Журнальный мир

Пришел домой как обычно в восемь — чтобы не волновать маму. Была пятница. Стояла краснодарская весна в полном цвете и аромате. Мама смотрела телевизор. Давали фильм «О бедном гусаре замолвите слово», в новой версии без цензурных сокращений, которые так обижали режиссера — всеобщего любимца Эльдара Рязанова. Как раз шла «реабилитированная сцена» — гусары отдыхают в публичном доме. Героиня Настенька-Дездемона ищет здесь справедливости.

— Я должна серьезно с тобой поговорить.

В голосе мамы была интонация, не обещавшая долгого обсуждения проблемы — мама уже все решила. Мне остается только выслушать и выполнить просьбу, которая по своей сути — приказ. Данная ситуация уже неоднократно повторялась и ничего плохого не предвещала. Спокойно налил чай и расположился на диване, у телевизора, чтобы внимательно послушать, покивать головой и пообещать выполнить просьбу. Гусары сентиментально развлекались с девушками, а их командир — в исполнении ироничного Гафта — пьяненько играл на пианино в четыре руки и пел хором что-то похожее на романс, сочиненный Андреем Петровым.

— Ты знаешь, — продолжила мама, досмотрев эпизод, — звонила твоя несостоявшаяся теща Валентина Степановна. У нее беда. Лена поехала в Абхазию и не может вернуться. Ее там, наверное, удерживают. Валя очень просила помочь — плачет, волнуется. Муж Лены поехать не может. Он грузин. Абхазы их не любят. Его там убьют. Я пообещала и обо всем уже договорилась. Позвони Леше — он завтра летит туда на вертолете. Он тебя возьмет.

Упоминание троюродного брата Алексея чуть испортило мое благодушное настроение. Мамины фантазии вдруг стали приобретать характер выполнимого задания. Леша был летчиком — веселым, бесшабашным парнем, летающим на всех типах самолета и вертолета. Дослужился до подполковника, чем очень гордился, огорчая жену разговорами о ее будущем вдовьем счастье: «Подполковник, Ира, — как он говорил, — это похороны за счет государства!» Леша распоряжался авиапарком местного ДОСААФа как своей собственностью, о чем мне было хорошо известно. Впрочем, оставалась какая-то надежда на его здравомыслие. Ведь в Абхазии война. И чего ему рисковать ради чужих интересов — в его жизни много других приключений. В свое время мама вмешалась, когда его призвали в армию и определили в подводники. Она «подняла всех» и Леша стал летчиком — о чем мечтал. Поэтому маме он действительно отказать не мог, но со мной должен говорить иначе, и может быть, найдет причину не лететь. Не без надежды на благополучный исход дела я набрал номер телефона.

Леша узнал и обрадовался:

— Тебе повезло. Летим завтра. Приезжай первым троллейбусом. Возьми деньги — водку купить надо. Будем обмывать счастливое освобождение твоей бывшей невесты. Извини, завтра поболтаем. Сейчас фильм смотрю, нравится, про нас!

В фильме Мерзляев плетет интриги. А не оводевилил ли Рязанов «Пятую печать» Фабри? — подумалось. Надо посмотреть по годам. Ну, это потом — когда время будет.

Первая серия закончилась. Можно поспать. Возникла мысль побриться, чтобы утром не терять время. Зачем? На войну лечу. Да и примета плохая. Как там Ленка? Первый раз подумал…

С Еленой сблизился после второго развода. Знал давно, а тут как-то разговорились о книгах, и пошло. Она была образована, начитана, окончила литературный факультет университета. Была моложе меня, привлекательна особой красотой. Ее грузинская внешность была чуть смягчена негрузинской женственностью. В облике была печаль, была и загадка прежней жизни, пережитых трагедий. Как выяснилась, несмотря на молодость, — вдова. Поначалу она теряла любимых мужчин. Папа — красавец-грузин, спортсмен, — трагически закончил жизнь. Он на глазах у дочери прыгнул в море со скалы, не рассчитав глубину, и разбился о камни, сразу насмерть. Муж ее тоже грузин и тоже погиб нелепо — несчастный случай. Жила с мамой. Мама русская. Но Лена рвалась в Грузию. Папина родня в Абхазии ее всегда ждала. Там были друзья, был дом и мандариновый сад. «Так хочется в Грузию» — не уставала повторять. Улетала в Сухуми при первой возможности. Без меня. Позволяла только проводить до самолета.

— Тебе со мной нельзя. Только после свадьбы попробуем.

— А я приеду без разрешения, поселюсь по соседству.

— А приедешь — сначала женят, потом убьют. У нас в Грузии так.

И улыбалась, целуя на прощание.

Возвращалась, но продолжала «грузинскую жизнь» — вечно гости, встречи-проводы, заботы о родне, о знакомых, о знакомых знакомых. Жизнь ее напоминала фильм Иоселиани о дрозде. С ней не получалось остаться вдвоем, что не нравилось и настораживало. Я охладевал, почувствовал, что не ее герой. И она как-то незаметно отдалилась — улетела. Потом общая знакомая, как бы между прочим, сообщила, что Лена вышла замуж за грузина, живет в Сочи. Проверяла? Может быть. Я не расспрашивал — было уже неинтересно.

Утром еду к Леше. Поднимаюсь на пятый этаж, звоню. Его нет дома. Жена говорит: «В гараже». Действительно, Леша ждет, машина уже разогрета. Обнялись. Поехали, скорее — полетели. Дорога пустая, светофоры пока желтые, скорость запредельная — для меня. Леша скорость не чувствует— летчик!

— Едем на «казачий рынок» — по пути. Я там всегда закупаю горючее. Без водки наши самолеты не взлетают.

Как выяснилось, Леша возит в Абхазию боеприпасы. Назад возвращается с погибшими бойцами. Их хоронят на родине — в Адыгее.

— Зачем ты в это ввязался?

— Клятвенно обещают звезду «Героя Абхазии». А это пенсия, квартира в Сухуми, а может быть, даже домик с садиком у моря. У них так.

На рынке купили два ящика водки майкопского производства — вода из ледника, на смородине.

— Обычно беру один ящик, сегодня — два, особый случай!

Аэродром ДОСААФа недалеко — в Яблоновке, а это уже Адыгея. Вертолет готов. На меня смотрят чуть с удивлением, но вопросов не задают: Леша здесь главный! Грузим водку и взлетаем.

С Лешей на вертолете лечу не в первый раз, но восторг от полета сразу как-то схватывает за горло. Не говорить, не думать не могу — только парить над землей и смотреть.

— Домчу за полтора часа. Будет связь с абхазами, поручу найти и доставить Елену, если жива, — шутит Леша.

Летим не высоко уже над горами, дальше перевал — и вдруг сияющее под солнцем море. Появилась связь. Леша рассказал все что надо весьма осторожно: невеста брата, о муже грузине — ни слова (значит, все-таки дело серьезное). Без лишних вопросов местные ребята взялись за дело. Слышны разговоры. Язык незнакомый, но по интонациям понятно — «главный» распоряжается.

— Серьезные парни! — говорю.

Леша улыбается:

— Надень спасательный жилет.

— Зачем? Я хорошо плаваю…

— Знаю, но могут подранить, тогда жилет поможет, может быть.

Выполняю приказ командира. Понимаю, что могут сбить, но беспокойства нет. Слишком сильна «радость полета».

Долетели. Садимся на поляну рядом со стадионом, что недалеко от моря. Встречают «серьезные ребята» с оружием, в камуфляже. Главного зовут Асхат. Леша меня представил — «брат». Этого оказалось достаточно — приняли как своего давнего друга. Кавказское приветствие: крепкое рукопожатие, объятия с прикосновением небритых щек. Обратный груз уже готов — по-мусульмански прибранные тела, правда, чуть небрежно, чувствуется, что второпях. Леша не вникает в загрузку — не в первый раз, все налажено, лишнего не положат.

Идем в помещение. Стол накрыт. На почетных местах сидят старики, дальше располагается молодежь — отдыхают. Асхат садится во главе стола, Леша — рядом, я — чуть дальше. Приносят нашу водку. Подарок понравился. Заулыбались даже аксакалы. Начался кавказский пир — мясо, зелень, водка. И тосты-комплименты: длинные, остроумные, но без насмешек — «только хорошее». Обо мне никогда так много и хорошо не говорили. А видят ведь в первый раз. Но мне неловко и как-то непривычно — мужики восхищаются друг другом, и женщин нет. Леша «купается в славе», наверное, уже освоился. Он здесь изменился, и весьма заметно: держится с достоинством, как горец, говорит медленно, с улыбкой и с чуть заметной иронией. Покуривает. Пепел скидывает на безукоризненно чистый пол.

Солнце прожектором стало светить с моря. День катился к вечеру. Окна прикрыли. Привели Елену — неопрятную, измученную, открытые руки в ужасных синяках. (Ее здесь избивают? Зачем?). Бесчувственна. Меня как будто и не узнает.

Горец властно держит ее за запястье, хотя она не сопротивляется. Судя по его виду, именно он ее избивает. Старики смотрят с одобрением — «какой молодец, какой джигит»!

Асхат мне с улыбкой:

— Зачем тебе эта проститутка? Здесь война. С тобой согласится улететь любая красавица.

— Влечет. И мама просила привести.

— Хорошо, забирай. Родителей надо почитать.

Старики одобрительно закивали.

— Пусть подпишет дарственную на часть домика, которой владеет, — в пользу защитников Абхазии.

Асхат достал уже заполненный нотариальный бланк (позаботились заранее — защитники отечества!). Стараюсь не смотреть на Алексея, чувствую, что он «закипает» и вот-вот «взорвется».

— Пиши, Лена, и полетим домой. Мы за тобой. Вертолет ждет.

Елена подписывает бумаги — устало и равнодушно.

Пора лететь. Встаем, сердечно прощаемся. Последние комплименты и слова благодарности. Нас провожает вся компания. Лену властно ведет все тот же джигит. Последние рукопожатия у вертолета. Дверь закрываем. Леша заводит двигатель.

— Вот сейчас взлетим, стрельнут — и концы в воду.

Леша поднимает вертолет, делает прощальный круг, улыбаясь машет рукой провожающим, чуть наклонив кабину вертолета. Потом резко поворачивает от моря в сторону центра города.

— Так будет спокойней.

Елена сидит в грузовом отсеке среди покойников. Ее прорвало на рыдания. Сухуми с высоты очень похож на Краснодар, особенно центральная площадь. Вот уже Россия. Отлегло — кажется, живы — смеемся: «водку зря покупали». Подлетаем. Елена всхлипывает, устала. Приземлились. Прыгаем на землю. Лена спускается, как королева, — руки поданы с двух сторон. Она умылась и чуть пришла в себя. В магазине, что по пути, купили ей какую-то кофточку, чтобы прикрыть руки — она рассматривала одежду, подбирала. Вот ее дом. Леша не стал подниматься. Повел один:

— Лен, тебя родня сдала?

— Похоже.

В квартиру заходить не стал — расстались на пороге. Лишь «краем уха» услышал рыдания уже двух женщин.

Леша дождался. Распрощались. Его дом недалеко. Мне же ехать на троллейбусе через весь город, который был все так же «в цвете и аромате».

Дома идет вторая серия фильма. Настенька поет романс — «очаровательные франты минувших лет». Гафт, тоскуя, пускает благородную слезу. У мамы глаза на мокром месте — сострадает.

— Хорошо, что приехал. Я уже стала волноваться. С Леной все в порядке?

— Да, мама. Доставили живой и невредимой, без приключений. Тебе привет передает.

— Ну и слава Богу. Ужинай. Я досмотрю. Здесь уже конец скоро.

— Я сыт, мама. Нас хорошо накормили там. Выпью чайку с тобой.

Лена больше не давала о себе знать. Понятно. Все самое страшное, что могло случиться, с нею уже случилось. Нужно забыть и начинать жить «с чистого листа».

Леша так и не получил «героя Абхазии». Говорил об этом часто, с раздражением и обидой. Через несколько лет он погиб в аварии — лобовое столкновение. Ехал в станицу навестить родителей. Я видел протокол: Леша невиновен, правила не нарушал, скорость не превышал. Погибла вся семья: жена и две доченьки.

Асхат убит в Чечне, мелькнув на прощание на телеэкране обезображенным смертью лицом. Воевал за чеченцев.

Мама радует. Деятельно участвует в событиях. Чуть обижается на Валю и Лену: «Забыли. Вспоминают только тогда, когда им что-то нужно».

…Недавно встретил товарища, отдохнувшего в Сухуми.

— Как там Абхазия?

— Опять цветет.

И опять «за гранью дружеских штыков» — вспомнилось.

Краснодар, апрель 2018 г.