Наклейка
Наклейка
– Володечка, ты уж, пожалуйста, будь поделикатней в разговоре. Не нервничай, не срывайся…
– Да ты что, Ниночка, разве я могу? Исключительно вежливо и корректно.
– Ты уж постарайся, держи себя в руках.
– Да что ты, мать, разволновалась. Просто поговорим, пообщаемся. Выслушаю претензии. Если понадобится – извинюсь.
– Знаю я твои извинения. После них или учитель увольняется, или директор школы звонит нам домой, телефоны обрывает, голову пеплом посыпая.
– Ну, видишь? Значит, люди порядочные. Признают свои ошибки, каются.
– Уж очень не хотелось бы в этот раз школу менять. И рядом с домом, и ребята в классе дружные.
– Успокойся, Нина, успокойся. Всё решим по справедливости, по-человечески.
– Ох, Володя! Не доведут до добра все эти вызовы в школу. Когда-нибудь и твоего красноречия не хватит, чтобы нашего оболтуса спасти, – мать тяжело вздохнула, разгладила невидимую складку на джемпере отца и нежно поцеловала его в щёчку.
– А чё сразу «оболтуса»? Я-то здесь при чём? Она первая начала, – вступил в разговор родителей восьмиклассник Юрка.
– Ну, начала и начала, – мать всплеснула руками. – Взял бы и уступил, не стал перечить.
– Ну, уж нет, можете меня хоть выпороть, но я на своём стоять буду. И этой мымре уступать не намерен.
– Да куда ж тебя пороть-то? Вон, какой вымахал! – рассмеялся отец.
– Всё бы вам хиханьки да хаханьки, – мать подняла кулачок и, шутя, погрозила отцу и сыну. – Сговорились! Успели? Вот вылетишь, Юрка, из школы с желтым билетом!
– Мам, ты что, на Руси желтый билет проституткам выдавали. Не хочу я на панель с раннего возраста, – Юрка скорчил скорбную обиженную мину.
– Слышь, профессор, не умничай, – отец отвесил игривый подзатыльник сыну. – Оговорилась мать: не жёлтый, а волчий. Хрен редьки не слаще.
– Иди уж, защитник ты наш. Чего доброго опоздаешь к назначенному времени. А ты – марш за уроки!
– Слушаюсь, товарищ генерал! – Юрка отдал честь по «моде» заокеанских коммандос.
– Рядовой! К пустой голове руку не прикладывают, – переступая порог, командным голосом бросил отец.
– Так с чего ей наполненной-то быть? Времена-с не те! – в шутливой перепалке отозвался Юрка.
На резной двери орехового цвета висела табличка: заместитель директора по воспитательной работе.
Мужчина постучался и слегка приоткрыл дверь:
– Разрешите, Элеонора Владленовна?
– Вы кто? Вам назначено? – не поворачивая головы в сторону посетителя, небрежно произнесла сидящая за столом женщина.
– Да, да, вызывали. Смирнов я, Владимир Петрович. Можно просто Володя. По поводу сына. Смирнова Юры, – осторожным тихим тоном произнёс Владимир, неосознанно, по-мужски, «сканируя» со спины внешние данные сидящий перед ним дамы.
Женщина резко обернулась и элегантным движением руки, не спеша, приподняла изящные очки в скромной на вид оправе.
«DOLCE&GABBANA», – успел прочитать на ярлычке Владимир.
«Невысокий, лысоватый, – тут же мысленно срисовала облик посетителя хозяйка кабинета. – Хоть и плотно слаженный, но одет скромненько: рядовые потёртые джинсы, кроссовки, джемпер турецкого производства… Возраст сходу и не определишь. Вроде бы моложавый, подтянутый, но глубокие морщины на лбу, и глаза… Что-то в них не так.
Элеонора впервые почувствовала себя неуютно в родном кабинете.
– Будто сверлят и видят насквозь. Так это у каждой мужской особи при встрече с красивой и неотразимой женщиной, – успокоила себя. – Или водитель, или охранник в супермаркете, – сделала она окончательный вывод, отбросив сожаления по поводу неизученной анкеты ученика.
Судя по всему, на Элеонору Владленовну визитёр не произвёл впечатления
Мнение представителя противоположного пола несколько разнилось.
В глазах Владимира Элеонора выглядела внешне, если не сказать «сногсшибательно», то, как минимум, шикарно. «Миловидное лицо с классическим прямым носом, чуть припухшие губки с минимумом ботокса, светлые вьющиеся волосы. Лёгкая отёчность под глазами – так это последствия недавних косметических уколов», – острый взгляд Владимира мгновенно оценивал будущую собеседницу. «Возраст – от тридцати до сорока, – промелькнул в голове промежуточный приговор. – Приталенная блузка белого цвета – фасон VERSASE. Тёмная юбка-карандаш, плотно облегающая крутые бёдра. Всего лишь какая-то пара сантиметров выше колена, а выглядит вызывающе. И чего греха таить – привлекательно», – подытожил наблюдения мужчина. Тут же быстрым миганием глаз попытался отогнать от себя вовсе неуместный для данной ситуации дурман. И даже на мгновение погрузил взгляд в пол, стараясь не думать о модельных параметрах остальных частей тела.
– Ну что, так и будем молчать? – высокомерно нарушила неловкую тишину кабинета блондинка.
– Да я собственно и по жизни-то не очень разговорчив, – еле сдерживая желание рассмеяться над пафосом собеседницы, спокойно произнёс Владимир. – Наверно Юрка что-то натворил? Он у нас неусидчивый с младых лет. Двоек нахватал или подрался с кем-нибудь?
– Какие двойки? Помилуйте, мужчина…
– Простите, Владимир, – напомнил старший Смирнов.
– Так вот, Владимир… Как там вас по батюшке? – подхватила манеру собеседника Элеонора.
– Петрович я. Отец Петром был. Прапрадеда Юркиного тоже Петром величали, бурлаком на Волге-матушке купеческие суда тянул…
– Ох, избавьте меня от подробностей вашей родословной, – надменно махнула рукой Элеонора.
– Для вас просто Владимир. Или Володя, – повторно напомнил мужчина. – Как будет удобней.
– Обмен любезностями, надеюсь, окончен? – жёстко произнесла Элеонора, плотно сжав свои пухленькие губки и прищурив глаза. От этого её прелестное личико тут же съёжилось, визуально уменьшилось в размере и стало похоже на мультяшный персонаж из заморских аниме.
Владимир снова, чтобы подавить смешок, поднёс кулак ко рту и быстро прокашлялся.
– Что вы на это скажете? – Элеонора нервным движением достала из стола обрывок бумаги и бросила на столешницу перед визитёром.
Сделав удивлённый и заинтересованный вид, давая понять, что впервые лицезреет предмет, Владимир впился в него взглядом. На изрядно помятой и надорванной с нескольких сторон глянцевой наклейке размером примерно пять на пять виднелось потёртое изображение мужчины.
– Кто это? – Владимиру с огромным трудом удалось вложить в вопрос всё своё лицедейство.
И оно, похоже, дало результат.
– Вы не знаете изображённого на наклейке мужчину? – искренне удивилась Элеонора Владленовна.
– Уж поверьте – не знаю, – Владимир в упор посмотрел на собеседницу открытым лучистым взглядом.
– Это же Повальный!
– Какой ужас! – Владимир отшатнулся, будто от источника холеры. – А кто это Повальный?
– Вы издеваетесь надо мной? – Эльвира едва сдерживалась, чтобы не «взорваться». – Эту наклейку я сорвала со школьной сумки вашего сына.
– Могу, Эльвира Владленовна, поклясться или побожиться. Как Вам будет удобней. Но я на самом деле не знаю, кто такой Повальный, и откуда наклейка взялась на школьной сумке моего ребёнка.
– Повальный – это террорист и преступник!
– Не может быть!
– Может, Владимир…. Э-э…
– Петрович, для вас просто Володя.
– Вы представляете, в какую историю вляпались со своим сыночком, э-э… Володя.
– Пока ещё нет. Ума не приложу, что общего у моего сына может быть с террористом и преступником. Кстати, а с чего вы взяли, что этот мужчина с наклейки – террорист?
– Как? Вы разве не смотрите наше государственное телевидение? Там же постоянно об этом говорят.
– Государственное? А разве у нас такое есть?
– Конечно, есть! Первый и второй каналы! Вы разве не следите по вечерам за программами с Малаховым и другими знаменитыми ведущими?
– Значит, на самом деле не смотрю и не слежу. Супруга у меня всё больше «Камеди» включает, а я по «Уральским пельменям» угораю. Но признаюсь честно, в этих передачах про террориста Повального не говорят ни слова.
– Вот! Вот! Именно с этого и начинаются первые шаги по разрушению нашей государственности.
– Помилуйте, Элеонора Владленовна. Причём здесь телевидение, и как маленькая наклейка может порушить незыблемые основы нашего государства?
– А я вам расскажу как! Сначала безобидные наклеечки да значочки. После листовки и прокламации, участие в митингах и манифестациях, а там и до революционных выступлений дойдёт. Вы что, снова крови хотите?
– Нет, нет, какая кровь. Да мой Юрка и кузнечика не обидит. Ну, если только на рыбалке в качестве наживки на крючок насадит. Вы знаете, как здорово язь летом на кузнечика берёт?
– Какая рыбалка, какие кузнечики и язи? Вы что меня за дурочку держите? Здесь дело политической важности. Сама партия такие вопросы под контроль берёт.
– Да что вы говорите? Партия? Могу поинтересоваться какая?
– У нас одна настоящая партия. «Великая Россия»! И она всегда готова дать отпор, как террористам и преступникам, так и возмутителем государственного спокойствия.
– Да я как-то не силён в партиях. Помню одну с коммунистических времён. Так её, вроде, сама власть в девяностые едва не прокляла и объявила все лозунги фальшивыми. А ведь красиво звучало: «Партия – ум, честь и совесть нашей эпохи», «Партия – наш рулевой»…
– «Великая Россия» и сейчас: и ум, и честь, и совесть, и рулевой! В ней все честные люди состоят. И в первую очередь, государственники! – пафосно известила Элеонора и даже приподнялась со стула, распрямив худенькие плечи. – Вот вы на выборы ходите, чтобы за нашу партию голосовать? Шпилька подвернулась, и хозяйка туфли едва удержалась за спинку стула.
– Чтобы за вашу? – переспросил Владимир. – Не, не хожу. Я вообще на выборы не хожу. Вот в годы советской власти к выборам пивко бутылочное в буфеты завозили. Было, ради чего идти голосовать. А сейчас…?
– У меня такое ощущение, что вы наш разговор куда-то в сторону увести пытаетесь. И при чём тут пиво? Речь идёт о террористе и преступнике и его влиянии на неокрепшие мозги вашего сына. А это уже, позвольте, чистая политика и уголовщина.
– Вау! А этот ваш террорист Повальный… где-то вокзал взорвал? Или бомбу под поезд заложил?
– Слава богу, до этого не дошло. Но он закладывает бомбу под нашу государственность.
– Вот вы мне всё твердите: «нашу», «нашу»… А «наша» – это чья? Чиновников, олигархов или народа?
– Ага, значит, вы ещё не поняли? Повальный берёт деньги у Госдепа, чтобы свергнуть власть президента! И это уже похлеще терроризма!
– Эльвира Владленовна, вы какой предмет детям преподаёте?
– Сейчас обществознание. А раньше на истории специализировалась.
– Ну, так если вы с историей знакомы, как профессионал, то должны помнить, что и Владимир Ленин не гнушался брать деньги у германского империализма на революцию. И никто в государстве его за это не осуждал. И строй советский по-настоящему народным был. А ежели копнуть ещё глубже, годков, эдак, на двенадцать, то в событиях девятьсот пятого дети самое активное участие принимали. И не только в манифестациях, но и в вооруженном восстании. Не забыли, надеюсь, «Белеет парус одинокий» Валентина Катаева. Кстати, в своё время по школьной программе проходили, и все классы на просмотр фильма водили строем. Помните, как мальчишки патроны под видом костяных «бабок» подносили революционерам через жандармские кордоны. А Гаврош из «Отверженных» у Гюго? Вы считаете, наши дети по смелости и отваге им уступают?
– А вы не так просты, Владимир Петрович, как хотите казаться, – в этот раз никакой запинки с отчеством не произошло. – Я поняла, под чьим влиянием находится ваш ребёнок.
– И под чьим же?
– Конечно, под вашим!
– А вы считаете, что мой ребёнок должен находиться под чужим влиянием? Не под родительским? Где логика, дорогая Элеонора, – фамильярно ответил Владимир.
– Ваше влияние на неокрепшую психику ребёнка преступно.
– Ну вот, уже и меня в преступники записали. Как и этого Повального.
– Повальный у государства деньги украл!
– Не может быть! С чего вы взяли? Ему что, американских подачек не хватило?
– Он обокрал «Почту России»!
– Вот так прямо взял и украл? Ужасно! И это тоже по Вашему телевидению сказали?
– Ну да, – неуверенно произнесла Эльвира.
– А я вот как-то в сети перечитывал судебный приговор этому типу, и ни слова о краже не нашел, как и состава преступления. Всё в тексте обтекаемо и за уши притянуто. Может быть именно для тех, кто смотрит первый и второй каналы? – Владимир пронзительно посмотрел на Эльвиру и заставил её внутренне содрогнуться. – Впрочем, эксперты в области экономики уже давно смеются над липовым приговором.
– Всё! Я не намерена выслушивать ваши лживые измышления. Для себя все выводы уже сделала.
– Вы простите меня, Эльвира Владленовна, если я ненароком задел вас неосторожным словом или обидел. Давайте мириться. И совместно покончим с этой неприятной историей. Я дома Юрку за уши оттаскаю, чтобы не связывался с картинками террористов и уголовников, и уговорю его значок снять. А вы снимете все свои претензии, и мы благоразумно забудем об этом инциденте.
– Ну, уж, нет. Вам не удастся так легко отделаться от преступного попустительства незаконной политической деятельности вашего сына.
– Боже, да где же вы увидели преступную политическую деятельность?
– Недремлющее око нашей партии следит за каждым, кто идёт против поручений президента и законов государства.
– Вам не кажется, что мы уже с вами где-то в тридцать седьмом? – попытался в последний раз отшутиться Владимир. – Скоро бородатый анекдот, рассказанный на кухне, или селёдочка, завёрнутая в газету с изображением «вождя народов» на полную десяточку потянут.
– Не знаю, как в тридцать седьмом….
– Уж вам-то, историку, и не знать…
– Но по вам я решение приняла. Сообщим в инспекцию по делам несовершеннолетних, чтобы на контроль и учёт взяли вашего ребёнка… Считайте, что в будущем доступ на госслужбу Смирнову Юрию будет закрыт… Родителей вызовем на административную комиссию. Надеюсь, статья за халатное отношение к воспитанию найдётся. Проведём профилактические беседы, как с родителями, так и с детьми. Ну, а если будет недостаточно, привлечём наши доблестные специальные органы. Уж они подобного безобразия без юридической оценки не оставят, – громогласно, будто с трибуны, поставила точку в разговоре Эльвира Владленовна.
– Жаль. Очень жаль, дорогая Эльвира. Вы не поверите, насколько мне хотелось завершить разговор со столь привлекательной, и, как я надеялся, разумной женщиной, в позитивном русле, – Владимир изобразил на лице полное разочарование и обескураженность. – И всё же под конец нашей не столь оптимистичной беседы разрешите попросить прощения за доставленные моим лоботрясом неприятности и сделать для вас, в память о нашей встрече, небольшой презент.
Владимир достал из кармана маленькую флешку и аккуратно положил на край стола.
– Найдётся свободное от политической борьбы время, посмотрите небольшой фрагмент из обширного кинофильма. Кстати, до настоящего времени ещё не вышедшего на экраны. Вдруг он вас и заинтересует, – развернулся и покинул кабинет.
В дверях приостановился, обернулся:
– Честь имею!
Эльвира Владленовна хмыкнула, впилась взглядом в экран компьютера, показывая всем своим видом, что разговор с посетителем закончен. «Солдафон и позёр», – нервно заключила женщина. Спонтанно возникло желание закурить. Эльвира даже открыла сумочку в поисках сигарет, но вовремя спохватилась. Она была зла на самоё себя. Причина испорченного настроения скрывалась в досадном промахе. И промах этот, по её мнению, однозначно был связан с непростительной ошибкой в изначальном определении профессии визитёра.
Впрочем, Владимир не спешил покидать помещение школы. Отойдя в дальний сумеречный конец коридора, он прислонился к стене, тяжело вздохнул и задумался.
Ожидание оказалось скоротечным. Не прошло и пары минут, как из кабинета выскочила Эльвира. Подворачивая ноги на шпильках и безуспешно пытаясь ускориться, она рванулась к выходу.
– Осторожнее, Эльвира Владленовна, не споткнитесь, – раздался голос из тени. – Что-то случилось?
– Вы, вы, вы…, – женщине не хватало воздуха озвучить до конца фразу.
– Пока отдышитесь, а я попробую угадать ваши мысли, ровным голосом, без намёка на издёвку, произнёс Владимир. – У вас появилось желание продолжить наш разговор?
– Да, я смотрю, вы довольно проницательный мужчина, – отдышавшись и несколько придя в себя, ответила Эльвира, стараясь в спокойствии подражать собеседнику.
– Тогда приглашайте в свои пенаты, и я готов выслушать ваши аргументы и предложения.
В кабинете завуча Владимир придвинул свободный стул к торцу стола и опустился на него:
– В ногах правды нет, не так ли Эльвира Владленовна?
– Как вам будет удобнее, Владимир Петрович, – Эльвира полностью успокоилась и взяла себя в руки. – И сколько лет отдано службе?
– Немного, сначала пять лет в училище, потом столько же на рубеже девяностых, как бы помягче сказать, в неспокойных местах… В связи с ранением пришлось оставить службу. А ныне – птица свободного полёта. Где охранником, где водителем…
Эльвире нестерпимо захотелось грубо и жестко выругаться. «Угадала же, угадала…!» – вихрем пронеслась обидная мысль в её голове.
– Подобным пустяком вы меня хотите шантажировать? – женщина «взяла себя в руки» и кивнула в сторону монитора компьютера…
За месяц до описываемых событий.
– Может, ты преувеличиваешь, Ромка? – Владимир обеспокоенно посмотрел в глаза другу.
– Нет, Володя, всё очень серьёзно. Я долго думал и решение принял. Моей бизнес-империи больше не существует. Оба производства пришлось в срочном порядке ликвидировать. Кое-что из оборудования продал, остальное отдал друзьям и родственникам. Магазины перевёл на подставных лиц, а торговые площади сдал в аренду. Так что, первое время на жизнь хватит. Обоснуюсь в столице, подожду, чтобы кипишь вокруг меня затих, тогда и буду об ответке думать. Ребята из нашего воинского братства, ежели что, помогут, подскажут.
– А что с клубом будешь делать?
– Вот с ним ситуация серьёзней. Похоже, вся круговерть из-за него и началась. Сейчас в клубе все надзоры одновременно копают. И СЭС, и технадзор и пожарники ежедневно ходят, словно к себе на работу. Дружно выписывают предписания и штрафы. Причём инициатива не наша, не городская. Мэр клянётся, что не в курсе событий. Указания свыше идут. Я тут помозговал с ребятами и вычислил, откуда «ноги растут». Или уши. Как там правильно говорят? – Роман тяжело усмехнулся.
– Всё оказалось на землице завязано. Залётные олигархи глаз на неё положили. Окраина города, заповедные места, лес, река… По документам гипермаркет проходит, а фактически коттеджный посёлок для элиты. Мой клуб как раз и занимает часть территории и будто бельмо у них в глазу. Короче, по-хорошему договориться пока не получилось.
– Ну, раз решение принято, переубеждать тебя не буду. Знай, что всегда можешь на меня положиться.
– Тут ещё вот какое дело, – Роман достал из кармана маленькую штучку, напоминающую детский брелок. – Знал ты или нет, но у клуба пристроечка есть. А в ней сауна. Я о ней не распространялся. Но вип-персоны иногда в неё заглядывали. Разумеется, инкогнито. Администратор надёжный, из наших. Сейчас почти во всех саунах скрытые камеры стоят. Так, почитай, каждый второй из любителей «попариться» «засветился» в своих ночных похождениях. Я подобными техническими новшествами не баловался, мне доверие и авторитет дороже. Но, сам понимаешь, беспредела в городе немало, тем более по ночам. И камеру тоже поставил. Только не в парной и комнате отдыха, а в фойе, напротив администратора. Не нужны мне порнокомпроматы на «высоких» лиц. Меньше знаешь, крепче спишь, – закурил, откинулся на спинку кресла и открыл крышку ноутбука.
Детский брелок оказался миниатюрной флешкой. Экран засветился, и Роман воткнул флеш-карту в гнездо.
– Я тут на камере кое-чего интересного накопал. Может в будущем и пригодится. Тебе здесь оставаться жить. Так что, считай, «игрушка» – твоя, – оба приятеля склонились к монитору…
… – Ой, и что же там увлекательного? – лицедейство вновь прорезалось в словах Владимира.
– Не ехидничайте, вам не идёт. Такой серьёзный и брутальный мужчина ни за что не обидит беззащитную женщину, – Эльвира неуклюже попыталась сделать противнику комплимент, но тут же сменила тон. – Неужели вы могли всерьёз подумать, что вот эти безобидные картинки каким-либо образом могут мне навредить? – в голосе промелькнули нотки безразличия и пренебрежения.
– А я ведь полностью соглашусь с вами.
Эльвира удивлённо насторожилась. Оба посмотрели в экран.
– Двое подвыпивших мужчин и с ними одна, знакомая нам обоим, прелестная особа… Правда, едва удерживаемая этими мужчинами из-за своего «усталого» состояния, – не удержавшись, съязвил Владимир, – надумали отдохнуть и погреть косточки в сауне…
– Причём не просто мужчины, – в тон оппоненту продолжила Эльвира, – а высокопоставленные лица из Управления образования… Вам, наверно, не известно, что я женщина свободная, и с кем и как дружить имею право решать сама.
– Полное право, – поддержал собеседник.
– К тому же, с Юрием Константиновичем, – женщина кивнула на экран, – у нас завязываются романтические отношения, которые, возможно перерастут во что-либо серьёзное. И об этом знают все, – самоуверенно посмотрела на Владимира. – Ну и что из того, что выпившие? Сейчас этим никого не удивить. В том числе и количеством ухажёров.
– Конечно, конечно, – поспешно согласился Владимир.
– Ну, есть, конечно, неприятные моменты, – Эльвира в упор посмотрела на мужчину, ожидая от него продолжения своей фразы.
– Имеете в виду танец в небрежно накинутой простынке у шеста прямо в фойе?
– Вот видите, вы всё просмотрели и понимаете, что такими глупостями никто наверху даже не заинтересуется. Да ещё изображение так себе. Никак не возьму в толк, дорогой Владимир э-э…, забыла отчество.
– Петрович я, сын Петра.
– Конечно же, Владимир Петрович, – надменно продолжила Эльвира. – Для чего весь этот цирк с бесполезной флешкой и записью?
– Да, вы меня озадачили своим вопросом, – Владимир сделала паузу. – А не пробовали изображение прокрутить немного вперёд?
Эльвира вздрогнула. Впопыхах она не успела до конца досмотреть запись. Но гораздо хуже было то, что по причине непомерных возлияний, она вообще не помнила завершения злополучного вечера.
– Снимите изображение с паузы, и вместе посмотрим дальше.
Далее на экране события развивались по нарастающей. В сауну зашли две девушки в довольно вызывающем одеянии: прозрачные шелковые блузки с широко распахнутым воротом, короткие юбочки, сетчатые чулки или колготки, туфли на шпильках. Сопровождение юным красавицам обеспечивал коротко стриженный тип быковатого вида, судя по всему сутенёр или охранник. Девушки завязали разговор с администратором, а охранник прошёл внутрь помещения. Через некоторое время стриженый сопровождающий покинул сауну, а девчушки прошмыгнули вглубь заведения. «Ну, пришли и пришли», – всё ещё надеясь на благополучное завершение событий на записи, подумала Эльвира.
Так нет же! И надо было всему женскому коллективу этого порочного мероприятия поодиночке, завёрнутыми в простынку, выскакивать к администратору: то за куревом, то за пивком или минералочкой, а иногда и за небольшими коробочками с изделиями, невидимыми на записи, но явно подразумевающимися. «Отвратительный сервис, – промелькнуло в сознании Эльвиры. – Ноги моей больше не будет в этом заведении!»
Дальше началась и вовсе вакханалия. Девушки втроём, влажные и распаренные, выбежали в фойе и наперегонки кинулись к шесту. Неумелыми движениями, поддерживая сползающие с обнаженных тел простынки, весёлые подруги принялись вытворять такие «па» вокруг шеста, что заслужили аплодисменты кавалеров, наблюдающих за ними через дверь самой сауны. «Ну, Ромка, ну, фантазёр, – подумал про себя Владимир. – И для чего в фойе шест поставил? Неужели в комнате отдыха места не хватило?»
Мелькнувшая мысль не нашла логического объяснения.
– Надеюсь, мужчина, вы насладились играми и танцами отдыхающих дам? – ехидно спросила Эльвира, нажимая клавишу «пауза» на компьютере.
– Вовсе нет, – удрученно заметил Владимир. – И даже могу объяснить, почему.
– Потрудитесь уж, пожалуйста. А то я чего доброго решу, что кроме вас, эта глупость никого всерьёз не заинтересует, – ехидно ответила Эльвира.
Владимир перемотал запись чуточку назад и нажал на «паузу». Во весь экран «красовался» глубокий поцелуй Эльвиры с одной из девушек. Причем забытые одеяния в виде простыней, открывали на обоих некоторые интимные части тела.
– И что? – Эльвира не собиралась сдаваться и уступать. – Зрелище для извращенцев и озабоченных?
– Нет, – устало произнёс Владимир. Похоже, затянувшееся шоу начинало ему надоедать.
– Вот эту юную деву, которую вы страстно целуете и жадно держите за маленькие перси, зовут Михайловой Катей. И нашей Кате всего шестнадцать лет, а учится Катя в 22 школе в десятом классе. Сказать в каком классе учится её более юная подруга Лопырёва Вика? Вам не кажется, что происходящее веселье начинает гармонично укладываться в уголовную статью «развращение или совращение несовершеннолетних».
…На боксёрском языке, происходящее называют «ударом ниже пояса»…
Эльвира открыла рот и «захлебнулась» в ужасе и немой ненависти. Впрочем, самообладанию женщины можно было позавидовать. Буквально через несколько секунд она встала со стула, подошла к двери и закрыла её на защёлку.
– Неужели такой справедливый и волевой мужчина готов безжалостно расправиться со слабой беззащитной женщиной? Уронить и растоптать в прах незапятнанную репутацию. Разместить публично в сети неприличное поведение одинокой дамы, за которое она искренне раскаивается и готова принести вам свои нижайшие извинения…, – Эльвира слегка дрожащими пальцами расстегнула две пуговки на блузке и эротично-призывно провела ладонями по ещё скрытым за ажурным бюстгальтером пышным выпуклостям.
– Ну что вы, мадам! Конечно же, нет, – Владимир встал и умелыми движениями рук ловко застегнул пуговки на блузке соперницы. – Офицерская честь не позволяет мне безжалостно наблюдать за столь низким падением очаровательной женщины, – твёрдой хваткой взял Эльвиру за плечи и усадил на стул.
– Что же вы хотите взамен? – удивлённо воскликнула Эльвира.
– Маленький пустячок. Совсем маленький.
– Я готова выслушать и тут же исполнить.
– Тут же исполнить – не получится. Но вот завтра…
– Я вся горю от нетерпения!
– Завтра вы лично пойдёте в штаб Повального. Возьмёте там новую наклейку и собственноручно приклеите на рюкзак моего сына.
– И всё? – изумлению Эльвиры не было предела.
– И всё. После этого считайте инцидент исчерпанным. А я даю своё офицерское слово, что больше никто и никогда не увидит этой записи.
– Я это сделаю.
– Тогда не смею больше занимать ваше драгоценное время, – Владимир встал и, не прощаясь, вышел из кабинета.
Его настроение было окончательно испорчено. Настолько пакостно он себя никогда не чувствовал. Всю дорогу до дома Владимир чертыхался и неслышно матерился. «Такое ощущение, что вывалялся в грязи», – терзала непрестанная мысль и бередила душу…
…Домашние молчали и ждали, когда отец семейства произнесёт первое слово.
– Ну что притихли, словно испуганные крольчата? – улыбаясь и разводя широко руки, произнёс Владимир.
Жена и сын кинулись к нему. Мужчина прижал родных к своей груди.
– Получилось, Володечка? Уговорил? Не отчислят? – Нина с любовью и тревогой взглянула в глаза супруга.
– Значок, как и наклейку, сорвут? – упрямо процедил Юрка.
– Да, уговорил, извинился, не отчислят. А значок этого типа выбрось к чёртовой матери. Если не терпится что-то на грудь прицепить, то лучше пионерский, с изображением Ленина и пламенем над ним. Или комсомольский, с тем же вождём на фоне красного знамени. Знаки молодёжных организаций страны Советов, – уточнил отец. – Хотя…, – на мгновение задумался, – ну их, этих вождей. Есть у деда в коллекции комсомольский значок середины пятидесятых без всяких лиц, с надписью ВЛКСМ на звезде на фоне красного полотнища. Вот его и носи. Всё равно никто ничего не поймёт.
На следующий день Эльвира, надев тёмные очки, закрывающие половину лица, отправилась в штаб-квартиру Повального и, в качестве волонтёра получив комплект агитационных материалов, незаметно выкинула их в мусорную корзину, оставив у себя только одну наклейку.
На большой перемене она вызвала Юрку в кабинет и на глазах изумлённого мальца, прилепила наклейку на его рюкзак. После чего незамедлительно вытолкнула мальчишку за дверь.
А ещё через неделю её вызвали в Управление образования, где вручили под роспись приказ об увольнении с занимаемой должности в связи с утратой доверия.
Бывшая подружка, секретарша из Управления, по секрету шепнула на ушко, что требование уволить пришло из силовых структур: якобы Эльвиру видели в штабе Повального. В ориентировке силовиков бывший завуч значилась глубоко законспирированным доверенным лицом оппозиционера.