Журнальный мир

Среди безвременно ушедших мне нередко вспоминается и Серёжа Смирнов. Мы не дружили, и даже общались мало, что называется, эпизодически. И по возрасту разнесены, и работали в разных газетных конторах. Но именно газета нас и свела.

Летом (конец 1970-х) студент журфака Серёжа пришёл в нашу районку на практику. И редактор почему-то прикрепил его ко мне. Молодой человек со смешливыми глазами готов был отправиться на задание. Но куда его снарядить, в какую глубинку? Ремонт школ и клубов? Сенокос? И тут мне пришла в голову замечательная мысль: вместе отправиться в Томский речной порт, где наверняка мы найдём под погрузкой баржи и самоходки, приписанные к посёлкам речников Томского района. Поехали и не ошиблись.

Был замечательный день, речники были в хорошем настроении. Мы ходили по палубе, звонили с разрешения в судовой колокол, глядели, как ловко работают на погрузке крановщики, как солнце качается на серой волне Томи. В общем, Серёжа написал живой материал, в котором были вода и солнце, были и необходимые районной газете цифры и факты.

Из разговоров с ним выяснилось, что не такой уж он желторотый юнец. Серёжа недавно демобилизовался, отслужил он в стройбате, так что получил некоторый жизненный опыт. А его начитанность, цепкий глаз, необходимый газетчику, неизменный юмор очень к нему располагали.

Такого благостного дня, как тогда на реке Томи, у меня с Сергеем больше не было.

Но мы не потерялись. Встречались, здоровались. Я знал, что он сочиняет фантастические рассказы, повести, его ценит Виктор Колупаев, автор, попавший в мировые антологии фантастики. Смирнов напечатал несколько книг в столичных издательствах «АСТ» и «Рипол-Классик» под псевдонимом Сергей Арбенин.

Более-менее регулярно я виделся с ним в секретариате газеты «Томский вестник». Это уже был другой человек, скептик с колючими глазами за холодными стёклами очков. Он смотрел на газетный мир с иронией, был даже, что называется, саркастичен.

В этих глазах вспыхивали порой весёлые искры. Юмор у него был тоже жестковатый.

Как-то жарким летним днём зашёл в его секретарский кабинет. Был я в рубашке с коротким рукавом, а Серёжа сидел за рабочим столом в настоящем свитере. И я посмеялся, сказав что-то про неадекватность. Серёжа посмотрел на меня этаким внимательным взглядом и сказал без улыбки:

– Володя, не все такие толстокожие, как ты.

Сергей занимался еженедельным приложением «Буфф-сад» и печатал там заметки о томской литературе и литераторах, не лишённые наблюдательности и остроумия. Печатал подборки стихотворений местных авторов. Мои стихи находили приют на странице «Буфф-сада», но в разговоре Серёжа заявлял мне, что времена тихой лирики прошли, что после Высоцкого нельзя вещать вполголоса, если хочешь, чтобы тебя слушали и читали. И хотя говорил он это искренне и честно, думаю, что сам он не до конца был уверен в том, что декларировал.

И усомниться мне в этом позволяют его распечатанные на машинке стихотворения, которые волею судеб оказались в моих руках. О громкоголосых в его стихах сказано вполне иронично: «…Кричат. Кто громче крикнет / – тот будет и хорош». Никогда, насколько помню, не касались мы оценок окружающей действительности, но теперь, читая Сергея, я понимаю, как «доставали» его ложь и фарисейство, наглый обман и «победы пролаз» (его строка). И надо было жить, «от любви ропща и бессилья».

Когда он оставался наедине с листом бумаги, то рождалась та самая тихая лирика. Лирический герой отстаивал своё достоинство, свою независимость и свободу без громких деклараций.

Непросто было сберегать ранимую душу, которая открывается нам в его поэзии.

Там же, среди других строк, предсказанная себе участь:

Но утешенья мало

в молчанье и в вине.

Немало нас пропало,

видать, пора и мне.

Умер Сергей Борисович Смирнов на исходе 2009 года, 19 декабря.