёзу.

Вдогонку услышал:

Ты что, с ума сошёл?

Возбуждённый такими разговорами и работой по добыванию берёзовой щепы, бересты, казалось, я даже согрелся. Вот уже загорелась береста. Стал подкладывать щепу. Разводить костёр в таких условиях сложно. Но вот появились язычки пламени. Вот ещё немножко, и всё будет в норме.

Подошёл Саша.

Ты что, ещё костёр не разжёг? Я уже рыбу почистил.

Он толкнул лежавшее в костре небольшое брёвнышко и развалил мною выстраданный очаг. Пламя становилось всё меньше и меньше. Стало темно. Только видно было несколько безнадёжно тлеющих угольков.

Костёр разжечь не можешь! – заорал Саша.

Мне было очень досадно. «Ему в таких условиях костра не развести, – думал я. – А ведь меня когда-то называли лучшим костровым!»

Зачем брёвнышко толкнул? – зло отреагировал я. – Костром может заниматься только один человек. Это закон!

Саша меня не слушал. Он негодовал.

Я возмущался тоже:

Ты сам-то вообще не сможешь разжечь…

На эти слова он взбеленился, схватил топор и начал колоть щепу с неподалёку растущей ели.

Давай, неси щепу…

Щепу я стал носить, но не был уверен в правильности его действий.

Зачем ты влез в мой костёр? Теперь на подсушенном месте хочешь развести свой…

Может быть, мы вообще разделимся?

Я хотел сказать: «Да!» Но подумал, что мне из тайги не выйти.

Разведённый им костёр загорелся ярким пламенем и вдруг погас. Он раздувал его. Но надежды оставалось всё меньше. Дул и я. Дули вместе. В конце концов, костёр разгорелся.

Саша сушил штормовку. Мне нужно было сушить всё.

В подвешенном котелке закипела вода. Оба молчали. Уха готова. Саша пригласил меня. Я отказался.

Ну, что ты? Так хотел ухи…

Не стал есть и он. Легли спать молча.

 

Р

ано утром меня разбудил Саша. Он уже наловил рыбу и хлопотал у костра.

Давай сейчас хорошо позавтракаем, попьём чая пойдём подальше вверх по реке Бельсу. Там хорошие места для рыбалки, и красивые горы.

Его голос был таким спокойным, вроде, ничего и не произошло.

Костёр и теперь, утром, едва разожгли. Что ни делай, а всё сырое.

Ты знаешь, Саша, я почему-то всегда думал, что для растопки костра лучше берёза. Был у меня в молодые годы роковой случай…

Это было в конце октября. День выдался на редкость тёплый. Шли в свою деревню налегке. На теле – рубашки. Подул ветер со снегом. Отворачиваясь от ветра и снега, незаметно сошли на другую, совсем неизвестную, дорогу. Стали замерзать. А укрыться некуда. В лесу трава под снегом. Не достать сучёк. Но вот на дороге нашёл берёзовое полено с хвостиком. Едва сумели зажечь спичку… Чудеса! Полено загорелось. Ну, а дальше – всю ночь грелись у костра. Наутро шофёр грузовика объяснил, что мы заблудились и ушли в другой район.

Саша объяснил, что на этот раз берёза мне попалась гнилая.

 

Е

щё вчера Саша вырезал мне удилище и прикрепил к нему удочку. Хотя надежды, конечно, теперь было мало, что смогу поймать эту рыбку. Нам приходилось много раз переходить с одного берега на другой по перекатам. Оказалось, совсем непросто удержаться в этом стремительном течении. Обязательно нужно опереться на шест – палку. Встречались и пороги.

Места здесь очень красивые. Высокие, скалистые, почти отвесные горы, поросшие хмурым ельником с проседью берёз. Когда смотришь с берега, то вода настолько чистая – просматривается дно по всей ширине реки. Виден каждый отдельный камушек. Оказалось вот, что глубину определить сложно.

Саша всегда шёл впереди.

Ну, что ты, не видишь, что ли лезешь в глубину? Спустись ниже, и иди по гребню камней.

Так начался наш четвёртый день.

Такой путь не так уж лёгок, потому что каждый раз, переходя с одной стороны на другую, отыскиваем возможные проходы по перекатам.

Забрасываю свою удочку. Нет у меня такого зоркого глаза, как у него. Но у меня стопроцентный слух. Когда хариус выскакивает из воды, слышится характерный щелчок. Дёргаю удилище на звук. Не каждый раз, но всё же улов был.

А вот ещё «чудо»! Вдоль по течению реки Бельсу лежит чёрный-пречёрный камень. Совершенно гладкий. Он похож на подводную лодку. Длина около двадцати, а диаметр около четырёх метров. Среди серых берегов камней кажется чужаком.

От места нашей стоянки уже отошли около пяти километров. Порог. Ещё дома предлагал своему командиру взять напрокат резиновые лодки. Подняться в истоки реки Бельсу и сплавляться по ней. Нет, на лодке это невозможно. Теперь перед нами открылось зрелище двухметрового порога, зажатого между скал. Никакому художнику, ни фотографам, не передать тех красок падающей бурлящей воды в лучах солнца. Только ради такого зрелища стоило пройти эти километры!

Однако выше порога на широком водном плёсе мы заметили группу ребят, плывущих на катамаране. Первое желание было крикнуть им об опасности. Но юные путешественники давно заметили препятствие. Причалили к берегу. Поприветствовали нас. Разгрузили своё судно. Перенесли его. Помахали нам руками.

Увлекшись рыбалкой, мы и не заметили, как солнышко скрылось за высокими горами, и в долину опустились сумерки. Обратный путь к нашему очагу был ещё напряжённее. Наши рюкзаки стали тяжёлыми от хариуса. А отыскивать хитроумные проходы перекатов становилось всё труднее и труднее. Да и не безопасно.

Мы насторожились, когда вдруг при самом подходе к нашему месту услышали чужие голоса. Затаились. Старались из-за кустов определить, что там за люди. Саша снял рюкзак, отдал мне удилище.

Ты будь здесь, а я пойду разузнаю. Может быть, егеря?

Всё нормально! Это туристы из Новокузнецка. Двое мужчин и пацаны, которым около двенадцати лет. Говорят, что прошли маршрут за шесть часов. Переночуют и пойдут по берегу в устье реки Бельсу, а потом спустятся по берегу реки Казыр. Уж очень хороший маршрут. Прямо завидно… Там моя юность. Глухомань. Быстрый горный поток воды врезается в реку Томь. Перерезает её, бьётся в скалистый берег так, что делает с шумом красивейшее водяное кольцо. А сколько там по легендам затоплено золота… Ну, это сто лет назад. Строилась железная дорога. Скалу убрали. И уже в шестидесятые годы появилась станция Казыр.

 

Н

а следующий день утром встали не торопясь. Наши соседи уже ушли. Саша укладывал в контейнеры вчерашнюю рыбу. Он поднимал то один, то другой кант, вроде как бы их взвешивал.

Потом сказал: «Ну, вроде поровну».

В каждом канте килограммов по двадцать. Я закачал головой… Нет! Мне бы наполовину меньше. Саша тоже был озадачен тяжёлым грузом.

Нет!

Запланировано, что обратный путь мы пройдём за два дня. Не торопились. Всё хорошо уложили. Пообедали. Пили чай с маральим корнем. И уже после обеда тронулись в путь. Нам нужно было покорить высокую крутую долгую гору.

Ты не рассчитывай на то, что я буду через каждые триста-пятьсот метров дожидаться тебя. Иди рядом. Будешь идти по тропе один. Помни, что за плечами груз, а он давит. Буду идти быстро – сколько пройду. А потом буду дожидаться.

Я не возражал. Но приходили на ум жуткие картины. Ведь идти по тропе одному не только страшно. Для меня сбиться с неё – как дважды два четыре. Я молчал.

Обзапасись для горы палкой. Проверь на плечах подгонку лямок рюкзака. Не жмёт ли где…

 

Т

ропа пошла на подъём. С северной стороны склона горы и тропа и трава были мокрые. Вскоре поднялся небольшой ветерок, пошёл дождь. Уже из приобретенного опыта, сделал из полиэтиленовой плёнки накидку.

Подъём всё круче и круче. Стало возможным подниматься, только цепляясь за кусты и траву. А главное, нужно было поднимать ногу так, чтобы не соскользнула другая. Идём на штурм горы так, что болят все суставы.

Но вдруг я заметил, что не отстаю от командира. Меня это немного вдохновило.

Уже была пройдена половина пути. По плану, должны сделать ночёвку. Однако солнышко ещё достаточно высоко. Сделали привал.

А ты идёшь нынче много лучше, чем шёл сюда. Давай рискнём дойти до самого конца.

Торопились. Саша даже ругался, что я наступаю на его пятки. И опять пошли гонки с перепрыгиванием поваленных деревьев, а то и бегом, по склонам вниз. Нужно ещё прибавить шагу. Вот уже совсем солнышко низко. Вот-вот спрячется за горный хребёт. Тогда там, ниже, станет темно. И застопоришься в неизвестном для тебя месте.

Солнышко уже спряталось. Но всё же есть какой-то свет.

Не отстаю ни на шаг. Потому что только Саша может ещё различать дорогу. А для меня – лишь трава, трава… Быстрее, быстрее… Ну вот! Сбились с тропы. Это хуже всего… Днём тропу «щупаешь» только догадкой. А теперь дело табак, дрянь.

Снимаем рюкзаки. Мечемся из стороны в сторону. Откуда шли? Где потеряли? Ура! Нашли! Вот заберёмся на эту гору, а там последний, хоть и самый крутой, склон. Спустись с него, а дальше – асфальтовая дорога.

Спуститься – дело двадцати минут. Однако склон покрыт тугой темнотой. Саша идёт по интуиции. Я, если не держусь за него, то контролирую ход в полутора метрах по специально повешенной на его рюкзаке белой тряпке. Нет, определённо, с тропы сбились и идём на ощупь. Спустились наверняка больше чем на половину склона. Сталкиваем с горы камень. Он летит вниз – тук, тук, тук – удар. Опасно! Оступись и не сможешь удержаться.

В кромешной тьме отыскиваем, что может гореть. Вот сухая ветка, кора… Маленький костёр. Здесь повалено дерево. Видны немного отдельные места. Мы на небольшом скалистом выступе. Рядом стоит огромный кедр. Его основание завалено сушняком, полусырыми ветками и поросшим кустарником. Напоминает складок, к которому в темноте не хочется даже подходить. То ли сеноставка там лазит, то ли какой зверёк возмущается свету костра. Тут не до гадов и зверьков… Главное, тут поваленное дерево с роскошным веером толстых сухих веток. Пошёл в дело топорик. Стало тепло, светло и весело.

Легко себя чувствуешь без заплечной ноши. Александр вдалеке от костра сделал подстилку и торопился лечь спать, но вскоре понял, что впереди очень длинная ночь, стал рассказывать анекдоты. А для меня было занятно: ведь вышли в путь аж в половине дня, и прошли с большим грузом такое расстояние всего за шесть часов.

Конечно же, богатырская сила появилась от маральего корня. У меня уже было два случая. Общался с бывшими охотниками, промышлявшими в тайге. Очень уставали. Бросали корень вместе с землёй в чайник, кипятили. Пили чай, и становились бодренькими. И легко добирались до своего ночлега. Но запомнилось главное: сила у корня только у свежего.

 

Р

ассветало. Спустились к подножью горы. Нашли свой полиэтиленовый мешок с консервами, хлебом, чаем. Разожгли маленький костёр, пили чай. Приводили себя в порядок, наблюдали, как спускаются с Большого зуба группы туристов. Но у них было восхождение по проторенной дороге. Вот они тоже разводят костёр. До электрички еще много времени…

Вернулись мы с Сашей в город и разошлись по своим домам уже к вечеру.

У подъезда моего дома, как обычно, сидели бабушки, дружно беседовали о чем-то только для них сокровенном. Увидев меня, ахнули: «Мы вас не узнали!».

Время летит, и куда-то торопятся люди. И теперь, в наши до сих пор лихие годы, я мысленно прощаюсь с рекой Бельсу и прекраснейшим заповедником страны Советов, над которым, наверное, как и прежде, парят вертолёты, побаиваясь егерей, которые во все времена берегли уникальную природу этих мест и всего живого тайги.

И вот о чем я задумываюсь: как же нынче живётся там труженицам-«сеноставкам»?!