Нецензурные места
Нецензурные места
НЕЦЕНЗУРНЫЕ МЕСТА
То, о чем я собираюсь рассказать, на мой взгляд, не мог придумать самый изощренный острослов, сатирик-юморист или весёлый и очень находчивый КВНщик.
Произошло это в середине шестидесятых годов прошлого века в подлинном месте и с реальными людьми.
И посему, если кто-то из них вдруг прочтет эти строки и вспомнит те события, наверняка улыбнется вместе со мной.
Итак, Симферопольская вечерняя музыкальная школа.
Ей всего несколько лет.
И педагоги тоже почти все молодые, в недавнем прошлом выпускники музыкальных училищ.
Особняком – год назад принятый на работу педагог по классу фортепиано Притуленко Владимир Антонович.
При его почти двухметровом росте, как ни странно, в манере поведения, походке, движениях рук и плеч и даже в разговоре преобладало женское начало.
К ученикам, независимо от возраста, он обращался не иначе, как «милашка» или «голубчик».
Сейчас, наверное, взяли бы под сомнение его сексуальную ориентацию, а тогда, честно признаюсь, это не приходило никому в голову.
При этом он, что называется, «достал» администрацию школы и весь коллектив своей неуёмной страстью писать по любому поводу письменные жалобы на имя директора и вышестоящих организаций, причем, не анонимно, а с открытым забралом и личной, размашистой на полстраницы, соответственно своему росту, подписи.
В то время я работал завучем школы. 6 июня 1966-го пополудни мне позвонили из роддома и поздравили с рождением дочери.
От счастья меня занесло на седьмое небо.
– Шампанского! Шампанского! – пробасила директор школы Наталья Николаевна, молодая, склонная к полноте женщина, шумная и громогласная, на полголовы выше меня.
Её призыв не повис в воздухе.
Ровно через час с шестью бутылками шампанского разных марок, от самого сухого «Бриз» до «Мускатного», разлива лучших винзаводов Крыма и коробками шоколадных конфет, я появился в кабинете директора.
Во время очередного перерыва между уроками все работающие педагоги и сотрудники были приглашены на пятиминутку в зал и, поздравляя меня, с удовольствием подняли бокалы с шампанским. Был среди них и Владимир Антонович, который не только осушил свой бокал, но даже произнес тост. Естественно, ко мне подходили коллеги, чокались со мной, целовали, обнимали. И когда уже стали расходиться, подошла ко мне Наталья Николаевна. Наклонившись, поцеловала меня, по-дружески обняла и похлопала по плечу. В ответ я тоже машинально её похлопал.
Но так как я намного меньше ростом, то несложно догадаться, по какому месту ниже плеча прошлась моя ладонь. И это не ускользнуло от бдительного ока Владимира Антоновича.
Через пять дней в секретариате областного Управления культуры, регистрируя письмо Притуленко, все корчились от смеха и колик в животе. Вот его текст:
«В Симферопольской вечерней музыкальной школе при попустительстве директора Вильдштейн Натальи Николаевны сложилась нездоровая обстановка, в рабочее время коллективно распивают спиртные напитки, имеются случаи аморального поведения. Я лично был свидетелем того, как завуч при всех обнимал директора и трогал её за нецензурные места…»
Начальник Управления культуры Крымского Облисполкома Ивановский Георгий Васильевич, прочитав письмо, пригласил инспектора по школам Вениамина Сергеевича Вознесенского и, улыбаясь сказал:
– Нецензурные места Натальи Николаевны нас меньше всего должны волновать, а вот сигнал о коллективном пьянстве надо проверить.
На другой день Вениамин Сергеевич в кабинете Натальи Николаевны, едва сдерживая смех, читает нам это письмо. Узнав, по какой причине пили шампанское, поздравил меня и намекнул, что с удовольствием бы за это тоже выпил, но чтобы не было кривотолков, лучше это делать не во время перемены, а в конце рабочего дня. В управленческих кругах Вениамин Сергеевич слыл известным «трезвенником», и потому к подобным пятиминуткам относился весьма лояльно.
Приглашенному в кабинет автору письма Притуленко он обратился не без чувства юмора:
– Владимир Антонович, для того, чтобы я мог написать объективную справку по факту проверки вашей жалобы, вы должны ответить мне только на один вопрос: какие места у Натальи Николаевны вы считаете нецензурными?
Притуленко заерзал на стуле и покрылся испариной. И вдруг, в напряженной тишине, Наталья Николаевна, не сдержавшись, прыснула и зашлась громким смехом.
ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ПАМЯТЬ
С Даней Болотиным мы познакомились в райцентре Октябрьское, куда прибыли по направлению: он – после окончании Медицинского института, в больницу на должность врача-гинеколога, а я – после окончания музыкального училища, в детскую музыкальную школу педагогом по классу народных инструментов.
Наши пути пересекались в основном в единственном в поселке ресторане-столовой, где мы обедали и единственном кинотеатре.
Он был высокого роста, хорош собою, достаточно общительный, не без чувства юмора.
Производил впечатление довольного, уверенного в себе, успешного человека.
С первых шагов зарекомендовал себя как хороший и внимательный врач, и поэтому представительницы прекрасного пола не только райцентра, но всего района стали смотреть на него с большим благоволением и, конечно, особенно молодые женщины, с не меньшей долей смущения.
Ещё бы – молодой, интересный, и вдруг – врач-гинеколог!
Но, как говорят, жизнь есть жизнь.
А когда возникала острая необходимость во врачебной помощи, то условности отбрасывались в сторону – женщины шли на прием к Дане и, потупив глаза, усаживались в гинекологическое кресло…
У Дани была привычка постоянно что-то насвистывать или напевать, причем и во время приема пациенток.
Однажды после посещения его кабинета в школу вернулась наша директриса Маша Поваляева, молодая двадцатипятилетняя женщина.
Она была взволнована, прерывисто дышала, кровь прилила к ее голове, на щеках и шее проступили красные разводы.
– Маша! Что с тобой случилось?
– Я была на приеме у Болотина.
– И что? Он тебя изнасиловал?
– Хуже!
– Как это?
– Когда я вошла к нему в кабинет, он насвистывал арию тореадора из оперы «Кармен», а когда я оказалась в кресле, вдруг запел: «Вся краса твоя чудова у мене на виду». От стыда и смущения я готова была провалиться. Еле дожила до конца приема…
Все, кто в этот момент находились в учительской, начали неистово смеяться…
Спустя год, женившись на местной красавице, кареглазой брюнетке Нелли, работавшей диктором на Крымском радио, он вернулся в Симферополь.
С Нелей я был много лет знаком.
Как-то при встрече она сказала мне, что Даня устроился судовым врачом в какое-то пароходство.
Его следы затерялись.
И вдруг через много лет – случайная встреча, которой мы оба были рады.
За кружкой пива вспоминали нашу холостяцкую молодость, жизнь в Октябрьском и общих знакомых.
На мой вопрос, помнит ли он такую-то Машу или Любу, он, улыбнувшись, с присущим ему чувством юмора ответил:
– Если бы ты мог сказать, у кого из них была киста или фиброма, мне было бы легче вспомнить.