Оттолкнуться от дна

Оттолкнуться от дна

О книге Алексея Гиршовича «Шизоиада»

В начале девяностых, когда в нашем приходе по благословению настоятеля зарождалась группа по переписке с заключёнными, о. Александр передал мне письмо одного из них, отбывающего срок в Мордовии. Из нескольких человек, с кем я тогда переписывался, этот мне показался наиболее развитым, начитанным, целеустремлённым. Общаться с ним было интересно ещё и потому, что он задавал вопросы о вере не вообще по катехизису, а личные, непосредственно его терзающие.

Он, из несгибаемых  правдолюбцев, не ладил с лагерным начальством, часто попадал в штрафной изолятор (ШИЗО). Оттуда, помню, спрашивал: «Зачем я родился? Для чего живу? И что ждёт меня впереди?» Впереди в России его ждал оставшийся пятилетний срок и, может быть, ещё один в Израиле, откуда он сбежал из-под следствия.  Он был гражданином Израиля, а здесь, где-то крупно нашкодив, отбывал наказание в лагере для иностранцев. Сам же родом из Омска, предки – гулаговские сидельцы, воспитание дворовое, бесшабашный, приблатнённый пацан. Но после школы чуть остепенился: кончил мореходку, поступил в Театральный институт в Ленинграде.  Мечтал вырваться из «совка» за границу, и вырвался, женившись на еврейке. Поменял фамилию. Но свободолюбие не ограничивается географическими пределами. «Познаете Истину, и она сделает вас свободными» (Ин. 8:32) – это приоткрылось ему уже в зоне, когда он стал крепко задумываться: а что есть истина?

О. Александр Борисов окормлял его пастырским словом, а я письмами о литературе. В то время мы организовали общество «Древо добра», и у нас появилась возможность посылать в тюрьмы книги. Нам их отдавали бесплатно издательства, редакции толстых журналов, многие москвичи, не только наши прихожане. За несколько лет мы распространили по тюрьмам и сельским библиотекам более трёхсот тысяч томов художественной и религиозной литературы.

В эту интерзону каждый месяц отправляли легковую машину с хорошо гружёным прицепом. Машину предоставляло Американское посольство.

Книги священников Александра Меня, Александра Шмемана, Антония Блюма  – лекции, проповеди, беседы – пополняли лагерную библиотеку. Алексей был её прилежным читателем. Даже в штрафной изолятор библиотекарь отсылал ему баул с заказанными книгами. Открыл он для себя и проштудировал, делая выписки в тетради, шеститомник о. Александра Меня «В поисках пути, истины и жизни».

Однажды он не в положенное время сидел в библиотеке за шкафом и слушал кассету с лекцией о. Александра «Пророки». Живой голос кое-что добавляет к печатному тексту. Вошёл начальник отряда…

«Ты чё, Рабинович, не встаёшь, не приветствуешь? А чё это ты слушаешь? Откуда кассета? – Палыч, тут один поп про Библию интересно рассказывает (…) – Я грю, кассета откуда? Все кассеты должны храниться в кабинете замполита. Я что-то не припомню, когда ты у меня выписывал. – В посылке прислали. Цензуру прошла, Кум в курсе. Православная, Палыч, не сектанты никакие, – улыбаясь как можно шире, я встал и размашисто перекрестился. Но Палыч уже завёлся, и крестное знамение как будто хлестнуло его по какому-то душевному оголышу. – Ты вообще чё тут, в это время? Вашему отряду когда положено? Акт, нах…! А ну, дай сюда кассету! – он подскочил, защёлкал по клавишам магнитофона, чтобы вынуть кассету, но не попадал на нужную. – Да успокойся ты, Палыч! Дай, я сам вытащу.

Достал, вставил в подкассетник, положил на стол и решил уйти.

Ладно, в другой раз послушаю. Запиши её в каталог у себя там.

После ШИЗО послушаешь. Иди в дежурку.

Эту кассету я больше не видел…»

Символичная развязка. Штрафной изолятор за прослушивание о. Александра Меня. Хотя  начальник имени этого, конечно, не знал. А наказал в порядке профилактики.

Но с отцом Александром связь крепла.

«Читаю отца Александра Меня, и светлеет на душе. Его уже лет пятнадцать как нет, а я будто разговариваю с ним через книжки. И слово его – лечивом ложится на ту “болячку”, что именно сейчас покоя не дает. Я уже не ищу объяснений этим совпадениям. Может быть, душа этого попа указ от Бога получила: вывести меня на истинный путь… Живых-то священников-пастырей, кто окормлял бы душу мою в нынешних обстояниях, мне обрести не удается. Вот и встретил я поводыря через буковки, и чувствую живую душу его рядом. От души этой идет зарядом мир душевный, бодрость и всепонимающая солидарность… Интуиция может бросить свет на такие темные места, куда ум не в состоянии проникнуть».

Среди галереи лиц и характеров примечательна встреча с правоверным мусульманином Туфаном.

Их мысли о главном в жизни удивительно сходны. Единодушие инославных редкое явление, тем более в зоне всеобщего недоверия и страха.

«– Нетерпимость, говорит мусульманин, – главная беда. Когда человек любит Бога и поднимается в этом над земными проблемами, спорами и войнами, то в какой-то момент он замечает, что все религиозные перегородки до неба не достают. К Всевышнему много путей. Как сказано в Коране, все верования должны конкурировать на путях добра».

Эти слова перекликаются со словами молитвы «Учеников Христовых» о. А. Меня, которую наверняка знал Алексей: «Научи нас видеть братьев в тех, кто мыслит иначе, чем мы – в иноверцах и неверующих».

Название книги «Шизоиада» вызывает разные ассоциации: литературные, медицинские… По жанру – это художественная документальная проза. Автобиографический роман. Условия, в которых пребывает автор, в чём-то уникальны, а в чём-то и общечеловеческие, когда личность по шкале незыблемых ценностей числится на последнем месте. Но концентрация зла нейтрализуется Божьим присутствием. Оно проявляется не сразу, оно возникает как будто случайно, обретает душевную крепость, и возрастая, посылает утопающему духовные силы оттолкнуться от дна. Взгляд автора прицельно-точный, язык, проперченный сленгом, смачный, образный. Язык во многом выражает стиль произведения. А стиль, как  сказал классик, это человек.

Мир отбывающих наказание преступников и тех, кто их охраняет, един в своей беспросветной взаимозависимости. Но и там проглядывает лучик света.

Эту книгу я воспринимаю как послание нашему приходу, издавна ведущему переписку с заключёнными. И как знак благодарности двум священникам:  Александру  Меню и Александру Борисову.

 

Александр Зорин