Остафьево. Увещевание. «Друзья уходят в те пределы…».
Остафьево.
Увещевание.
«Друзья уходят в те пределы…»
ОСТАФЬЕВО
Анатолию Коршикову
Бывают дни, когда не по себе,
когда бездумно топчемся на месте
и поступаем часто по злобé,
а не по зову неподкупной чести,
и, увязая вновь в галиматье
смурных словес, в которых мало смысла,
вдруг осознаем: в мрачной темноте
живая жизнь прогоркла и прокисла.
И вера убывает, как вода
во время затянувшегося пекла,
а правду разъедает клевета,
и речь звучит расплывчато и бегло.
Тогда бегу под сень высоких лип,
что выросли у дома с колоннадой.
Там мой Парнас и там же мой Олимп,
мир благолепья, вскормленный Элладой,
в который наши пращуры смогли
внести со страстью пылкою и новой
блаженный дух отеческой земли,
что освящён был правдою Христовой.
Не сокрушая нравственных основ,
в Остафьеве, наследственном именье,
Пётр Вяземский, поэт и острослов,
развлечь друзей имел обыкновенье.
И Пушкин, издалёка возвратясь,
заглядывал к любезнейшему другу.
Ему был в радость этот странный князь:
он подходил по нраву и по духу.
И Карамзин ушёл сюда, как в скит,
чтоб рассказать, что Русь себе стяжала,
как глубоко и прочно в ней сидит
орды монгольской гибельное жало.
И где они, подобные друзья,
в чьих мудрых ликах неба отраженье?
Их больше нет. Но разве вы и я
великодушны были от рожденья?
Что мы вещаем — вздорная гугня,
А поступаем, словно шлёпогубы.
В нас нет ни вдохновенья, ни огня,
душой нечисты и натурой грубы.
К тому же в нас не вымерла орда.
И смрадный дух набегов и разбоя
из рода в род однажды и всегда,
туманя разум, тащит за собою.
УВЕЩЕВАНИЕ
Мой день тобою омрачён и скомкан.
Ты взорвалась спонтанно, как всегда,
а не мелькнула тенью мимо окон
и не окликнула тревожно, словно та,
что в дом вошла тихонько, скромно, боком,
застенчиво, как будто сирота.
От прежней той осталась красота,
в косе сверкнувший золотистый локон,
а мягкий нрав испортила среда
людей, живущих суетно и скоком.
Что взять с тебя? На дурость нет суда.
Не углублять же наш разлад упрёком!
Когда с тобой предстанем перед Богом,
от наших ссор не будет и следа.
***
Друзья уходят в те пределы,
откуда мне их не вернуть.
Моя душа оледенела,
она моё покинет тело
когда-нибудь, когда-нибудь…
Окно раскрыто нараспашку,
за ним у леса водоём.
Перед глазами кружит пташка.
До невозможности мне тяжко,
хотя мы в комнате вдвоём.
Луна с коралловым отливом
взойдёт над тёмною водой
и ночь заполнится мотивом
щемяще-плачущим, тоскливым,
как перед новою бедой.