Журнальный мир

I

Однажды к Николаю подошёл его коллега по работе Василий Ярцев и предложил зайти к нему в семь вечера, благо они жили в одном доме, только Николай на седьмом, а Ярцев на третьем этаже. «Ко мне один приятель из Омска приехал, будет интересно», – загадочно пояснил Василий.

В семь часов вечера Николай уже заходил к Ярцеву в гости. Перед тем, как нажать кнопку дверного звонка, он ещё раз прокрутил в голове картины тех предположений, которые могли его там ожидать. Прогноз был очевидный: скорее всего, Ярцев со своим омским другом уже сидят за столом, пьют прозрачную водку да закусывают нехитрой едой. А водка сверкает и пьянит своих ухажёров, даря им призрачную надежду на то, что всё будет хорошо и чистые лучи истины прольются на их бедные головы защитными касками божьей милости.

Нет, сегодня много пить не буду, думал Николай, так, поддержу компанию, но в меру, чтобы только можно было спокойно плыть на корабле языка по бескрайнему морю разговоров и душою отдыхать на мирных волнах дружеских чувств.

Дверь открыл сам Василий Ярцев. Как всегда он выглядел достаточно неопрятным и всклокоченным как-то вбок. В то же время на этот раз он был одет несколько торжественно: чёрные мятые брюки с прилипшим к ним мусором, претендующая на важность момента плохо выглаженная рубашка с не отстирываемыми тёмными пятнами, и вообще он напоминал какого-то официально уполномоченного дипломата, только что чудом выжившего в страшной автомобильной аварии. Правда, у дипломата куда-то подевался его галстук, но мало ли что – может, он судорожно эту удавку снял, чтобы легче было дышать в объятиях панической атаки, охватившей всё его существо после того, как каски машин столкнулись, а мыльца людских тел из них выпали. Мыльца выпали и ждали врачей, чтобы те им не позволили в одночасье раствориться и умереть, исчезнуть в солёном и агрессивном море жизни. Чтобы врачи помогли им остаться и получить новую защитную каску, в которой они, как улитки в раковине или чернила в картридже, спрятались бы и жили дальше, медленно истираясь о ленту времени, записывая на неё эзоповы закорючки своей неповторимой судьбы.

В небольшой однокомнатной квартире Ярцева находились ещё две прилично одетые женщины лет сорока. Там же у окна одиноко стоял неприятного вида надломленный мужчина. Отталкивающий вид у мужчины был потому, что он напоминал уже многим знакомого чёрного человечка – миссионера: чёрные, отлично выглаженные брюки, ослепительно белая рубашка и чёрная полоска галстука, похожая на ту самую зашифрованную ленту времени, которая теперь траурной петлёй плотно обхватывала его тонкую талию шеи. Видимо, из-за наступающего кризиса чёрные человечки снова активизировались и побежали от своего главного офиса в разные стороны в поисках очередных великомученических жертв.

– Ну вот, теперь все в сборе. Проходи, садись на диван, – сказал Василий Николаю. Он познакомил Николая с женщинами, Лилией и Полиной и, показав на чёрного человечка, с известной долей патетики произнёс: – Знакомьтесь, это Роман, приехал из Омска. Хочет нам рассказать об очень интересных вещах, к которым наверняка мы все не останемся равнодушными. Ну, в общем, давайте послушаем…

С этими словами Василий присел на стоявший у стола стул, а Роман выступил вперёд и, из тюбика своего внутреннего мира выдавив на лицо маску счастья, обведя всех присутствующих добрым просветлённым взглядом, начал говорить примерно следующее: – Вот у меня нет машины… А зачем она мне: меня всегда возили. Я же заведовал в Омске сетью аптек.

Роман сделал интригующую паузу, лукаво улыбнулся и снова из зрачков глаз воссиял вспыхнувшим в них идейным лучом света. Помолчав секунды три, омич продолжил: – Но перед тем, к чему я в конце концов пришёл, сеть аптек просто какое-то безумие, бесполезная трата времени… Фирма «Орфей» – вот где настоящая жизнь… Почему называется «Орфей», в честь героя древнегреческого мифа? Да потому что продукция нашей фирмы – это не товар, а песня! Та песня, с которой не страшно спуститься даже в ад, а затем выйти из него живым и невредимым с воскресшими любимыми и дорогими сердцу людьми.

Далее Роман повернулся к хозяину дома и снова сказал, уже обращаясь только к нему: – Вася, принеси товар. Пусть наши новые друзья его оценят и сами убедятся в моей правоте, в том, что фирма «Орфей» – действительно мощная сила!

Василий тут же быстро поднялся и, пройдя на кухню по разбросанным на полу уже давно засохшим хлебным крошкам, начал там, как по шуму казалось, энергично копаться в каком-то мусорном мешке. Обратно к присутствующим он вышел с полным пакетом всяческих предметов, а также с блестящей, похожей на чёрную матросскую бескозырку, сковородкой в правой руке.

– Вот, посмотрите, – Роман показал на сковородку, которую, держа за негнущуюся ленточку рукоятки, достаточно деловитым и, казалось, уже привычным жестом поднял над своей головой Василий. – Чудо-сковородка. Можно всё на ней жарить без всякого масла. Сами понимаете – экономия налицо. Можно, например, её как бескозырку надеть себе на голову и пойти на рыбалку. Наловить там каких-нибудь серебристых с красными плавниками окуньков и без всякой масляной добавки их тут же зажарить на костре. А окуньки-то в бескозырке-сковородке лежат да, словно мысли в голове матроса, жарятся. Горячатся мысли, подскакивают от жары, призывая матроса к революции… Но нет, нам революции не нужны – мы и без них сможем построить себе счастливую жизнь, тихую и мирную… Вася, а теперь доставай из пакета следующую продукцию!

Положив сковородку прямо на грязный пол, Ярцев приступил к перебиранию лежащих в пакете предметов.

– Да вы не переживайте! – Роман ободряюще улыбнулся всем присутствующим. – У нас здесь есть всякие крема: блестящие, бежевого цвета, белого. Капнете на кожу всего лишь их малую толику, и ваше тело станет, словно из полёта состоящее, лёгкое и небесное. А вот зубная паста… Тоже совсем немного, крупицу этой пасты на зубы положите – и начнёт та крупица белить звенья зубные, словно бы те белые зубы пуговицами были, которые могли рот раскрывать-расстёгивать и жемчугами дорогими во рту, словно на дне моря, лежать. Да, я сравнил рот с морем, потому что всякий наш рот уже столько рыб за свою жизнь проглотил, что и подумать страшно! Ну и, наконец, чистящие и моющие средства… – замолчав, Роман попросил Василия из пакета, который тот продолжал покорно держать, вынуть порошки для стирки белья, ёршики для драйки унитазов, а также щётки для чистки ванн и кухонных плит, после чего продолжил говорить: – Совсем немного порошка – и ваш санфаянс станет белее зуба – вы даже сами тогда совсем запутаетесь и не поймёте, где находятся ваши жемчуга – то ли во рту надёжно спрятаны, то ли в ванной комнате по рассеянности остались лежать! Уж не говорю здесь о женской чудо-косметике… Наши прекрасные дамы только думают, что знают розовый цвет. На самом же деле их губы по-настоящему розовыми станут только после того, как они орфеевой помадой свой устный адрес помажут. Вот тогда действительно губы их начнут расцветать дивною речью, и что бы они ни сказали – всё хорошо и удивительно будет, так как жемчуга зубов и роза губ без слов вышьют нам приятное общение и даже любовь, как море, бескрайнюю.

После этого Роман начал предлагать присутствующим купить только что показанный товар. Николай мало что понимал в ценах, а вот женщины тут же возмутились – слишком дорого! На их реакцию Роман только снисходительно, даже как-то по-отечески, улыбался, словно мудрый воспитатель над поведением неразумных детей, а затем принялся снова терпеливо разъяснять. Объяснил, что слово «крупица» он не зря всё время повторял при рекламировании своего товара. Использовать товар действительно придётся по совсем небольшим порциям, а эффект будет такой, что будто бы вы непомерно много его расходуете! Или, например, совсем малую толику крема женщины положат себе на запястье, а помолодеет всё их тело – хоть стриптиз без застенчивости тут же танцевать им можно будет, восхищая собою изумлённых зрителей! Да и не только стриптиз танцевать – можно будет к новой жизни расцветать, из тёмного подземного ада по тросам-корням подниматься вверх, к свету и радости, нанеся на губы пылающий огонь красного крема и прыснув на омертвевшее тело из огранённого прозрачного пузырька живительную влагу ароматных духов.

Более того, как уверял Роман, там, в аду, находятся орфеевские дары – драгоценные камни, спрессованные из земных страданий. И чем больше камень страдал под тяжестью земных пород, тем ценнее становился, потому что от боли он начинал светиться, иногда превращаясь в твёрдую и прозрачную слезу. Спуститесь в ад, говорил Роман, заберёте орфеевские дары, а потом придёт за вами Орфей и поднимет вас обратно наверх на лифте своей песни.

В это время Василий покорно стоял рядом с Романом. Его хоть и праздничная, но неряшливая одежда соответствовала такой же обстановке в квартире. Большие окна были занавешены содержащими сложные узоры несвежими поблёкшими шторами. У граничащей с окнами стены находился простой ранее уже упомянутый стол, деревянный и бессовестно неопрятный, с лежащим на нём отключенным от электрической сети паяльником. Рядом с паяльником беспорядочно валялись какие-то блестящие детали, серебристые конденсаторы и похожие на тонких червей белые и синие обрывки проводов с торчащими из них колосьями медной проволоки.

Также в квартире на противоположной от окон стороне ближе к глухой стене примыкал собранный диван-кровать, на который в самом начале встречи сели и продолжали сейчас сидеть Николай с женщинами. Ещё здесь стояли: без всякого вида старый шкаф с затолканной в него гармошкой книг да оригинальное кресло-качалка – наверное, Василий любил раскачиваться в нём с банкой пива в руке, когда отдыхал после работы.

Сейчас же он служил у торгового агента-миссионера Романа верным оруженосцем, а последний длинным и возвышенным Дон Кихотом самозабвенно рассуждал о благоденствии, всенепременно ожидающем тех, кто последует за ним в королевство стиральных порошков и тюбиков фирмы «Орфей».

«Надо же, как они, эти чёрные человечки, быстро активизируются, когда только появляется хоть малейший намёк на кризис, – думал Николай, – и люди попадают в их сети. Ярцев, похоже, тоже попал в капкан к Роману и теперь должен плясать под его дудку, как пляшут матросы, размахивая сковородками бескозырок, клёши своих штанин лихо в танце перекручивая».

Сидевшие на диване женщины, Лилия и Полина, казалось, тоже готовы были пуститься в пляс: и там они на палубу корабля норовили зайти и отчалить к новой жизни, чтобы прекрасными русалками в море плыть, быстро накопив денег на отличный отпуск, так как хорошо бы сэкономили, по крупицам пользуясь продукцией «Орфей».

Можно и самим хорошо зарабатывать на товарах данной фирмы, горячо уверял присутствующих гость из Омска, для этого необходимо всего-то ничего: купить чемоданчик с инструкциями и личными паролями к сайту «Орфей» – и вперёд, приступайте к выковыванию своего счастья, одаривая людей ароматными тюбиками и бескозырками сковородок. А стоимость чемоданчика всего лишь двадцать тысяч… Купить, купить чемоданчик! Вот ваш друг Василий чемоданчик купил и теперь тоже начинает торговать – и наверняка впереди его ждёт большой успех!

Николай не совсем понимал, как может неряшливый Василий производить хорошее впечатление на людей и от себя, от своего видавшего виды заляпанного пиджака и ветхой рубашки с застаревшими пятнами, которые не отстирывались, продавать пятновыводители и другую всякую живую и мёртвую воду, моросящуюся серебристым плачем нескончаемой радости.

Тем временем Василий откуда-то достал несколько так называемых коммерческих чемоданчиков и продемонстрировал их присутствующим. Чемоданчики выглядели дешёвыми, были пластмассовыми и серыми, и больше походили на давно вышедшие из моды прямоугольные кейсы-дипломаты, закрытые на шифровальные замки. На крышке каждого из чемоданчиков было приклеено слово «Орфей». Чемоданчики Василий не стал открывать, а только энергично похлопал, словно по бубну, по одному из них.

– Но позвольте, – возразил вдруг Николай присутствующим, – я понимаю, что, например, у Романа так сложились жизненные обстоятельства, и ему пришлось за неимением возможности заработать себе на кусок хлеба другим способом надеть чёрный галстук и белую рубашку. И, став монохромным существом, Роман вынужден от нас, наряженных в цветную одежду людей, забирать некоторую часть жизнерадостных красок, чтобы хоть немного окрасить свою чёрно-белую судьбу. Но зачем это Василию, я не понимаю?!

Ведь Василия с нашего предприятия никто не гонит, среди технических устройств и схем он как рыба в воде, а его рабочее место (такое же, кстати, неприбранное, как и его квартира) сплошь усыпано проводами и приборными циферблатами – и разве кто-нибудь ещё, кроме Ярцева, сможет во всём этом хаосе разобраться? Нет, Ярцев предприятию необходим, потому что из этих всех проводов он может сообразить источник дивного свечения, поднимающего на своих лучах красный образок нимбообразного подарка, который, словно пламя, мерцал и совершал по приборному стенду замысловатые круги, похожие на те, что рисует на полях загадочный полтергейст.

А если сейчас Василий займётся этим самым вашим «Орфеем», то его работа на предприятии остановится, а лучи проводов просто пылиться начнут – и не зажжётся от тех лучей ток огня на экспериментальных установках.

На такое заявление Николая Василий Ярцев только снисходительно улыбался и походил на дом с окнами-глазами, в котором крыша чуть вбок съехала – и казалось, там птицы поселились со странными мечтами об уютном домике на берегу моря, купленном на деньги от успешной продажи продукции «Орфей».

С другой стороны, а как же иначе: приобретя коммерческий рыбий хвост, поневоле начнёшь думать о солёных мягких волнах безграничного океана, из которого можно выцедить белые жемчужины счастья, похожие на упавшие в воду облака. Упавшие облака как отражение того неземного счастья, которое можно постичь не рыбой плавая, а птицей летая над землёй и морем чёрными.

Это же только птицы не сеют и не жнут, а вот рыбы в поту добывают жемчуг свой, в поту, водою их обволакивающем.

Так они все, собравшиеся у Ярцева люди, рыбами глотая воздух, рассуждали и спорили, и там покосившуюся крышу Василия друг на друга тянули: Николай пытался его образумить, а Роман птичьи перспективы рисовал, и величественные картины перед горящими людскими взорами высвечивал.

Женщины тоже своими сердцами загорелись по-быстрому на «Орфее» разбогатеть – и расспрашивали Романа о нюансах того, как же им более правильно приступить к освоению коммерческого чемоданчика. И они там хотели согреть чёрного человечка и подпитать его иссохший образ своими яркими жизненными соками, хотели отдать ему деньги за чемоданчики.

Полина и Лилия очень сильно жалели несчастного Романа, потому что он успел всем рассказать свою душераздирающую жизненную историю, в которой у него случилась беда, умерла жена, а сеть аптек развалилась и почила в бозе. Поэтому Роману пришлось одному тянуть своих двух детей, перебиваясь случайными заработками до того незабываемого судьбоносного случая, когда ему предложили стать частью могущественной компании «Орфей». Поэтому теперь он чувствует себя счастливым и умиротворённым так сильно, что готов танцевать и кричать от переполняющей его всепоглощающей эйфории! Лилия тут же согласилась купить чемоданчик. Полине же до того стало жалко не рубли, а неприкаянного Романа, что она решила за неимением денег взять коммерческий чемоданчик от фирмы «Орфей» в кредит, чтобы потом каждый месяц выплачивать за него по нескольку тысяч рублей в течение двух лет.

Довольная Лилия перевела деньги Роману онлайн и забрала свой чемоданчик. Полина прямо здесь, за грязным столом Василия, оформила и подписала кредитный договор, также получив вожделенный чемоданчик. Николай же отказался приобретать чемоданчик. Плохо скрывающий своё недовольство данным обстоятельством Роман попытался всучить Николаю хотя бы ёршик, обладающий, по его заверениям, какими-то необычными волшебными свойствами. Однако Николай отказался, предложив Роману засунуть ёршик (чтобы тот был на виду и никуда не делся) в прорезь дивана Василия, а потом он дополнительно зайдёт к Ярцеву в гости и рассмотрит ёршик без свидетелей более обстоятельно. На самом деле Николай, конечно же, ни за каким ёршиком возвращаться и не думал.

Вскоре женщины засобирались домой. Николаю очень понравилась Лилия. Если считать, что женщины часто перекрашивают волосы, то на этот раз она была блондинкой с правильными чертами ухоженного лица и спортивной фигурой. Полина же на этот раз представляла собой брюнетку, тоже привлекательную и сильную, но с неизгладимой печатью заботы на моложавом лице. Как позднее узнал Николай, у неё был больной сын-подросток, которого каждое лето она возила лечиться на Алтай.

Было также непонятно, замужем ли Полина и Лилия. И хотя обручальных колец на их руках не было, но каждая носила другие кольца, тоже очень красивые, с прозрачными камнями, в своих недрах завораживающе играющими цветными винами лучистых сил.

Серые небольшие чемоданчики придавали женщинам вид соблазнительных разведчиц-радисток, которых провожают на аэродром – в самолёт для заброски во вражеский тыл. Претендующий на роль древнегреческого героя Орфея агент-инструктор чёрно-белый Роман давал им последние наставления по правильной работе с чемоданчиками с целью перенастройки их судеб, при помощи эзоповых закорючек, в лучшую сторону и подбадривал женщин, говоря, что всё будет хорошо и они поднимутся к свету.

Мужчины решили проводить женщин на автобусную остановку, совсем не похожую на аэродром.

II

Стоял март. Уже стемнело, и бледно-жёлтая линза луны провожала их, идущих на остановку людей, весело разговаривающих и смотрящих на цигарки звёзд. Тут же Николай подумал, что разве можно сравнивать звёзды с цигарками – как-то это неправильно. Тем более что цигарки обычно по земле разбросаны, а не в небе висят. Вот если звёзды сравнить хотя бы с лампочками на гирлянде – это выглядело бы более правдоподобно.

Казалось, что где-то там за этими лампочками скрываются живущие на небесах причудливые и красивые, словно ёлочные игрушки, инопланетяне. Они, наверное, с чёрной ёлки колючего космоса смотрят на Землю, на людей, на проезжающие автомобили. Смотрят и посылают к людям тарелки с божественными дарами, которые люди не могут по-настоящему оценить и только догадываются об их великой стоимости, время от времени в бессилии стараясь соблюдать диеты, чтобы, проголодавшись, на эти летающие тарелки наконец-то обратить хоть какое-то внимание.

Но наконец-то трактор хорошо почистил дорогу, и теперь снег огромными белыми ломтями с чёрными прожилками земли лежал по обочинам дорог и напоминал слоёное сало, будто специально подброшенное тёмными силами – мол, подходите, люди добрые, угощайтесь и не обращайте на инопланетные тарелки никакого внимания!

Вместе компания неспешно шла к автобусной остановке и разговаривала. Роман чувствовал, что, выйдя из тесной квартиры на уличную свободу, он начинает терять власть над своими спутниками – слишком велико было небо с горевшими на нём звёздами, и уже оно начало вбирать в себя людские души, настраивать их на отвлечённо-лирический лад, далёкий от мысленной установки на приобретение денег.

К тому же веяло свежестью таявшего снега – казалось, будто повсюду распускаются невидимые цветы, розы и ландыши. И верилось, что под их аккомпанемент наконец-то произойдут какие-то счастливые перемены. Сильные и светлые перемены, способные растопить серую липкую сансару быта и повстречаться с истинным бытием, с новой радостной жизнью, в которой слёзы были бы похожи на ясные капли далёких звёзд и служили подтверждением того, что человеческая душа – это бесконечная вселенная.

Так думал Николай и ощущал в себе настоящую свободу. Во всяком случае, так человеку казалось, когда он чувствовал, что состоит из какого-то прозрачного невесомого материала, отгороженного от мира твёрдым кувшином человеческого тела. Казалось, стоит только кувшин разбить – и та субстанция, которую Николай в себе ощущал, она полетит и сольётся со всем миром: с этой синевой весеннего вечера, с горящими огнями уличных фонарей, с появившейся на небе сиропной луной, так и оставшейся первобытной, не обтёсанной человечеством.

Постепенно Николай сблизился и разговорился с Лилией, даже взял в руки её орфеевский чемоданчик и прямо спросил, почему она решила заняться таким достаточно тяжёлым бизнесом. Разве она не видит, тихо добавил он, во что превратил этот бизнес того же Романа. Ведь Роман стал похож на безрадостный не имеющий толщины силуэт, в котором кубики крови уже не могут циркулировать, а вместо них там непонятно какие силы вьюжат, подпитываемые заклинаниями, ежедневно произносимыми на больших энергетических сходках фанатами «Орфея».

Лилия сказала, что всё это видит, но очень хочет сменить место работы, потому что сейчас она трудится в коммерческом банке и очень устаёт. Как всегда и везде, начальники мало заботились о своих подчинённых, и у неё на работе было то же самое.

Лилия рассказала, что рядовые сотрудники банка уже давно превратились в настоящих негров, собирающих трудоёмкий хлопок деревянных рублей под гнетущим солнцем Председателя банка, окружённого нестерпимо ярким ореолом его помощников. Поэтому, как правило, рабочий день у неё начинался в семь утра, а заканчивался нередко уже ночью. Лилия, преодолевая шум уличного движения, поведала, что зачастую домой она приезжала только в два часа ночи. Поспав часа четыре, ехала снова в банк, чтобы открыть стеклянную дверь, а затем, отворив тяжёлый бронированный сейф, приготовить его к принятию большой массы денег. Она добавила, что сама себя уже начинает сравнивать с рабочей женщиной на каком-нибудь заводе, перед началом новой смены прибирающей огромный котёл, на дне его большой чаши осматривающей, нет ли трещин и пробоин, выдержит ли он большое поступление вновь добытого денежного материала.

Полина не стала распространяться о своём случае, только пояснила, что тоже работает вместе с Лилией и давно знакома с Василием. Мимоходом она пожаловалась на сына, что ему уже четырнадцать лет, а читать он не любит.

Ярцев тут же добавил, что такова нынешняя молодёжь – не хотят они, например, в науке горбатиться, а желают под абажуром мозга сердцем светиться не над книгами, а над всезнающими ноутбуками, над кривыми роста и падения курса валют или в ютубе просто прохлаждаться…

Тут же Василий обратился именно к Николаю, стараясь убедительно изложить свою позицию, и достаточно здраво рассуждал о той ситуации, в которой оказалась российская наука и к которой они имели определённое отношение, так как работали на предприятии научно-технического профиля.

Ярцев всё продолжал и продолжал говорить, абажур его мозга рождал причудливые видения и через проектор глаз передавал их для всеобщего обозрения. Поэтому перед взором Николая и остальных то и дело проносились неясные тени грядущих апокалиптических событий: помпейный развал Академии наук, научные сотрудники разбегаются в разные стороны, некоторых уже заваливает лавой. И отовсюду летят гранитные осколки науки, некогда составлявшие, казалось, вечное здание Истины, вот уже несколько сотен лет по крупицам-кирпичикам собиравшееся умными людьми.

Но вокруг, если оглядеться, никакого хаоса не было. На остановку они шли через сквер. Деревья в сквере держались прочно и не думали падать, а каплевидные фонари яркими прозрачными плодами расцветали на стоявших ровным строем серых тонких столбах. Казалось, невидимая музыка перебирает своими клавишами и, несмотря на уличный шум, перемещается по темноте и гармонизирует вокруг себя пространство, а заодно и людей, попавших под её волнообразный эгрегор.

– Вот поэтому я и решил заняться товарами «Орфея», – между тем подводил итог своей речи Василий. – И мне нравится! Да я готов хоть луну продать. Но если не саму луну, то хотя бы её пыль. Представляете: пудра «Лунная пыль» – звучит! Господа, подходите, приобретайте пудру «Лунная пыль». Эта пудра сделает ваших женщин невероятно красивыми, до того красивыми, что станут они как луна недосягаемыми – и вы до них даже дотронуться не посмеете…

– Нет-нет, такая пудра, делающая нас недосягаемыми, нам не нужна, – засмеялась Полина.

– У меня есть лишний галстук, я тебе его подарю, Вася. Тогда станешь представительно выглядеть и сможешь продавать свои тюбики вместе с лунной пылью с ещё большим воодушевлением. А это воодушевление будешь от галстука получать, от его замысловатого рисунка, тоже чем-то похожего на хаос, но способного из своих недр, из своих непредсказуемо закрученных воронок поднимать наверх новые образы, захватывающие и совершенно невероятные! – Николай в порыве даже взмахнул правой рукой.

– Нет-нет, галстук должен быть чёрным, – возразил Роман. – Иначе покупатель будет отвлекаться на вот такие всякого рода посторонние образы и забудет о тех тюбиках и мазях, которые обязан купить. Чёрный галстук и белая рубашка – вот во что в скором времени мы переоденем Василия… Да там, в находящихся в чемоданчиках инструкциях, всё об этом подробно написано.

Лилия же, в отличие от Василия и Полины, молчала и незаметно отстранилась от них, словно став недоступной. Лицо Лилии как-то вдруг ещё больше похорошело, словно её кожу тронула та лунная пудра, о которой только что фантазировал Василий. Прекрасным лицо стало от свежести вечера, от тихо где-то играющей музыки и тусклого ненавязчивого света, только добавляющего фантастичности и нереальности всему происходящему. Такому чувству способствовала и встреча на квартире Василия, закончившаяся соблазнением чудесными орфеевскими портфелями, и последовавшая за ней прогулка под звёздами до автобусной остановки.

Сковородки, ёршики, тюбики вместе с пакетами стиральных порошков – все эти бытовые принадлежности, казалось, были созданы лишь для того, чтобы вот так однажды вечером романтически прогуляться до маршрутного автобуса.

И Роман, который ещё совсем недавно считал, что он здесь главная скрипка и всем начальственно правит, на самом деле был создан лишь для того, чтобы состоялась вот такая их встреча для тихой прогулки через заснеженный вечерний сквер.

Уже опустившийся в ад за орфеевскими дарами Роман, приготовившиеся радостно следовать за ним Василий с Полиной находились по другую сторону жизни, становясь в этот тёмный вечер всё более призрачными и нереальными. И только Лилию, наверное, ещё можно было спасти и ухватить за руку. Было видно, что первоначальная эйфория от приобретения чемоданчика у неё прошла, и наступило трезвое осознание того, что никакой Орфей ей не в силах помочь.

Дело в том, что тот человек, который мог бы стать для неё спасительным Орфеем, её Игорь, позавчера снова улетел на двухнедельную вахту, в очередной раз ничего конкретного так и не пообещав. А через две недели он вернётся и вновь будет то же самое: бутылка горячительного напитка на столе и жалобы на несправедливость судьбы.

Но проживающий в её квартире пятидесятидвухлетний рано постаревший неприкаянный Игорь всё равно ей очень нравился, хотя и любил выпить, из-за чего и был изгнан несколько лет назад из предыдущей своей семьи, заодно потеряв работу охранника в уютном стеклянном офисе. Теперь же он падшим ангелом с подрезанными крыльями неумело ходил по болотистому морю жизни, бурил скважины и выкачивал из глубин на свет божий нефть, похожую на кем-то смытые в землю чёрные грехи.

Игорь был, как он сам это называл, в «мягкой завязке»: выпивал редко, обычно после возвращения с вахты. Одно время он настаивал, чтобы у них в доме всегда стояло вино, как, по его мнению, принято у французов. Французы ведь не спиваются, резонно пояснял Игорь Лилии, хотя выпивают и за обедом, и за ужином. Но такой предложенный сожителем эксперимент закончился полным крахом. В очередной раз, когда Лилия была на работе, Игорь пообедал и, воображая себя французом, выпил бокал вина. Выпил и не смог остановиться. Поэтому пришлось Лилии в срочном порядке везти Игоря в психоневрологический диспансер и воспользоваться там услугами врача-нарколога, чтобы привести друга из состояния сбившегося с пути раскачивающегося корабля в положение вестибулярно-устойчивого самолёта, готового в скором времени снова лететь на свою очередную вахту.

Иногда Игорь пел, пел по-дилетантски, но с душою, подыгрывая себе на жёлтой, похожей на солнцезащитные очки, гитаре. Эти очки на нос не надевались – их, словно рентгеновский экран, прикладывали к телу, пытаясь через него рассмотреть и явить миру ту внутреннюю ослепительную красоту, которая в падшем ангеле сохранялась, и которая, превращаясь в песню, старалась завоевать у окружающих прощение и любовь. Другими словами, как серый холст завоёвывает к себе любовь и признание через нанесённую на него красочную картину, так и человек пел, чтобы голосом раскрасить невзрачное бесцветное стекло своей первоначальной личности, превратив себя в занимательную новогоднюю игрушку, хотя и накрепко привязанную к колючей ели немилосердной судьбы.

Игорь надеялся, что, как он считал, его бархатный голос когда-нибудь обязательно преобразуется в собственную творческую студию, с помощью которой он наконец-то отвяжется от колючей судьбы, станет свободным, всеми любимым и почитаемым.

На самом же деле хриплый и грубый голос Игоря, больше похожий не на лёгкую приятную ткань бархата, а на шершавую и тяжёлую неотёсанную доску, не столько являл миру прекрасные песни, сколько оставлял сильные и крепко засевшие занозы в отзывчивом и добром сердце его человечной подруги.

В свою очередь те засевшие в сердце занозы во что бы то ни стало желали и делали попытки вернуться в свою родную доску и страдали по ней, заставляя Лилию тоже вместе с ними тосковать по хриплому и неровному голосу неприкаянного Игоря.

У Николая же доска голоса была совсем другая – гладкая и сильная, без сучка и задоринки. Ведя разговор, он умело расставлял на ней, словно шахматные фигуры, все свои мысли и аргументы, и гроссмейстером быстро обескураживал восхищённого собеседника, но завоёвывая при этом не горячую лампу красного сердца последнего, а похожий на абажур его серый и невзрачный на вид мозг.

Уже стоя на остановке, Лилия хотела что-то сказать Николаю, но в последний момент передумала и, взмахнув покрытой синей эластичной перчаткой ручкой, запрыгнула вслед за Полиной в подъехавший маршрутный автобус. Николай и все остальные тоже помахали им, и только тогда Николай осознал, что забыл отдать Лилии её орфеевский чемоданчик. Он, конечно же, обрадовался этому обстоятельству, так как теперь имелся железный и непререкаемый повод вновь встретиться с ней.

Чёрная ёлка космоса светила и мигала, словно пыталась послать Николаю какие-то тревожные сигналы и о чём-то предупредить. Невидимый Дед Мороз радистом нажимал на кнопку, а звёздные гирлянды продолжали моргать. Казалось, где-то там взлетала скрытая от глаз неопознанная тарелка – это группа инопланетян покидала свою очередную земную вахту.

Наверное, инопланетяне, войдя в летающую тарелку, прежде чем надеть зелёные скафандры, с облегчением сбросили с себя надоевшие человеческие образы и засверкали своими истинными невероятными чертами, чем-то похожими на контрастный душ.

Да, теперь можно на совершенно законных основаниях пригласить Лилию, например, в кафе или даже на концерт в местную филармонию, или в театр… Пригласить в кафе. Пусть там она, прежде чем взяться за дужку кофейной чашечки, снимет эту свою эластичную перчатку, в которой её рука становилась такой ускользающей! Да какая разница куда пригласить – главное, что орфеевский чемоданчик пригодился: он, словно музыкальная шкатулка, сыграл свою музыку, а Орфей-Роман вольно-невольно, сам того не подозревая, спел под этот чемоданчик дивную светлую и радостную песню. Чемоданчик сыграл свою роль, и теперь его смело можно было выбрасывать на помойку. Конечно же, выбрасывать не в прямом смысле, а в эзоповом, то есть Николай надеялся, что Лилия согласится прийти в гости именно к нему, а не к спасительному Орфею.