Оселок

Оселок

* * *

Расписная косынка,

Свет в глазах не померк,

Не старушка – тростинка,

А брала Кёнигсберг.

 

Говорит: «Знаешь, сколько

В равелинах ребят,

И Серёжа, и Ольга,

И Егорыч лежат…

 

После минного взрыва

Меня вынес майор»,

И пошла горделиво

На обедню в притвор.

 

Память годы полощет,

Превращая в дымок…

В этой яростной мощи

Всей Руси оселок.

 

* * *

Мне не лежалось на лежанкe –

Мешал всё треск горящих дров,

И тьме, как старой прихожанке,

Я рассказать был сны готов.

 

Но я молчал, хоть был не робок,

Вбирая телом жар печной,

И мне казалось, что подтопок

Тепло беседует с избой.

 

И пахло лесом, дымом, полем,

Рожденьем, жизнью, нищетой,

Коротким счастьем, долгим горем,

Второй и Первой мировой.

 

На языке горчила жжёнка,

Катился хладный пот по лбу,

И видел я в себе ребёнка,

Чьи сны возносятся в трубу.

 

ЕПИФАНЬ

Александру Павловичу Орлову

 

Приснилось мне, что дед сказал: «Пора!» –

И поманил к себе сквозь колкий валеж.

Я знаю, дед, меня ты не оставишь,

Ты вновь зовёшь с той стороны Днепра.

 

Ты помнишь лето, мальчика босого,

Который мог с обрыва прыгнуть вплавь

И ты зовёшь его к себе всё снова,

Но встречу нашу ты пока оставь.

 

Я знаю: мы с тобою в кровной связке,

Моя ладонь сжимается в кулак,

И до сих пор я не могу никак

Без чести жить, по вековой указке.

 

Я знаю: там, где свет в чащобы свален,

В Дуброво, где тебя крестила мать,

Ты ждёшь меня у временных окраин

Чтоб книгу снов со мной перелистать.

 

Ты мне раскроешь родовые сини,

Покажешь мне наш сад, и особняк

И земли, что достались от графини

И где теперь возвысился орляк.

 

Я духом жив, душой, словами, телом,

Взирая на неезженый большак:

Мой прадед здесь гулял перед расстрелом,

И братья деда гнали молодняк.

 

Дед, я приду к тебе! Твой мир бессрочен

Пройду по пустошам, пройду по сосняку.

Я верую – на правом берегу

Ты мне представишь лучшую из вотчин.

 

* * *

Не жил я в эпоху насильных коммун,

В курганах не взрыл артефакта,

Но слышал, как сладко поёт гамаюн

В чащобах Смоленского тракта.

 

И в пенье дремотном – красив и блажен –

Явился мне край вечной смоли,

Где люди не терпят плаксивых измен

И лечат в молитвах мозоли,

 

Где с детства мой дед выходил на покос,

Отца ждал у графского сада,

И первой щетиной в отряде оброс,

Смывая кровь немцев с приклада.

 

Откуда ушёл он, ничто не забыв,

Ушёл навсегда поневоле,

Скрывая на сердце щемящий нарыв

С подсушенным привкусом соли.

 

* * *

Раскинулась за домом нежно радуга

И мы расселись важно на крыльце

И дверь была закрыта туго-натуго

Ушла хозяйка, позабыла о жильце

 

От «козьей ножки», полной самосада,

Газетная распространялась вонь.

Болтал вязьмич смешно, замысловато

О том, как не использовал он бронь.

 

О том, как посреди крестов и свастик

Дымящихся Зееловых высот

Кончины ожидал десятиклассник

В тот самый важный сорок пятый год.

 

Он говорил, что Божий он избранник,

Что баловень он, как ты ни крути,

Что починил на днях сапог и краник,

А я смотрел на две его культи.

 

г. Москва