«Пчёлка»
«Пчёлка»
– Я любила своего мужа, – признаётся Регина, наша прихожанка, в крещении она Маргарита. – Мы с Региной знаем друг друга уже много-много лет, а познакомились ещё до моего прихода в церковь. Она же воспитывалась в вере с самого детства. – Вместе с мужем мы растили двух сыновей. Когда младшему исполнилось три года и он пошёл в детский сад, я решила, что пора и мне возвращаться на работу, благо место за мной сохранялось.
Со всеми обо всём договорилась, завтра мой первый после декрета рабочий день, и вдруг я понимаю, что снова беременна. Как же это было не вовремя. Представила, снова ходить с животом, я тяжело переносила беременность, частые интоксикации, потом рожать. Младенец требует к себе постоянного внимания, а у меня ещё двое малышей, старший из которых ещё только должен был пойти в первый класс. Муж постоянно на работе. Родители далеко. Мама и так от нас два года практически не выбиралась. Отец всё это время жил один, вида не показывал, но я понимала, что и ему надоело его вынужденное одиночество. Как они отнесутся к появлению на свет очередного внука или внучки? Да понятно, как. Все будут недовольны.
Решила посоветоваться со своей лучшей подругой Анной, та работала медсестрой у нас в нашей поликлинике.
– Аня, проблема, что делать? Ума не приложу.
– Нашла о чём беспокоиться?! Тоже мне проблема. Я с Михаилом Васильевичем, нашим гинекологом, поговорю, и решим мы твою проблему.
Уже через несколько дней я входила в женскую палату хирургического отделения. Мне предстояло переночевать ночь, а утром отправиться на аборт.
– Михаил Васильевич меня как специалиста уважает, – откровенничает словоохотливая Анна. – Собирался в отгулы. Друзья к нему должны были приехать. Рыбалка там, шашлыки. А я за тебя попросила, сказала срочно надо, на работу человеку выходить. И так двое мальчишек на шее. Мол, войдите в положение. Что ты думаешь, доктор сразу созвонился с друзьями и по моей просьбе перенёс дни отгулов. Так что учти, подруга, операцию тебе делаем по моей протекции, – улыбается Анечка.
На аборт я решилась, а у самой на душе муторно. У меня же все предки верующие, в церковь ходили. Иконы на кухне висят, ещё от бабушки достались. Иногда встану вот так вечером, перекрещусь на них и что-нибудь попрошу. Молитв я особо на знала, но «Отче наш…» и «Богородице Дево, радуйся…» помнила с самого детства. И тот факт, что аборт – это грех, понимала отчётливо. Потому и душа у меня болела. Если бы не обстоятельства, ни за что бы не согласилась.
Накануне операции уж поздно вечером наконец уснула и вижу сон. Будто идём мы по берегу вдоль реки с маленькой девочкой, лет шести, может, чуть больше. Она держит меня за руку. Иногда поднимает головку вверх и смотрит мне в глаза. Будто ждёт от меня чего-то. Потом опускает глазки вниз, и мы идём дальше.
Наконец, дошли мы с ней до какого-то места на берегу и остановились. Девочка отпустила мою руку. Снова молча посмотрела мне в глаза. Потом повернулась лицом к реке и пошла ножками прямо по воде, будто она совсем ничего не весит. Перешла на тот берег. Встала и смотрит на меня. Вижу машет рукой и что-то такое мне говорит, но я никак не разберу. Но понимаю, что говорит она это с любовью.
Проснулась в слезах. Сердце колотится. Девочка будет. Не пойду на аборт. Встала, оделась и принялась собирать сумку. Уже уходить, но не успела. В палату, будто предчувствуя, что я попытаюсь сбежать, проскользнула моя подруга Анечка.
– Ты что это удумала?! Сбежать хочешь? Михаил Васильевич уже приехал и ждёт. Он ради тебя от шашлыков отказался. Навстречу тебе пошёл, а ты такого человека подводишь! Меня подводишь! Даже не думай. Марш за мной.
Схватила меня за руку и тащит. И я точно загипнотизированная покорно поплелась за ней в кабинет гинеколога.
Не родилась моя девочка. До сих пор вспоминаю её тёмненькие волосики, собранные сзади в хвостик, и голубые глазки. Успокаивала себя, мол, у меня двое мальчиков. Придёт время, вырастут, женятся. Внуков мне нарожают, и обязательно внучку. Очень надеялась.
В четырнадцать лет от роду заболел мой младший сыночек. Заболел тяжело и, проболев год, умер. Его смерть и похороны вспоминаются как будто всё это происходило во сне и не со мной.
Старший, тот уже учился в институте на первом курсе, отправился с приятелями на вечеринку и пропал. Никто из ребят не мог вспомнить, в какой момент это случилось, и куда он подевался. Это известие я приняла почему-то на удивление спокойно. Уже не мальчик, человек взрослый, в глупостях особо не замечен. Ладно, ночь погуляет, а утром вернётся домой. Только утром его тело обнаружили в двадцати километрах от дома. Я была на работе. Мне позвонили из милиции и пригласили на опознание. Дело уголовное завели, но убийц не нашли. Остались мы с мужем вдвоём. А теперь я доживаю свой век одна и всё думаю о своей не родившейся девочке.
На днях встречаю свою лучшую подругу Анну и говорю ей:
– Ты виновата! Если бы ты не остановила меня в то злополучное утро, жила бы я сейчас со своей дочечкой в окружении собственных внуков. А ты: «Михаил Васильевич отгул перенёс! Михаил Васильевич от шашлыков отказался»!
Анна меня слушает, а чувствую, что сама она на грани, вот-вот заплачет:
– Что же ты мне душу рвёшь, а Регина? Дура ты, хоть в крещении и Маргарита. Зачем ты меня тогда послушалась? Зачем?! У тебя что собственных мозгов нету? Бегом за мною бежала. Шашлыки. Да пропади они пропадом эти шашлыки! А Михаилу Васильевичу я пойду и скажу, что всё, в абортах больше не участвую.
С того нашего разговора с Региной прошло несколько лет. Общаюсь с кем-то после литургии и слышу:
– Батюшка, простите, что отвлекаю, – вежливо, но настойчиво обращается ко мне мужчина лет пятидесяти пяти, – я бы хотел принять крещение. Как это можно сделать?
– Креститься? Очень хорошо, а как ваше святое имя?
– Вы имеете ввиду, как меня зовут? Понятно. Меня зовут Михаил Васильевич, я врач-гинеколог с тридцатилетним стажем.
Нужно сказать, что Михаила Васильевича я знал уже много лет, но знаком с ним не был, встречаясь, мы не здоровались. Среди врачей людей верующих в Бога очень мало. Потому сам факт, что врач решает креститься, для меня это факт выдающийся. Тем более, если об этом говорит человек, чьё желание присоединиться к церкви подразумевает кардинальный пересмотр им его прежних нравственных установок. Хочешь ты этого или нет, но возникает вопрос, что же такое случилось с этим уже немолодым доктором, что заставило его столь принципиально пересмотреть собственные взгляды?
– Михаил Васильевич, можно поинтересоваться, почему вы решили креститься? Возраст у вас уже солидный, а вы вот только сейчас озаботились этой проблемой.
– Всю свою жизнь я работаю врачом-гинекологом. Работа у меня, как у любого врача, нелёгкая. Но множество плюсов от моей положительной деятельности перечёркиваются тем, что мы у себя в больнице проводили искусственное прерывание беременности, то есть все эти годы я делал аборты. Но только теперь я осознал и пришёл к выводу, что аборт есть не что иное, как разрешённое убийство. К этому выводу я шёл многие годы и рад тому, что, в конце концов, эта мысль привела меня в храм.
– Это возраст, Михаил Васильевич? Накопленная мудрость? Или какое-то событие в вашей жизни заставило вас так думать?
– Скорее, всё вместе. Понятно, что со временем рано или поздно ставишь перед собой вопрос о смысле прожитой жизни. Но порой случаются события, значимые, и одновременно не объяснимые никакой человеческой логикой. Они берут и разворачивают поток твоих мыслей совсем в иное русло.
Всю свою жизнь помогал женщинам стать счастливыми мамами. А параллельно с этим убивал детей, считая, что так можно, если эти дети не нужны даже собственным несостоявшимся родителям. И думал так до тех пор, пока уже моя единственная дочка ни вышла замуж.
Вспоминалась свадьба, весёлое застолье и пожелания молодым поскорее стать родителями, а нам с женой, соответственно счастливыми дедушкой и бабушкой. Я радовался в предвкушении этого события, но время шло, а дочь не беременела. Думали, может, молодые хотят, как это часто бывает, сперва пожить для себя, а потом уже и дитя рожать. Разговариваю с дочерью. Признается: «Папа мы хотим, но не получается».
Тогда мне пришлось, что говорится, брать инициативу в собственные руки. Начали мы с ними ездить по медицинским светилам. Всё-таки, когда столько лет в специальности, невольно обрастаешь знакомствами. К одному съездили показались, к другому. Пять лет ездили. Ничего не выездили. У неё и у него всё в норме. Показатели во всех отношениях хоть в космос посылай, а дитё не приходит.
Поменяли они место жительства, уехали от нас в Питер. Думаем, ну пускай. Может, им самостоятельности не хватает. Год они живут на новом месте. Следующий. Ничего не получается.
Однажды звонит мне дочка и сообщает, что собираются они с мужем к нам в гости. Мы с матерью обрадовались. Они приезжают. Смотрю, а у дочери вот здесь на цепочке висит маленький золотой крестик. Раньше она крестик никогда не носила, а теперь надела. Подумал, бедная девочка, совсем отчаялась раз в церковь пошла. Ведь церковь – это что? Это только тогда, когда совсем опускаются руки. Смотрю, нет, глаза весёлые безо всякой грусти. Сообщают:
– Завтра мы планируем вдвоём отправляться в Москву к мощам блаженной Матроны. Будем просить о нашей проблеме. А после завтра, уже с друзьями, едем несколькими машинами на Гремячий ключ к источнику преподобного Сергия Радонежского.
– А это зачем?
– Как зачем? Будем окунаться в святом источнике и все вместе молиться о нашем ребёночке. Раз земные врачи нам не помогают, будем обращаться к врачам небесным. Кстати, если хотите, присоединяйтесь с мамой к нашей компании.
Мы с женой подумали и решили не отказываться. Приезжаем на этот самый Гремячий ключ, а проехать там по дороге к источнику можно лишь до определённого места. Потом бросаешь машину и идёшь пешком. Идём, пылища ужас. Земля вокруг сплошная глина, сплошь изрытая глубокими колеями от автомобильных колёс. Чуть дождь – и вообще не проехать.
Молодёжь смеётся. Я тоже иду улыбаюсь, а у самого на душе кошки скребут. Бедный мой ребёнок.
Наконец добрались до источника. Народу вокруг полным-полно. Все, кто подходят, раздеваются и с головой окунаются в воду. Я её рукой попробовал, ледяная. Смотрю, мои спутники раздеваются и один за другим становятся в очередь. А потом – в купальню. В воде визжат от холода, крестятся и с головой туда же.
Потом все в полотенцах сбились в кучку, стоят обтираются и смеются. Благо лето и на улице температура под тридцать. Думаю, сейчас обсохнут, переоденутся, может, это безумие обойдётся без видимых последствий. Размышляю так и вижу, летит пчела. Медленно так летит, зависла рядом с молодыми людьми и будто прислушивается, о чём они между собой смеются. Их всех вместе с друзьями было восемь человек.
Затем, представляете, батюшка, пчела подлетает конкретно к моей дочери и садится ей на лицо возле самого рта. Та растерялась, не зная, что делать. И все растерялись, а пчела берёт и жалит её прямо в нижнюю губу. Тут же аллергическая реакция, губа отвисла до подбородка, кошмар, короче.
Возвращаясь, вёл машину в преотвратительном настроении. Жалел свою дочь и на чём свет ругал все эти зловредные глупости с чудотворными источниками, святыми иконами, и церковь с попами, которые разумных людей норовят превратить в идиотов. Короче, пока ехали, всем досталось.
В эту ночь после купания в источнике моя дочь понесла. Дитя отозвалось.
Это я потом высчитал. И сколько бы раз не пересчитывал, все мои вычисления неизменно возвращались к той самой пчеле. Я хотел ошибиться, но гинекологу с более чем тридцатилетним стажем себя самого обмануть не получилось. В положенное время родилась наша внучка. Для нас с бабушкой это самый замечательный на свете ребёнок. А спустя неделю заходит в кабинет моя многолетняя помощница Анна, это моя медсестра, а на самой лица нет. И заявляет, что больше не будет участвовать в операциях по искусственному прерыванию беременности, то есть делать вместе со мной аборты. И обосновывает тем, что поверила в Бога. Несколько дней я размышлял над её словами, тем более после всех этих событий, и тоже решил, что всё, больше я не убью ни одного ребёнка.
Главврач всё удивлялся, как это я и поверил в Бога. Он мне так и сказал:
– Где ты и где Бог?! Ты всю жизнь был ярым атеистом. Как случилось, что ты поверил?
– А я не поверил, я убедился, что Он есть.
– Что же, тогда отправляйся к попу и скажи ему, чтобы он тебя покрестил.
– Чтобы покрестил, – в задумчивости повторил Михаил Васильевич слова главного врача. – Увы, не всё так просто. Крещение мне ещё надо заслужить.
Батюшка, шесть лет я собирался с духом. Считал, что после всего, что я как врач натворил, просто не достоин креститься. Несколько раз порывался, а сегодня, наконец-то, дошёл.
Я крестил Михаила Васильевича, и с тех пор иногда вижу его на службах у нас в храме.
– Батюшка, нужна ваша помощь. – Это снова наша прихожанка Регина. – Анна, моя подруга, я вам о ней рассказывала, давно уже лет пять или шесть тому назад, так вот болеет она очень и хочет покаяться.
Год уже как не ходит и практически не встаёт с постели. Молодые ей внука подкинули, нужно им было куда-то по делам. Мальчонка шустрый, бабка за ним не уследила. Где-то набедокурил. Анна резко к нему повернулась и что-то у неё там щёлкнуло в позвоночнике. Её уже и в область и даже в Москву возили. Всё думают, как операцию делать. Через месяц обещают выделить квоту и будут восстанавливать.
Она батюшку перед операцией пригласить хочет. Покаяться хочет и причаститься. Анна ещё до своей болезни в храм начала ходить. Не к нам, в монастырь ездила. Было и причащалась, а об убитых детках не каялась. Не могла через себя переступить, боялась священник её за это из храма выгонит.
Мы договорились с Региной, что я приду к Анне через неделю. Но той потребовалось ехать сдавать дополнительные анализы, так что встретились мы с ней всего за несколько дней до её операции.
Несмотря на болезнь, Анна выглядела бодро и была полна оптимизма. Она уже видела себя в больничной палате, готовящейся к предстоящей операции. Анализы настраивали на благополучный исход. Анна настолько была уверена, что всё у неё будет хорошо, что уже вовсю строила планы на предстоящее лето.
Наконец она смогла покаяться в самом страшном грехе своей жизни. Искренне и со слезами. Я соборовал её и причастил. А несколько дней спустя мне позвонил её сын и сообщил, что Анна умерла.
– Ещё вечером она прекрасно себя чувствовала. На следующий день мы собирались ехать в Москву, ложиться в специализированную клинику. Утром сиделка заходит к ней в комнату, а она лежит мёртвая.
Анну я отпевал в храме. Регина и Михаил Васильевич во время отпевания стояли рядом.
В этом году на Антипасху смотрю Михаил Васильевич ведёт на причастие девочку. Я догадался, что это и есть его внучка. Потом они подошли к кресту, и Михаил Васильевич просит:
– Благословите нас, отец Александр, в этом году мы идём в первый класс.
Я благословляю ребёнка и спрашиваю её:
– Что дедушка говорит, на кого ты больше похожа, на папу или на маму?
Девочка смущается:
– Дедушка шутит, что ни на папу и ни на маму. Но больше всего я похожа на пчёлку! Он меня так и называет – «моя пчёлка».
Мы с ним переглянулись. Прощаемся. Дедушка с внучкой направляются на выход, зато подлетает взволнованная Регина:
– Батюшка, это что внучка Михаила Васильевича?!
– Да, его красавица.
– Отец Александр, это она! – Громко шепчет мне Регина, – та самая девочка из моего сна, того самого перед абортом! Тёмные волосики, собранные сзади в хвостик и голубые глазки. Я эти глазки ни с какими другими не спутаю! У меня сердце колотится, выскочит сейчас! Что мне делать, батюшка?!
– Не знаешь, что делать? Беги за ней и, как во сне, возьми её за руку!
Регина поспешила вслед за выходящими из храма Михаилом Васильевичем с внучкой и вскоре я уже видел в окно всех их троих. Михаил Васильевич, активно жестикулируя о чём-то рассказывал, а в это время Регина и девочка, взявшись за руки, шли по пыльной деревенской дороге, и никого не замечая смотрели друг другу в глаза.
с. Иваново, Владимирская обл.