Журнальный мир

* * *

Поболит – и пройдет…

Собирайся, мой милый, в дорогу.

Пусть другие леса для тебя приготовили шум, –

Ничего не скажу.

Безответному тихому слогу

Сквозь немые объятья камней не пройти далеко.

Поболит – и пройдет.

Позову к себе старого друга –

Принесет костыли, посмеемся над этой хворьбой.

Ничего не скажу.

Пролетая от уха до уха,

Твой прощальный привет не приносит с собой ничего.

Поболит – и пройдет.

Не бывает смертельных недугов,

Посижу в тишине – все срастется, любая дыра.

Ничего не скажу.

В круговерти растерянных звуков

Собирая чужие слова, не сыскать своего.

Поболит – и пройдет,

Собирайся, мой милый, в дорогу.

Пусть всегда для тебя будут трелить другие леса, –

Ничего не скажу.

Лишь отправлюсь с тобою в тревогу,

Одно ветхое верное слово вложив под ребро.

* * *

Привычно догорел обычный день,

И капли звёзд нападали во тьму.

«Пойду на воздух». – «Тёплое надень.

Возьмёшь сухое белое?» – «Возьму».

Взрывает полночь голубой раскат.

«Всё не могу решить вопрос простой:

Господь сердит или свой грешный сад

Он освежает спелою водой?»

«Ты выпила». – «Я выпила давно.

Но хмель того вина не растворим

Так просто». – «Милая, закрой окно,

ложись ко мне, потом поговорим».

Уносят дни настенные часы –

Стучит каблук по длинной мостовой.

«Ты спишь?» – «Я спал». – «Какие видел сны?» –

«Я сплю ещё. Мне снится голос твой».

Тревожными лучами мрак прошит.

Заплакано стекло. «Который час?» –

«Четыре… Пять… Всё не могу решить:

Господь спасёт или погубит нас?»

Рассвет вползает медленно, как тать,

Вскрывает тайники ночных углов.

«А мне никак сегодня не понять,

Что станет с нами после стольких слов?»

«Мне рано на работу». Стынет твердь.

Дождь разучил кантату на трубе.

«Но, чтобы ты спала ночами впредь,

Послушай, милая, что я скажу тебе:

Мы станем небом, звездами, луной,

Орлом в полёте, голубем в руке.

Мы станем полем, зернами, травой,

Собакой в будке, ланью вдалеке.

И если нам положат сотню лет

Грести в Оби чешуйчатым хвостом –

Мы выплывем и превратимся в свет,

Разлитый над Димитровским мостом».

* * *

иногда происходит со мною

происходит со мной иногда:

одиссей нападает на трою

зеленеет в стакане орда

мне случается трепетно пушкин

мне бывает томительно блок

я висела сегодня на мушке

я почти что спустила курок

иногда происходит со мною

происходит со мной черт-те что:

бабка в зеркале с длинной косою

померещится светлой мечтой

за окном разухабился город

а над городом «сушки» парят

а над «сушками» ласков и воланд

синий космос меняет наряд

а над космосом? что-то со мною

происходит со мной навсегда:

темно-сине-зеленой волною

накрывает суда без следа

покрывает прохладной ладонью

раскаленный, в испарине лоб

золотую улыбку мадонью

разливает всемирный потоп

всё, что есть – происходит со мною

проникает, как в почву вода

дверь входную я робко открою –

никогда не закрыть, никогда.

* * *

Не оставляй меня одну

Наедине с моими снами –

Большими влажными глазами

Они влекут к ночному дну.

Я ухожу на глубину.

Бездонней, чем рука Господня,

Полночных крыльев преисподняя

Вздымает чёрную волну –

Я в этом призраке тону.

Нет берега в реке подземной,

Но ты, парящий и неземный,

Не оставляй меня одну.

Была одета

Ушла из дома – и не вернулась,

Была одета.

По крайней мере, была одета.

И ни привета.

И нет ответа на все запросы –

От Интернета.

И не понятно, куда отныне

Летит планета.

Деревья томно, как дамы платья,

Снимают лето.

Как будто муха по пыльным стеклам

Ползет комета.

Невозвратимо и безответно

Ты ходишь где-то.

И в этом где-то счастливый кто-то

С тобою это…

Зачем мне это когда мне то-то,

И больше света!

Как можно больше разлейте света

В пыли паркета!

Я там, уснувший, лежу и вижу,

И мне согрета,

Душа согрета одной картиной:

Ты ходишь где-то…

* * *

Подобие весны московских улиц

Налипло грязью вымокших ботинок.

О, этот горький вечный поединок:

Природа человеку кажет дули,

Пока он утверждает господина.

Москва, Москва, оставь меня, оставь.

Я здесь случайный неуютный житель –

Подержанный пустой огнетушитель.

Москва – огромный огненный состав.

Дрезину мне! И больше не держите.

Нет места человеку на Земле.

Тем более, в Москве ему нет места.

Он бегает по лужам, месит тесто,

Но чем быстрей, тем взгляд его тусклей,

И говор злей, и хочется протеста…

Бунтует человек среди Москвы.

Ах, как я понимаю эти волны!

Их дикий шум – неистовый, разбойный,

Масштабы операций восковых

И ведра новогоднего попкорна…

В Сибирь, в Сибирь! Скорей и навсегда.

Пока душа еще надежна в теле,

Пока я помню ель и запах ели,

Пока стоят другие города,

Я – из Москвы. Уже на той неделе!

* * *

На сколько хватит этого добра,

Которое заваривала мама

В стеклянном шаре раннего утра,

И уходила исполнять программу

По отмыванию чьих-то черных рам –

До вечера, до ночи, до забвенья…

А я живу, пишу стихотворенья

И никаких не ведаю программ.

Спасибо вам, хранителям систем,

Которые в пыли житейской драмы

Спокойно шли и отмывали рамы

От жирного налета вечных тем.

И терпеливо подносили рты

Галдящей стае выводка рябого,

Которая не ведала ни слова,

Ни этим словом свитые кресты.

Спасибо вам. От ночи до утра,

С утра до ночи – непоколебимо

В стеклянном шаре раннего добра

Хранится всё, что должно быть хранимо.

* * *

Катился шар, катился шар земной

Из ночи в ночь, от севера до юга

Покоен летом, раздражен зимой

А мы бродили по сердцам друг друга

Катился шар, гудел, не уставал

Из года в век, от города до луга

Катился шар, горел и остывал

А мы дрожали друг напротив друга

Шумело все. Ревело, голосило

Я за тобой была. Ты был за мной

Неведомая, неземная сила

Катила между нами шар земной

Катился шар, гасила день свеча

Катился шар, ходила ночь по кругу

Катился шар и целый мир молчал

Который мы могли сказать друг другу