Журнальный мир

Самоподрыву Молоденькой минул год. Даврон окончил учёбу, ушёл из морга в поликлинику терапевтом. Острое – иначе кто пойдёт к врачу? – респираторное заболевание свело Леру и Даврона на приёме. После ритуала врачебного осмотра доктор и пациент без артподготовки начали посторонний разговор.

– Как она была одета?

– Обыкновенно. – Доктор понял, о ком речь. – В джинсовую курточку.

Да здравствует джинса – универсальная одежда всех времен и народов! В боковых карманах курточки удобно руки держать. Засунул дрожащие руки в кармашки, и ты вне подозрений. В карманы широких юбок или узких брюк ладонь просунуть – повозиться надо. Молоденькая была одета в длинное до щиколоток платье с заплетающиеся полами, широкими рукавами. Живот, на котором крепилось взрывное устройство, надо было прикрыть. В рукава просунуть провода. В сжатых кулаках детонатор. Переплетаешь пальцы – бац! – гремит взрыв.

– Девятнадцать лет. Суицидальные наклонности?

– Человек с суицидальными наклонностями самостоятельно решает, когда и как уйти из жизни. Молоденькую привезли на место. Это раз. Суицидальники не уходят в людном месте. Это два. Подорвалась не одна Молоденькая – три. Эмоциональную лабильность исключить нельзя, но она характерна для большинства женщин. Думаю, с психикой у неё норма была. Слишком большой риск – неуправляемая смертница.

– Почему в понедельник самоподрывы женщины совершили? – Лера не упустила шанс предъявить иск всем мужчинам в лице Даврона. Накопилось.

– В мое дежурство мужчин с боевыми ранениями привозили, не от разрыва. – Доктор корректно отвертелся, отфутболил вопрос, откуда он прибыл – в область вечных тем. – Мужчинам жить охота. Тупо нормально жить. По мере возможностей счастливо. Женщинам при любом раскладе не хватает то денег, то молодости, то вечной любви. Измены мерещатся на каждом углу.

Взглянув на пациентку, доктор прекратил тираду. Кому он жалуется? Женщине. Разве поймёт? Кое-что Лера поняла, например, что у него накопились претензии к женскому роду, в частности к жене.

– Высокую, худую женщину не привозили?

– В мое дежурство нет. Может, повезли в другой морг. А что?

– Про одну женщину хотела уточнить.

– Забыл в прошлый раз сказать, она никого с собой не притащила.

– Точно? – Лера обрадовалась.

– Точно. На секционный стол положили, пришла в себя.

– Не может быть! Допустим, голова целая. Но живот, ноги, руки?!

– Самодельную мину закрепили. Некачественная работа.

– Невероятно!

Парня 22 лет, который взорвётся весной 17-го года в Питерском метро, опознают по целой голове, по открытым – о, ужас! – глазам.

– Невероятно!

– В морге невероятного – выше крыши. В мое дежурство привезли останки с пустыря. Подошёл, сразу опознал: одноклассник. Чуть не рухнул возле стола. Мать с собутыльником убили, расчленили, разбросали тело. Во как бывает! Умный парень был. В математике шарил, стихи лучше всех запоминал. – Даврон тряхнул головой, отгоняя воспоминание. Вернулся к предмету разговора. – Сколько метров кишок у человека?

– Много. – Откуда не медику знать, сколько конкретно.

– Кишки, которых, как вы сказали, много, в них переваренная пища, плюс жировая прослойка сработали подушкой безопасности. При ранении кишки вываливаются, но человек может некоторое время быть живым. У неё был геморрагический шок, пульс не прощупывался. Менты приняли за мёртвую. Классика жанра. Когда она глаза открыла, мы быстренько вкололи, что нашли.

– Ну, что дальше было? – Лера от нетерпения готова была растерзать Даврона. Тот не торопился с ответом.

– Капитан из сопровождения допрашивал. Была она одна или с кем-то, сколько самоподрывов планировалось. Пару раз, если «да», она закрывала глаза, «нет» – держала открытыми. Губами пошевелила. Капитан нагнулся к ней, она что-то сказала, он громко ответил «жертв нет». То ли нам, то ли ей. Глаза больше не открывала. Я хорошо запомнил, я рядом стоял.

– Да-а, дела. Хорошо, что никого не убила.

– Согласен.

Лере от «жертв нет» стало легче: у медресе никто из прохожих и силовиков не погиб, погибла лишь девушка. Кто готов убивать, тот готов умирать. На её жизнь никто не претендовал, никто не отнимал. Она не должна была посметь отнять чужие жизни. Помешанные на жажде справедливости люди бывают жестоки, не жалеют ни себя, ни других ради вожделенной цели. Разгневанную неудачей с профессией барышню затянули в войну с силовиками. Она могла правильно соединить руки. В момент истины в ней заговорила девчонка, которая остро захотела жить. Подводить кураторов тоже не хотела. Металась меж двух желаний. В итоге недовзорвалась.

Секционный стол был холодным, отчего Молоденькая очнулась, подумала Лера. Зачем придумали иностранное название, ворчала она мысленно, это обычный разделочный стол: «section» – «отдел», «раздел». После беседы с доктором Давроном несколько вечеров подряд Лера не могла готовить ужин. Тошнило, как только доставала разделочную доску, мясо, вспоминая разделочный стол для людей. «Вскрытие не проводить в любом случае» – она уже знала первый пункт завещания, который составит, когда созреет для него. Поступок Молоденькой, потребность в информации о ней вывело Леру на мысли, которые без этой трагедии не проснулись бы в ней – однозначно. Она отдавала себе отчёт в этом.

Думы о Молоденькой выветрились из её головы до следующей встречи с Давроном в поликлинике уже по поводу гастрита. Доктор огорошил снова:

– В прошлый раз я соврал. Не приходила она в сознание, была трижды мертва. Натуральным образом физически тяжело было думать, что она кого-то из прохожих или ментов зацепила. Видел, вас тоже это волнует. Как девчушка пошла на такое?! Первая старше была. Остальные – мужчины. Придумал историю с допросом. Сам верил, пока рассказывал. Специально съездил в морг, расспросил ребят, с которыми дежурили в тот понедельник. Как под копирку рассказали одно и то же, что милиционеры им говорили. Первый взрыв менты не ожидали, стояли на построении в центре рынка, командир отдавал распоряжения. Подходит женщина, на вид взрослее Молоденькой, давай митинговать: «Вы хуже бандитов, вы насквозь коррумпированные, служите не тем господам».

Милиционеры всерьез пламенную речь не приняли, продолжали стоять. Их старший не повернулся в её сторону: очередная базарная баба скандалит с утра пораньше. На рынке ментам в основном карманники и торговки работу создают. Привычное дело. Подумали, после построения разберёмся или сама успокоится. Скандалила недолго. Внезапно подорвалась. Видят: столб дыма кучерявится, теплая кровь струится. Тошнотворный запах пошёл. Не ожидали мужики, что обычная женщина их взорвёт. Два сержанта и гражданский сторож на месте погибли. Так примерно первый взрыв произошёл.

Лера по ходу рассказа Даврона поняла: женщина неслучайно зрелище устроила, речь толкнула – наспех сочинённая компенсация манифеста, который обычно выкладывается в интернет перед подобными акциями. Она пришла не просто убивать, она пришла казнить неправедных служивых. Если бы они тщательно готовились к определенной дате, наверняка позаботились бы как-нибудь опубликовать цели акции. Доморощенные сопротивленцы каноны деятельности не все усвоили. Лера обрадовалась этой мысли, расстроилась от другой: откуда в этих женщинах столько беспощадности к себе и к другим?

После первого самоподрыва сержантам поручили патрулировать весь периметр рынка. Прибыли дополнительные наряды. Возле медресе наряд заметил нервную девушку, она вышагивала перед входом в медресе. Остановится, потопчется на одном месте, опять шагать взад-вперед. Утром в час пик? В понедельник? На остановке? Без дела? Девушка вызвала подозрение. Патруль с осторожностью пошёл по направлению к ней. Девушка перестала метаться. Остановилась, дожидаясь, вглядывалась в них. Патруль медленно шёл к ней. Девушка вновь открыто заволновалась. Милиционеры приближались. У них приказ проверять подозрительных граждан. Молоденькая испугалась, задергалась, задрожала, замешкалась, высовывая руки из карманов. Сержанты врассыпную. Вовремя отскочили. Бухнул хлопок.

– Испугалась, что убьёт взрывом?

До момента истины Молоденькой не сильно жаль было надоедливых родителей с их «учись, работай, детей расти». Если что, мама раздаст колечки-сережки соседским девчонкам. Кровать в спальне освободится, место в гардеробе. Себя тоже не жаль, прямиком в рай двинется, обещали кураторы, скорей бы. Однако ей страшно было умирать. «Никто, даже в камере смертников, даже слыша, как расстреливают его друзей и товарищей, не способен по-настоящему поверить в собственную смерть»¹.

Лера искренно поверила в факт допроса, в то, что Молоденькая спросила, есть ли жертвы. Жаль, допрос был фейком. Ей не терпелось докопаться, почему Молоденькая сорвала задание. Спросила об этом Даврона.

– Гадать не буду. Возможно, не захотела ментов убивать. Возможно, испугалась смерти или ареста. Ей светил смертный приговор.

– Женщин не расстреливают. Сдалась бы наряду, жила бы, маленькие радости имела. – Лера торговалась с доктором.

– Я за смертную казнь. До морга в реанимации работал. Насмотрелся, как люди страдают, умоляют оборвать мучения.

– Поэтому, доктор, ушли из реанимации в морг?

– Страдания тянутся, смертная казнь – секунды.

– А ждать годами, когда придут за тобой?

– Пожизненное лучше? Я мечтаю быстро умереть. Когда неожиданно и быстро – не страшно.

Даврон как врач, как патологоанатом не врал, Молоденькая могла быть доставлена в морг живой: адреналиновый шок, первая помощь, прочие чудеса организма. Возраст он определил точно. Фабулу её жизненного пути вычислить было несложно. В чём несчастье вчерашнего школьника? Провал в университет. Где конкурс больше всего? На юридическом. Почему оказалась у радикалов? Утешили, предложили отомстить. Убедили: самоподрыв станет призывом к грандиозным волнениям, желанным переменам.

Со временем предположения Леры насчет Молоденькой подкрепились более-менее достоверной информацией. Действительно, ей было девятнадцать. Действительно, не поступила в академию МВД. После повторной неудачи с юрфаком облачилась в хиджаб. Действительно, заторможенная была накануне. Действительно никого не «утащила» с собой.

Сайты о первом взрыве в центре рынка пишут: двое погибли, семеро ранены. По второму взрыву возле медресе у входа на рынок сообщают лишь факт самоподрыва. Следовательно, никто не погиб, не пострадал. Молоденькая – женщина; женщины производят людей, а не уничтожают их.

Горожанам дружно не хотелось, чтобы Молоденькая убила или ранила кого-то. Надеялись, она совершила показательный суицид. Мучились. Искали доказательства. Домысливали. Свершилось!

– Правильно Солженицын написал: «Умереть когда-то не страшно, страшно умереть сейчас».

– Любите Солженицына?

– Уважаю. Про страх смерти он в точку попал. Все мы герои до серьезной опасности. Про девчушку скажу, реально испугалась. Боялась умереть сама, зацепить кого-то, – не важно, важен результат. Хорошо, что убила чисто себя.

– Согласна.

Одиннадцатилетний мальчишка днём катил себе на велике на родной территории, где каждый поворот знаком до махонькой выбоины. Пацана сбил насмерть Лерин одноклассник. Отец погибшего, водитель грузовика, пошёл на мировую: «Сам водитель, знаю, и я могу наехать, не дай бог». Брат виновника ДТП преуспевал с бизнесом, щедро заплатил семье погибшего ребёнка. Встретив одноклассника, Лера хотела заорать: «Как по земле ходишь, воздухом дышишь, когда ребёнок тобою убит?» А с губ слетало: «Как жизнь, как дела, кого из наших видел». Ей хотелось, чтоб одноклассник ходил с понурой головой вечно, что не входило в его планы. Через полгода на лице не осталось следа от «несчастного случая» – такой была интерпретация аварии со смертельным исходом его виновником.

Лера даст зарок – никогда не водить машину. Это единственный способ, каким она может – не приведи Господь! – убить человека. Откажется от авто в подарок от мужа: «Я лучше на такси; страховка, ремонт, прочее – в копеечку влетит. Я лучше на велосипеде до метро, для здоровья полезнее».

Замужество откроет ей второй способ, которым она может убить человека. В хлопотах по первой малышке Лера не заметит, как снова забеременела. Муж восстанет: «Двоих сразу тяжело будет поднять, давай хотя бы отложим». Лера будет стоять непреклонно на своём. Не потому, что мать советовала не откладывать со вторым, а потому, что аборт, пусть микроаборт, – это убийство. Рисовала в воображении, как скоблят чрево, словно удаляют пригоревшие остатки котлет со сковороды. Останки будут её ребёнком. Да нет, уговаривал муж, не будут скрести по тебе, лекарство примешь, он выпадет сам. Ходим по земле, раздавливаем муравьев, никто же не считает себя убийцей невинных муравьёв, приводил аргументы муж. Мой ребёнок не муравей, спокойно отвечала Лера.

Она ушла в немое сопротивление, благополучно выносила и родила ещё одну дочь. Через месяц после родов муж буднично объявит: «Тебе не придётся пить противозачаточные таблетки, я перевязался». Лера вслух не произнёсёт ни слова. В душе укрепится во мнении, это был правильный поступок – выйти замуж за иностранца. Никто из знакомых на родине мужчин добровольно на подобную меру не пошёл бы.

У Молоденькой не было детей, этим всё сказано. Убила чисто себя.

– Кто как уйдет, нам не дано знать. Наверное, это хорошо.

– Можем представлять, как хотелось бы. Умирать, когда ладонь родного человека сжимает твою, не так страшно, думаю, как умирать одной.

– У вас будет возможность это проверить, гарантирую.

– А пока…

– Закроем тему?

– Ага.

– Что вас сейчас беспокоит?

_{. . . . .}

За пять лет до самоподрыва Молоденькой по городу прошла череда взрывов. Один из них Лера приняла за землетрясение. Был солнечный день, она рылась в коробке с документами. Ни с того ни с сего задрожали стёкла, её качнуло назад. Первая мысль: землетрясение, нередкое явление в феврале-марте. В школе учили: началась толчки – встань под проем двери. Побежала, встала. Стопами чувствовала вибрацию.

Странно, почему предвестников землетрясения не почувствовала? За два-три дня до природных стихий у Леры начинает ныть колено. Под коленом в детстве выскочил чирей, долго не высыхал; его локация стреляет острой болью при резкой перемене погоды. Подземным толчкам предшествует изнуряющая духота, от которой спасу нет, только надежда: грянет гром или сотрясётся земля, станет легче дышать. Духоты не было. Толчок был один. Обычно следует серия толчков, то сильнее, то слабее. Сдвигает, как правило, из стороны в сторону, особенно это ощущается, если землетрясение застигло в постели.

Предвестников землетрясения не было, но встряхнуло изрядно. Лера стояла в проеме до тех пор, пока пол не перестал колебаться. Вечером из ТВ-новостей объявили: не землетрясение заставило звенеть стёкла, а детонация адского устройства. Ударная волна взрыва преодолела расстояние в полтора-два километра от эпицентра до её дома.

У Леры стёкла задрожали, в квартире коллеги – брызнули во все стороны. Фасад дома Васили смотрит на центральную площадь, где также бабахнуло. Никто из жителей дома не порезался, народ в основном был на работе. Соседи расскажут Василе, она Лере, буквально через два часа после детонации подъедут мастера с инструментами, материалом, к вечеру остеклят разбитые окна.

В этих взрывах Лерины знакомые не пострадают, поэтому она всерьез не испугается. Не испугается «землетрясения», но ощутит оторопь от ночного визита участкового. Несколько дней после «землетрясения», ближе к ночи, позвонили в дверь. Как все нормальные люди, не спросив, кто там, распахнёт дверь. В темноте, свет на площадке не горел, лампочку кто-то не ленился постоянно воровать, пока сосед не надел на лампочку толстый плафон, стоял ночной дозор.

– Почему открываете дверь, не спросив, кто там? У незнакомых спрашивайте документы. Вот моё удостоверение. – Пришелец протянул красную корочку. – Здравствуйте. Я ваш участковый.

Лера отступила от двери. Раскрыв удостоверение, мужчина прошёл за порог. Встал возле вешалки. Аккуратно следил на ней, она за ним. С крючка свисало пальто. Внизу мужские шлепки для папы, брата, которые иногда навещали её.

– Чьё пальто? Тапочки? Мужчины в квартире есть? – строго спросил милиционер.

– Моё, – робко начнёт оправдываться Лера. Она растеряется, почему мужчину заинтересовали обычные вещи.

– Ваше? – засомневался участковый. – Одна здесь прописаны?

Лера стянула пальто, надела. Оно было женским, хотя по покрою напоминало мужское. Длинное, непременно черное, драповое пальто с английским воротником был хитом сезона.

– Понял, снимите, – соизволил мужчина.

– Сезон кончился, забыла убрать.

Пальто милиционера уже не интересовало. Из прихожей была видна часть жилой комнаты, виден компьютер, струйный принтер. В те времена ПК, принтер в квартире – большая редкость.

– У вас и принтер есть? – удивился визитёр.

– Да, – несмело ответила Лера.

– Это вы листовки печатаете?

Она испугалась. Это заметил милиционер, прищурил глаза. В Лериной махалле в глаза не видели листовок. В Старом городе, где жила Лера, был период, сеяли регулярно. В подъездах, меж домов, на клумбах валялись листки в пол-А4 с набранным мелким шрифтом бледным текстом. Однообразный текст быстро наскучил. Жильцы попривыкли к белеющему там-сям мусору, ленились подымать, читать.

Поразительно, как скоро самодельные агитки могли появиться в подъездах. В доме стояли электроплиты, спичек в квартире Лера не держала. Понадобились, она поднялась к соседке на третий этаж. Спустилась к себе на второй этаж максимум через десять минут: пока поднялась, пока расспросила соседку «как ваше ничего» – без этого никак, пока та искала спички, пока прощались. Вернулась, в дверях торчит листок с плотным текстом. Времени и глаз было жаль на него тратить. Не читая, скомкала, решив, бросит в мусорное ведро. Занесла домой, не сорить же на площадке.

–Увидите листовки – не берите в руки, не заносите домой.

«Где ты раньше был, целовался с кем?² » – чуть не вскрикнула Лера. Провел бы профилактику раньше. Мальчишки по детской любознательности могли подобрать опасные листки. В листовках писалось в основном об издевательствах над подследственными, печатались фотографии избитых мужчин. Лера не вникала в текст, надо было силиться, чтобы прочитать, перевести. Быстрый взгляд лингвиста выхватит незнакомое «ёхудий». Значение слова она не понимала, оно не использовалось в обыденной речи. Спросить коллег о значении слова забудет. Слово всплывет, когда будет стоять перед мужчиной в погонах, запинаясь, отвечать на его вопросы. Конкретно заволнуется: она на полшага от обвинения, что в доме подпольная типография.

– Я диссертацию пишу. В институте работаю.

– Не волнуйтесь вы так. Я профилактику провожу. Запомните меня. Я, – стресс был на «я», – ваш участковый. Кто будет говорить, он ваш участковый, – не верьте. Участились случаи, мошенники переодеваются в милицейскую форму. Обязан предупредить. Днем ходить – работы много. Извините за поздний визит. Запомнили?

Участковый Лере понравился. Он едва скрывал улыбку от того, как ловко напугал честную гражданку с принтером, с пальто. Извинился за доставленные пару минут напряжения. Милиционер провёл действенную профилактику. Теперь она будет за версту обходить белеющие листки, сказала себе Лера. Этого не пришлось делать. Агитки вскоре перестали появляться в их квартале.

Переживания Леры от «землетрясения», ночного визита участкового – ничто по сравнению с тем, что пришлось пережить Севаре. Она глубоко пострадала от аналогичного взрыва за пять лет до самоподрыва Молоденькой.

Нилюфар, Севара, Лера до шестого класса учились в одном классе. Перешли в шестой класс, Севарин отец получил квартиру в центре, за бывшим Главпочтамтом, семья переехала. Связь росших вместе с детского сада девчонок прервалась. Повзрослев, они разыщут друг друга, больше не будут теряться, созваниваться. Лера и Нилю отгуляют на свадьбе Севары. Нилю пару раз зайдёт к Севаре по пути на компьютерные курсы поболтать. Учебный центр располагался в двух шагах от дома Севары. Лера будет забегать к ней исключительно по деловой надобности.

Севара работала кадровиком в головном офисе Национального банка. В злополучном феврале на собеседование к ней записался выпускник финансового института. В назначенный день юноша явился за двадцать минут до обговоренного срока, доложил из приёмной, что прибыл. Зачем держать соискателя в неведении, если образовалось окно в графике? Севара не стала томить соискателя, приняла раньше. Они уточнили перечень необходимых документов, кадровик с чистой совестью отпустила парня.

Не прошло и трех минут, как посетитель ушёл, высотку приподняло над землей, плавно опустило. Зазвенели стёкла, а стёкла в офисе были большие, панорамные. В сторону окон никто не глядел. Сотрудницы отдела кадров сидели за своими столами, зажмурив глаза, зажав уши руками. Запищал сигнал, женщины очнулись от оцепенения. Минуло неопределенное время, успокоились стёкла. Кадровики взглянули на окна. За окнами до их тринадцатого этажа дотянусь густые клубы пыли. Поползло: «взрыв». Какой взрыв? Что за «взрыв»?

Через два дня Севаре сообщили: среди погибших при подрыве автомобиля со взрывным устройством – посетитель, который приходил на собеседование к ней. Родные опознали его по часам на запястье. От жуткого известия прямо на рабочем месте у Севары открылось кровотечение. На скорой отправили в больницу.

Весть о взрыве у банка разлетелась по городу мгновенно. Нилюфар не могла уснуть по ночам, пока не разыскала подругу детства в больнице. На пару с Лерой они навестили Севару.

– Зачем я приняла его раньше? Парень, его дядя остались бы живы. Он спустился вниз, пошёл к машине, рядом был припаркован этот проклятый «Запорожец», – каялась Севара. – Раббым, за что мне такое? Я лишила парня жизни. Как жить?!

– Бросай работу, к нам переезжай, – предложила пожилая женщина, которая была невольной свидетельницей разговора подруг в палате. – У нас в горах свежий воздух, людей мало, плохих вообще нет, они в город уезжают.

– Правда, уехать, что ли? – впервые улыбнётся Севара.

Никуда она не уедёт, вернётся на 13-й этаж, в отдел кадров. Тема вины не раз будет всплывать в разговорах подруг. Нилю и Лера настойчиво будут твердить: случайно совпало, парень сам виноват, приехал раньше. Объективно не виновата, но чувство вины время от времени просыпается, возражала Севара, повышается давление, обостряется гастрит, несколько дней болею, на больничный ухожу.

Жертв тех акций Лера лично не знала, они были для неё цифрами абстрактной статистики, но взрыв, большой или не очень, всегда масштабное горе, которое накрывает не только непосредственных жертв. Круги от него дотягиваются расходятся далеко. Число косвенно пострадавших от любой катастрофы, природной или созданной человеком, можно пролонгировать в геометрической прогрессии.

Ковид-19 не исключение. Число опосредованных жертв подлого вируса превышает официальные данные летальных исходов. У Лериной коллеги Васили был диабет. В карантин ей станет плохо, она вызовёт неотложку. Служебный диспетчер спросит, есть ли температура, кашель. Этих симптомов не было, зато был запах ацетона в моче. Ей отказали. Неотложка не успевала обслуживать, у кого температура, кашель, не до хроников было. Женщина теряла сознание. Через семь часов после первого звонка провалилась в кому. Через того, через этого вызов приняли. Бригада выехала. Вовремя. Зафиксировала смерть. Медики, пытались, конечно, реанимировать, но женщина ушла под дефибриллятором.

Сопереживая Севаре, спустя пять лет, тем не менее, Нилюфар привезла бомбу на блокпост. Об этом Лере скажет следователь, который пригласит к себе «поговорить».

В девять утра в День Победы Леру разбудил ранний звонок. Мужчина представился. По голосу Лера определила: не старый, значит – рьяный, что не очень хорошо. Голос предложил подъехать к нему ответить на некоторые вопросы об однокласснице, объяснил, как доехать, в какой кабинет выписать пропуск. Причина вызова тревоги не породила. Хочет прояснить детали, подумала Лера. Скоро сорок дней, как одноклассница погибла в ДТП.

– Надеюсь, вы оцените, я домой вам позвонил, мог бы на работу. Не хочу лишних проблем для вас.

– Выезжаю, – коротко прервала Лера неприятный диалог.

Стращает или благосклонность проявляет? Думать было некогда, надо было собираться в дорогу, задержишься – точно несдобровать. Мало того что звонок испортил праздник, он поломал планы. Лера планировала навестить соседку по проезду. Тёть Нади отец, кадровый военный, погиб в первые месяцы войны, брат – 9 Мая 1945 года в Праге. Семью Надя не создала. Мужчины в послевоенные годы были нарасхват, она была слишком воспитанной, чтоб бороться за мужика.

Никто не просил, не заставлял, к Новому году, к Восьмому марта, к Пасхе, если не могла к Пасхе, к 9 Мая – обязательно, Лера набирала пакет продуктов для старухи, хотя старухой её назвать язык не повернётся: всегда прямая спина, седые кудряшки, она не ложилась спать, пока не накрутит волосы на тряпочно-бумажные бигуди, манеры девицы Смольного института. Тётя Надя не из благородных, мать была в услужении у дворян, что не помешало ей нахвататься аристократизма, привить кое-что из этого арсенала дочери.

Они чаевничали за столом, накрытой не клеёнкой, утончённой от стирок накрахмаленной скатёркой. Для варенья тёть Надя выставляла специальные розетки, тяжёлые чайные ложки Они вели длинную беседу. Пожилая леди показывала семейные фотографии. Становилось ли легче одинокой женщине, Лера не спрашивала. Что ей самой было приятно – несомненно. Становилось хорошо на душе, что выкроила время, что выслушала, что поддержала честную до мелочности женщину.

Вместо встречи с тёть Надей 9 Мая Лера поехала на беседу с крутым товарищем. Автобус, как показалось Лере, долго плутал, пока довёз до нужной остановки. По дороге она позвонила брату предупредить, куда едет, тьфу, тьфу, не дай бог, если не вернётся домой. Брат дал ЦУ:

– Не волнуйся. Стандартная процедура. Вызывают отсидевших, алиби проверяют, если на районе ЧП, резонансный случай.

– Я не сидела. Какой ЧП?

– Давай без упрёков, хоп? Ничего страшного. Имел в виду, тебя проверят примерно как кто на учёте после отсидки стоит.

– Так бы сказал. Почему меня?

– Ты самая близкая к Нилюшке была.

– Почему я? Я не свидетель ДТП.

– Нилю – твоя брошь, тебе носить.

– Но я не видела аварию.

– Она «хлопушка».

– «Хлопушка»?

– Об этом не сейчас.

Брат опять не разъяснил, что шифрует. В махалле ходил слушок, в неспокойные времена операторы связи включают ловушки, ключевые слова, по которым фиксируют ненадлежащие разговоры по телефону. Сложился простенький словарь, об истинном смысле слов в котором можно догадаться без подсказок: «папаша», «мальчики с гор», «хлопушка», «свадьба», «санаторий». Не то чтобы мрачная полоса наступила, граждане шифровались по старинному народному навыку выражаться иносказательно о чрезвычайных происшествиях, о первых лицах, чтоб не дразнить лешего.

– Настучали, что в яслях ваши горшки рядом стояли. Придерживайся версии «разбилась на “Тико”». Держись уверено. Ты ничего противоправного не совершала, в махалле не живёшь. Когда видела Нилю в последний раз?

– В прошлом году, в октябре.

«Не следует говорить всей правды, но следует говорить только правду»³ – эта цитата в красивой раме висела напротив лифта на четвертом этаже учебного корпуса мединститута. Распахиваются двери лифта, глазами упираешься в этот слоган. После беседы со спецслужбистом он превратится в жизненное кредо Леры.

– Так и отвечай: конкретно, без «кажется», «думаю», «говорят». Они лучше тебя знают, какие у вас были отношения, перепроверяют. Когда вы в последний раз созванивались? Что она говорила?

– Не помню.

– Вспоминай. Держи дистанцию, отстраняйся от Нилю.

Брат предлагает предать подругу?! Она действительно не знает, что именно Нилю натворила. Лере сказали, подруга врезалась в бетонное ограждение, погибла на месте. Если бы был хоть намёк, хоть малейшее подозрение, Нилю соратница Молоденькой, она бы переспросила Даврона. Случай подвернётся, Лера спросит его, привозили ли тогда в морг высокую, худую женщину около тридцати. Доктор ответит: в его дежурство не попадала; предположит, может, повезли в другой морг. Кто ей эта женщина, Даврон деликатно не поинтересуется.

Навёл на страшную мысль и просит не волноваться, злилась на брата Лера. После беседы с капитаном Лера перероет интернет в поисках официальной информации, что Бердиева Нилюфар взорвала «Тико» у КПП. Инцидент описывали, но без данных водителя. Глупо скрывать, усмехнётся она, установить ФИО владельца автомобиля по номеру авто несложно. У брата домыслы, у следователя провокации, для народа общее ля-ля. Почему она должна верить им, не верить матери Нилюфар?

Лера нашла нужное здание, по внутреннему телефону отчиталась, что прибыла. Подымаясь на второй этаж, заметит снующих по тихим коридорам мужчин. Никакого ощущения выходного дня, рабочие будни. Серьёзный улей, не расслабляется ни под каким предлогом. Жертвуют личным временем ради служебного долга. Завязли в текучке дел? В поисках кабинета она обращала внимание лишь на дверные номера. Наконец нужный кабинет, табличку не читала. Какая разница, как зовут, в каком звании? Капитан, генерал, прокурор, ей до лампочки, внушила она себе. Постучалась. Из кабинета отозвались.

Обычный чиновничий кабинет, обычный мужчина в гражданской одежде. Шея в напряжении выдвинута, изучающий взгляд, третьего, прозорливого, глаза меж бровей нет. На лбу ничего не написано. Села, не спросив разрешения. Ладони, одна мягко над другой, положила на колени, спину выпрямила, выдохнула. Разговор предстоял неторопливый, иначе зачем с утра вызывать? Представилась.

– Вы знаете, почему вас сюда пригласили? – Мужчина задал вопрос суровым голосом, словно она провинилась, должна немедленно исповедать в чём.

Грубой попытке спровоцировать виноватость она не придала значения, смело смотрела на дознавателя. Ей не в чём каяться. «А если подумать?» – прочитала она в его глазах. Он мне ничего не сделает, успокаивала себя Лера:

– Я одноклассница Нилюфар Бердиевой. Пригласили побеседовать о ней. Это вы мне сказали сегодня утром по телефону.

Погоны капитана угадывались в его желании управлять беседой. Для лейтенанта староват, для полковника молод, решила она. Капитан давил, когда на сознательность, когда на жалость, когда на страх. Вёл себя непринуждённо, наверное, ему казалось, как опытный актёр. В отличие от участкового, капитан ей не понравился.

– Вы в курсе, что она совершила?

Что ответить? Лера заметалась между версиями «ДТП» и «хлопушка». Сказать правду – спросит, откуда сведения, в официальных сводках Нилюшкины ФИО не прозвучали. Притвориться, что не в курсе – не поверит. Ей, на самом деле, до этого утра не приходило в голову соотнести взрыв на въезде в город и Нилю. Молоденькая, в принципе, для неё анонимная фигура, вообразить в роли шахидки легко. Родную подругу, когда знаешь, какой зуб выпирает, какой размер обуви носит, какой овощ в рот не возьмёт, невозможно вообразить в этой ипостаси.

В махалле, почти сразу после трехдневной войны, пошёл дув-дув гап⁴ – откуда народ узнал? – что дочь Бердиевых осуществила взрыв машины возле КПП. Лера в подобные слухи не вникала: этого не может быть, потому что не может быть. Семья на тему не заговаривала, соседям она не доверяла. Да и некогда было ей лясы точить. Город не прервался на войну, функционировал в прежнем режиме. Она работала как обычно – интенсивно.

Лера решила придерживаться версии с ДТП. «Хлопушка» – бездоказательный домысел брата.

– Погибла в ДТП.

– Сами придумали?

– Мать её сказала. – Лера отвела глаза.

– Когда сказала?

– Минутку. – По совету брата подсчитала в уме. – 15 апреля, в четверг.

– Такая точность! Хорошая память?

– Подсчитала. В тот день с мамой ходили к Бердиевым на пайшанбалик⁵.

– Вы ходите на «пайшанбалик»? – удивление мужчины было предельным.

– Выросла в махалле.

– И потаха⁶ читаете? – Товарищ, на его взгляд, удачно подколол опрашиваемую.

– «Аллох рахматига олсин»⁷, – выдала она изумленному дознавателю.

Он вытаращил глаза, мотнул головой, отгоняя удивление. Яркая мимика капитана – неожиданность, уважение на грани восторга, – что кореянка произнесла мусульманское соболезнование, всколыхнет в Лере подробности поминок. Она предалась воспоминаниям. Офицер строгим голосом вернул Леру в кабинет:

– Итак, вы знакомы с детства.

Хочет играть в плохого полицейского, оценила выпад Лера. Ответила вежливо:

– С раннего детства. Один садик, одна школа.

– Понял, сколько себя помните.

Сейчас спросит, как охарактеризуете подругу, подумала она. Не додумала, звучит:

– Как подруга как охарактеризуете Бердиеву?

– Болела много.

– Все болеют.

– Она облучалась.

– Хотите сказать, психика пострадала?

Леру передёрнуло. Кажется, капитан заподозрил в неадеквате и её. Нелегко оставаться адекватной, если смерть каждое утро напоминает о себе болью, дискомфортом, предчувствием. Чего люди боятся больше: смерти или долгих мучений? Не хотеть предстоящих страданий, желать мгновенной смерти – приобретённый ценный опыт того, кто слетал к краю, хотя на время воротился к жизни.

– Ей было морально тяжело. Она чуть не умерла, в реанимацию попала.

– Не умерла же. Наших парней убивать пошла. – Мужчина выдал, в чём обвиняет подругу. – У них, к вашему сведению, семьи, дети. Кто не женат был, родители осиротели.

Если действительно автомобиль взорвала Нилю – вопрос вопросов, – ей нет оправдания. Насилие как способ сказать что-либо системе – за гранью смысла. Где доказательства, что это сделала она? У Леры раскалывалась голова – сознание? – от неясности. Пыталась унять бунт в голове. Между тем дознаватель поучал Леру. Её-то зачем?

– Её подрыв – укус комара для нас. Комара хлопнули, прибили. Вы лично не проявили бдительность, не сигнализировали вовремя, что Бердиева не к тем примкнула.

Лера согласилась с мнением дознавателя, она потеряла бдительность. После онкологического диагноза вместо живого общения у них были редкие встречи и звонки. Потеря бдительности – обвинение не дознавателя, себя будет обвинять, – выльется в непреходящую скорбь Леры, в вечную напоминалку: как бы что не случилось неприятного с близкими, будь начеку.

– Что скажете о семье?

Ищет триггеры в истории семьи? У кавказских шахидок в анамнезе семейная трагедия. У Нилю? Судимость Эсмеральды, передачки брату, нехватка денег, невозможность стать матерью, диагноз? Вкупе тянет на трагедию. Но была мать, ремиссия, преданные подруги, влюблённость в Мурада, перспектива с ним. Любовь поздно, но пришла. Немало. Нилю выработала сберегающий режим, сносно чувствовала себя в последнее время. Не нуждалась в последние год-два, хотя это вряд ли ценилось ею. Благополучие имеет значение, если человек рассчитывает на долгую жизнь. Она не рассчитывала.

– Жили по средствам, много работали.

– И брат?

– Он в тюрьме сидел два раза.

Знаешь про семью лучше меня, глупо расспрашивать, глазами сигнализировала Лера капитану, или хочешь поймать, когда оговорюсь? Что интересного, что не знаешь ты, знаю я? Ах, да, Асхат. Его не следует упоминать. Слишком личное, прямого отношения к делу не имеет. Би хеппи, донт ворри, мачо. Нилю не простит, если всплывёт твоё имя. Ты ей непосредственно не вредил, даже помог, избавил от анахронизма (девственности).

Чтоб не сболтнуть про Асхата, представила его сгорающим в огне. Сгорел до пепла. Представила пепел в ладони. Пепел нужно сдуть, вычитала она совет в инете, чтобы избавиться от навязчивого образа. Дунула не в воображении, в реалии, на ладони:

– Извините, ладони горят.

От напряжения Лера плохо соображала. Разболелась голова. Глаза затуманились. Капитан почувствовал, самочувствие Леры ухудшается, пожалел:

– Ладно, идите. Извините, побеспокоил в праздник.

Для этих ничего не значащих сведений он её вызвал? Убедиться, что она не была в курсе намерений подруги? Слаб спецслужбист, не тех опрашивает. У него лишь доля правды. Где остальное? Капитан добился обратного эффекта: укрепил уверенность, что подруга в ДТП погибла. Ни фото, ни протокол экспертизы не выложил. Почему она должна ему верить? И в энтомологии слаб. Самые кровожадные хищники в мире животных – комары. Упиваются кровью. Человек перепил, выпитое обратно выплёскивается. Комары перепьют, их раздувает, и только. Кусаются исключительно самки. Высасывают крови свыше собственного веса в разы. Малярийные заразу вживляют.

А как комары раздражают?! От зуда их десанта человек готов на стенку лезть. Уснуть невозможно. Человек охотится на них, по уху себя бьёт, по рукам, убить хищниц не может. А чесотка от них? До отёка, до крови.

Лера не стала рассказывать дознавателю, когда произошёл перелом в Нилю. У каждого своя житейская драма, но не каждый подрывается. Что её рассказ объяснит? Ему надо установить немногое: кто и за что.

Она принимала седативное, спросит Леру капитан. Как без них при онкодиагнозе? Лера решила не отвечать на избыточный вопрос. Это легко установить по медицинской карте, которую, скорее всего, капитан проштудировал. Перепроверяет, насколько глубоко Лера была осведомлена о делах подруги. Допустим, Нилюфар связалась с радикалами, она ни за что не делилась бы информацией, не подставила бы под возможные в будущем проблемы ни подругу, ни родных, берегла. Как Лера её. Поэтому Нилю ограничила общение с ней?

Лера не знала, регулярно ли употребляла подруга седативные препараты. Она в деталях запомнила Нилюшкины впечатления от первого укола. По её словам, седативное дает отстранённость от ситуации, дум, людей. Нилю предстояло исследование сердца с помощью видеокамеры, по-народному – шланг глотать. Врач предупредил, чтобы она не волновалась, процедура пройдет без эксцессов, ей сделают инъекцию.

В 7:30 незнакомая медсестра, не постовая, пришла с маленьким чемоданчиком, набрала в шприц препарат, поставила укол в ягодицу: терпимый, не слишком болезненный. Через десять минут постовая медсестра открыла дверь, встала на пороге, подбоченившись. «Бердиева, пошли сдаваться! Общий анализ», – крикнула в палату. Сестра повела пациентку под руку на второй пост. Сестра громко объявила толпе: Нилю первой сдаст анализ, и отправилась восвояси, на своё рабочее место.

Нилюфар села на стул возле лаборантского стола. Медичка вот-вот должна была прийти. Сидит, молчит. Прокол пальца – нож в сердце, инъекций в вену, в ягодицу Нилю боялась меньше, чем забор крови из пальца. Странно, оценила она своё состояние, ни за предстоящий прокол пальца, ни за противнейшую процедуру заглатывания шланга не волнуется. Укол начал действовать. Безразлично стало, как пройдёт обследование, что с сердцем, почкой, и далее, и прочее. И вообще стало безразлично, как скоро наступит конец, когда не надо сопротивляться жести, болезням, эмоциям. Прислушалась к новому состоянию; оно нравилось, поднялось настроение.

Сидит, наблюдает за публикой, ждет лаборантку. Выдвигается из толпы мужик с животом на девятом месяце беременности, начинает скандалить, почему Нилю пролезла без очереди. Пациенты будто не слышали объявление медсестры, наблюдают, кто выиграет перебранку.

– Я не шелохнулась, спокойно повернулась к нему, хотела что-то сказать. Вдруг отчетливо понимаю: неохота открывать рот, думаю, не сдвинусь со стула, хоть тресни подо мной пол, хоть провалюсь в подвал. Представляешь? Я была совершенно хладнокровной. Классное состояние! Лень было объяснять, почему именно я сижу возле стола лаборантки, что мне на первый этаж к 8:00 на обследование, что это не мой каприз, правило в отделении – пропускать без очереди, кто после седативного укола идёт на обследование.

Пришла лаборантка, быстро проколола, всосала в трубку сколько надо крови, сунула ватку в ладонь за двадцать секунд, не больше. Зачем из-за этого скандалить? Я встала, пошла мимо беременного мужика к лифту.

– Голова не закружилась? Мутило?

– Шатало, необычно, но нравилось. Хорошее настроение, ангельское терпение, желание одного – мира. Сидела на стуле, ясно видела наперёд себя через полчаса, но не волновалась.

Лера позавидовала подруге. Она не испытывала еще действие седации.

– Шланг как прошёл?

– Позывы были, но не вырвало, я натощак была. Представляешь, сердце через желудок смотрят? До палаты довезли на каталке. Спать хотелось.

– Заснула? – Лера думала, седативное клонит ко сну.

– Нет. Просто спокойно лежала. Хотя в палате после обследования женщины сразу засыпали, как только их в палату привозили.

Принимала седативное по назначению врача, скажет Лера капитану. Утаит вывод Нилю: «Мне понравилось. Делали бы седацию всем подряд – скандалов не было бы. Покой на Земле бы наступил. Всё просто».

– Что скажете про мужа?

– Красивый мужчина.

– Даже так? – Бравый капитан приревновал Леру. – О чём говорил?

– Я с ним не разговаривала. Видела один раз мельком.

– Вас не пригласили на свадьбу?

– Был только никах в узком кругу.

– Что она о вере вам говорила? Брошюры читать давала?

– Нет. Уважаем, уважали, – поправила себя Лера, – убеждения друг друга.

– Не верю, что была хорошей, но внезапно превратилась в ведьму.

– Она не ведьма.

– Солдату, который погиб от взрыва, показалась ведьмой.

Единственное плохое, что Лера разглядит в Нилюфар, это ярая нелюбовь к милиции, но и она отнюдь не ненависть. Мотивы рокового поступка подруги – нереализованное материнство, смертельный диагноз. Неприятие системы, нелюбовь к милиции – лишь поводы. В отличие от Молоденькой, школьный курс обществоведения не выветрился из головы подруги, была уверена Лера, Нилю не слепой котёнок 19 лет, различает, что такое хорошо, что такое плохо. Во вторичную смерть⁸ не верила.

– Милицию не уважала.

Глаза дознавателя сверкнули в ответ на это утверждение. На немой интерес «почему» Лера добавила:

– Брат подростком попал в колонию. Несколько неприятных случаев с милицией в махалле было.

– Отомстила милиции сполна. Бойцов не жалко, которых она погубила?

Лера припомнила милицейское «недоразумение» хромоногой соседки. Стемнело. Девушка учительского вида: белый воротничок, длинная юбка, в прекрасном расположении духа шла домой. Её окликнули. Остановилась, повернулась. К ней торопился милиционер. Девушка спокойно его дождалась. Она ничего не нарушила, поэтому не волновалась. Милиционер спросил: «Где живете?» «Вот», – она махнула рукой в сторону домов поодаль. «Идемте со мной», – парень крепко схватил девушку за плечо. «Почему я должна идти с вами?» – девушка пыталась вырваться. «Капитан приказал», – сержант указал головой в противоположную сторону. Там стоял милицейский «уазик» с открытыми дверцами. Раздвинув широко колени, вполоборота к ним на пассажирском месте сидел тучный мент, наблюдал. В памяти девушки вспыхнула сплетня – сплетня ли? – о «субботниках» в милицейских участках: задержанные девицы бесплатно «обслуживают» блюстителей порядка, за что их отпускают без последствий. Неужели её увезут на «субботник»?

Девушка сопротивлялась, сержант извинялся: «Едем, видим, идёт пьяная. Капитан приказал задержать». У самого лицо красное, глаза нетрезвые. «Я пьяная? Вам другая идея не приходила в голову? Я с рождения “пьяная”». Брызнули слёзы, завелись эмоции. Парень растерялся, не знал что делать. Прекрасного настроения как не бывало. «Я не виноват, капитан приказал», – забормотал служивый. Девушка пуще заревела. Растерянный парень всё крепче сжимал её плечо. От боли она пришла в себя. С силой дёрнула руку, вырвалась из ментовских объятий, пошла в сторону домов. Постучалась к Лере, попросила таблетку от головной боли.

«Ну почему в этом мире столько психов? На каком таком заводе их производят?»⁹

Истории неприязни к милиции случались сплошь и рядом, Нилю не единственная. Лера сидит теперь перед капитаном, отдувается за двоих, почему подруга невзлюбила милицию. Были причины. На вопрос, не жалко ли ей пострадавших от взрыва силовиков, промолчала. Капитан не поверит, ей всех жертв жалко, обе стороны. Она не «болела», не «болеет» ни за кого, не вступала, не вступит в никакие партии, фонды. Пройдет тревожный год, распри государства и оппозиции закончатся, она перестанет смотреть ТВ.

Лера крепко запомнит «Вы оценили, я домой позвонил, мог бы на работу. Не хочу лишних проблем для вас». Что, она должна в ножки ему кланяться за это? Она не взрывалась как минимум. Что касается подруги, кто знает, зачем она это сделала, если сделала. Трактовки мотивов: нуждалась, мстила, потеряла любовь, безумная неофитка – не подходят. Угасала, поэтому решилась? Тогда это суицид, не борьба, не «подвиг».

Ответ, зачем она это сделала, если сделала, подскажет Лере Андрей. Спецслужбист отпустит Леру. Она сядет в автобус, поедет к родителям сообща справиться со стрессом. Доехав до махалли, будет еле плестись с тяжелой сумкой гостинцев. Её догонит Андрей:

– Дай помогу, – мужчина вырвал сумку вместо приветствия. – К родителям?

Куда ещё? Лера не ответила, шла с понурой головой.

– К Нилюфарке зайдешь?

Неуместный вопрос, она рта не раскрыла. Андрей трещал:

– Сорок дней завтра.

Сакральный срок. Лера удивилась, ему какое дело?

– Лучше не ходи. Следят. – Андрей играл в заговорщика.

Ей не хотелось говорить. В отличие от Андрея, сыпавшего вопросами.

– Почему мужа на похоронах не было? Ты его видела? Я видел. Обедали вместе, – слегка склонившись к ней, прошептал Андрей.

Наконец-то не вопрос, любопытный факт. Брат Нилюфар Рахим не мастак налаживать элементарный быт, он мастер языком трепать. В доме Бердиевых дымила духовка, подгорала сверху, не пропекало снизу. Не выдержав пыток неисправной духовкой, Нилю, по совету соседей, пригласила Андрея, забулдыгу и лоботряса, на трезвую голову универсального мастера по искоренению всяческих неполадок. Он отключил газ, разобрал плиту, собрался чистить вентиль. Для этого нужна ветошь. Мастер с хозяйкой прошли в гараж.

– На ветоши были следы от оружейной смазки. – Андрей остановился, попридержал Леру за руку, чтобы оценила важность информации. – Чуешь, чем дело пахнет?

– Подумаешь, – отозвалась Лера.

Мужчина сообщил потрясающую новость, Лера приняла за безделицу. Андрей обиделся. Было отчего: раскрыл тайну, не оценили. Объяснил проще:

– У него пистолет, может, автомат.

– У кого?

– У мужа. Рахим пользоваться оружием не умеет, чистить – подавно.

– Уверен?

– Я что, в армии не служил? Нагар или смазку на ветоши не различу?

– И что это даёт? – подумав немного, спросит Лера.

– Из-за него она хлопушкой дёрнула.

– Сама захотела…

– Взрывную волну на себя приняла, погибла. Для партизана «орден» заработать хотела.

– Какой орден, какой партизан?

– Для радикалов заслуга, если жена шахидка.

– «Заслуга»? Орден за смерть? Соображаешь, что говоришь? А если она беременная была?

– Не была.

– Тебе-то откуда знать?

– После облучения детей не бывает.

– Много знаешь!

Лера и Андрей дошли до места. Оставив сумку у входа, Андрей ушёл, на Лерино «зайди, чаю попьём» – обязательное в махалле правило приглашать любого, кто оказался у ворот, – отказался. Ушёл с угрозой на устах:

– Вот увидишь, докажу, боевик он.