Журнальный мир

На всякий случай

Оглянись среди ночи и дня,

Оглянись и увидишь меня.

Это я. Это я. Это я.

Любовь твоя.

Михаил Танич

Растерялся я – вот тебе на!

Понял, случай подобный не част.

– Да она. Да она. Да она…

В голове застучало тотчас.

Но спросил с прямотою тупой,

Чтобы уж без обмана и лжи:

– Паспорт, я извиняюсь, с собой?

Покажи. Покажи. Покажи.

Обознался

В глухую полночь манит этот свет.

Кто был со мною, все меня покиньте.

Я заблудился, выхода мне нет.

В тебе брожу я, словно в лабиринте.

Карен Кавалерян

В тебе я помню каждый уголок.

На ощупь и с закрытыми глазами.

Тебя я знаю вдоль и поперёк,

А тут от удивления вдруг замер.

Всё вроде мне знакомые места.

Всё та же ты и спереди, и сзади.

Всё та же ты…

нет, кажется, не та!

– Пардон, мадам. Простите, Бога ради.

Карась

Там на тонких розовых ветвях,

В зарослях черёмухи душистой,

Соловей российский – славный птах

Распевает песнь свою со свистом.

Анатолий Поперечный

Распевает в розовых кустах

Соловей до утренних зарниц.

Никакой он не российский птах,

Потому что он – российский птиц.

Я отнюдь оспорить не хочу

Славный в орфографии прорыв

И тихонько в тряпочку смолчу,

Как карась –

российский славный рыб.

Ноздрёв

(cон экскаваторщика)

На заре я выйду в туман,

На заре покину приют,

Припаду, рыдая, к цветам

И ноздрями землю втяну.

Олег Газманов «На заре»

Может быть, я в чём виноват?

Нюхаю цветы, только зря…

Не пойму никак аромат –

Вся землёй забита ноздря.

До утра уже не засну,

В лес пойду, который в росе…

Выбью там ноздрю об сосну –

И другое дело совсем!

Обыкновенная история

Как ты очутилась

Там, где я живу?

Игорь Шаферан

Ну скажи на милость,

Почему и как

К нам ты заявилась

В гости без звонка?

Всё пришлось мне сразу

Объяснять жене,

Так что правым глазом

Вижу не вполне.

К стенке

На стене в твоём подъезде

Я пишу тебе письмо.

Начинаю на десятом,

А закончу на восьмом.

Алексей Воробьёв

Я иду. Вдруг двое сзади.

Трое, вижу, впереди.

– Ты не Пушкин ли, писатель? –

Говорит из них один.

Окружили. Смотрят хмуро.

В глаз ведь могут дать, ей-ей!

Говорят: «Мы – штукатуры,

Ловим тут писателей.

Так что дрожь уйми в коленках,

Не пытайся слёзы лить,

Кисть бери, ведро… и к стенке.

Начинай подъезд белить.

Чтобы разным поросятам

Впредь всегда дружить с умом,

Начинай-ка на десятом,

А закончишь на восьмом».

Проосвещение

Она вернётся,

Она вернется,

Она мне ночью заменяет солнце.

Константин Меладзе, Артём Пиндюра

Она вернулась.

Она вернулась.

На стульчик влезла и в патрон ввернулась.

– Я, – говорит, – пришла к тебе с вещами,

И жизнь твою теперь поосвещаю.

И вся как включится,

Вся как засветится,

И только счётчик в прихожей вертится.

И счастье хлынуло,

И не кончается.

Теперь как вечер, так она включается.

И знаю я – уже не выгоню,

Ведь с нею мне светло и выгодно.

Баллада о ерунде

Ты ещё молодой.

Ты ещё страдаешь ерундой.

Ты же называешься звездой

Только из лести.

Марина Хлебникова

Паренёк, обделённый судьбою,

Явно в жизни хлебнувший беды,

Постоянно страдал ерундою.

И не мог излечить ерунды.

Тьму лекарств он испробовал разных,

Кубок горечи выпив до дна.

Ерунда оказалась заразна

И для печени, сволочь, вредна.

Он не спал уж ночами.

Он плакал.

О пути не мечтал уж звезды.

И погиб ни за что бедолага

От хронической той ерунды.

Так что каждый проверься два раза,

К ерунде той опаску тая.

А ещё опасайся

маразма,

тифа,

коклюша

и лишая!

Камушек

Не ходи к нему на встречу, не ходи,

У него гранитный камушек в груди.

Андрей Громов

– До тебя, – сказал он, – быстро не дойдёшь.

Далеко, – сказал он, – слишком ты живёшь.

Не приду.

Не стой, не жди меня в тоске…

У меня гранитный камушек в носке.

Шёлковые страсти

Ночь ему дарила

Нежней, чем розовый шёлк.

Я его любила, а он меня не нашёл.

Константин Меладзе 

Я стояла, расстроившись жутко.

Мне печаль омрачила лицо.

– Отойду, – он сказал, – на минутку.

И в шелках затерялся с концом.

Я ругалась словами плохими.

Я себя проклинала в душе,

Ведь в кровати с шелками такими

Потерялся четвёртый уже.