Журнальный мир

Мы с ним сидим в кафе на берегу реки Шпрее. Он выбрал столик на открытой веранде. Я прилетел сюда, в Берлин, чтобы взять у него интервью. Я столько лет зачитываюсь его прозой, что, как только у меня выдалась возможность увидеться с ним в реальности, тут же ухватился за нее.

Олег прекрасно выглядит. Ему идет седьмой десяток, но на щеках играет легкий румянец, а глаза цвета небесных далей ясны и притягивают взгляд калейдоскопом разных оттенков.

– Я в своей жизни посетил немало красивых мест, мне очень повезло в этом плане. – Олег многозначительно помолчал, – Но знаете, какое самое красивое место на Земле, на мой взгляд?

– Какое же?

– Место, где вы на самом деле счастливы… Где вам спокойно, где вы в ладу со всем миром и собой, со своей душой. Вы искренни, вам больше не нужна эта чертова игра, не нужна погоня за сиюминутным признанием, за одобрением или пониманием.

– Где? – переспрашиваю я.

– Где? А, я не сказал? Да и не важно где… Вы можете оказаться где угодно: в кино, в трамвае, в кафе, на улице, под звездным небом или под ярким солнышком, возле моря или реки, или в пустыне. Я не привязываю вас сейчас к месту, пусть оно у меня сейчас есть, всплывает как образ, но он лишь мой образ, понимаете? – он улыбнулся – О, черт, старая привычка, спрашивать, понимают ли меня… Дело в том, что раньше я очень плохо говорил по-немецки. Я вырос в России у бабушки, и только после института мои родители забрали меня к себе… И вот беда, у меня совсем не оказалось склонности к языкам. Поэтому я все время ошибался, говорил либо слишком долго, либо слишком коротко. Я просто не мог подобрать правильных слов. Знаете, я все время пытался перевести свои мысли с русского на другой язык, и из-за этого не выходило ничего, пока я не научился просто выражать свои мысли на другом языке…

– Вы и сейчас так, или это было давно, только в вашей молодости?

– Только в молодости, да, конечно… Сейчас, в силу возраста, привычек, моего богатого прошлого эта проблема решена…

– А на каком языке вы пишете? – смотрю на экран телефона, проверяя, не забыл ли я отключить звук.

– Я пишу на английском, потом на немецком, когда хочу донести свою мысль до немцев, – несколько рассеянно продолжил он. – А для себя я пишу только на русском.

– На русском?

– Да, это мой язык, мой основной язык. Язык, на котором я хочу писать, язык, который мне дорог с детства, единственный язык, которым я владею на сто процентов. В конце концов, это язык, который я больше всего люблю, – он внимательно посмотрел на меня.

– Вы говорите как большой патриот, но… Почему же тогда вы не возвращаетесь на родину?

– Мне достаточно поскучать по России и здесь. Легкая ностальгия очень прекрасна, и в ней нет ничего общего с будничной жизнью в самой России.

– Что вы любите больше всего? – задаю стандартный вопрос я.

– Жизнь, – спокойно ответил он, – И жить. Жизнь и жить. Это то, ради чего все это происходит… Не так ли? – он лукаво смотрит на меня.

– Да? Я не понимаю…

– Ну мы, ты, я, все мы… Так или иначе все мы тут временно… Но хотелось бы – подольше, получше, так чтобы было интересно, хорошо… Ну вот хоть бы сравнить с кино, вы ходите в кино?

– Да, конечно, а как же… – растерялся я.

– Ну, кто-то, например, не любит кино, тогда я бы привел совсем другой пример. Вы приходите в зал, проходите, садитесь, занимаете свое место. Вы выбрали фильм себе по душе, у вас даже есть легкое предвкушение, а может, совсем нет никаких ожиданий, все зависит от вашего настроения… Но вот, этот момент, идет фильм и… Вы в нем растворяетесь, вы полностью в нем, ну если это хороший, разумеется, фильм – оговорочка, знаете ли… Это то, что вы выбираете для себя… Чем вы себя занимаете, то, что вам нравится, чтобы прожить эту жизнь вкусно, ярко, хорошо… Вы любите водку?

– Не совсем. Вернее, нет. Абсолютно не люблю.

– А что вы предпочитаете? – он спокойно уточняет.

– Я люблю вино, но обязательно красное.

– Да, вот оно… Этот момент выбора… Вы когда-то решили, что для вас именно так – вкусно, хорошо, отлично! – он снова немного помолчал и затем продолжил: – Я имею в виду стандарты – это пустое, как вы живете и что выбираете, главное, чтобы нравилось вам самим.

В номер я не вошел. Я вбежал. Меня переполняло предвкушение. Теперь я могу отправить ему свою рукопись.

Я считаю, эту рукопись должен прочесть он первый. Он ее оценит, я знаю… Уже в Москве меня вдруг начинают терзать сомнения. Все же я решаюсь и отправляю рукопись, следом за интервью.

Он молчит. Молчит уже неделю. Вторую.

Звонок на мой мобильный.

– Алло? – отвечаю не определившемуся в телефоне абоненту. – Да, это я… Кто оставил записку? Мо́кринов Олег? Не понял? В каком смысле?

Еще раз, как в замедленной съемке и при этом в ужасном по качеству фильме переспрашиваю, рассеянно тру лоб и сажусь на пуф в прихожей.

Его больше нет. Да, цветущее здоровье, оказалось, только на вид… У него на рабочем столе осталась записка для меня:

«Сходите лучше в кино».