«Пчёлка»

«Пчёлка»

Рассказ

Я любила своего мужа, – признаётся Регина, наша прихожанка, в крещении она Маргарита. – Мы с Региной знаем друг друга уже много-много лет, а познакомились ещё до моего прихода в церковь. Она же воспитывалась в вере с самого детства. – Вместе с мужем мы растили двух сыновей. Когда младшему исполнилось три года и он пошёл в детский сад, я решила, что пора и мне возвращаться на работу, благо место за мной сохранялось.

Со всеми обо всём договорилась, завтра мой первый после декрета рабочий день, и вдруг я понимаю, что снова беременна. Как же это было не вовремя. Представила, снова ходить с животом, я тяжело переносила беременность, частые интоксикации, потом рожать. Младенец требует к себе постоянного внимания, а у меня ещё двое малышей, старший из которых ещё только должен был пойти в первый класс. Муж постоянно на работе. Родители далеко. Мама и так от нас два года практически не выбиралась. Отец всё это время жил один, вида не показывал, но я понимала, что и ему надоело его вынужденное одиночество. Как они отнесутся к появлению на свет очередного внука или внучки? Да понятно, как. Все будут недовольны.

Решила посоветоваться со своей лучшей подругой Анной, та работала медсестрой у нас в нашей поликлинике.

Аня, проблема, что делать? Ума не приложу.

Нашла о чём беспокоиться?! Тоже мне проблема. Я с Михаилом Васильевичем, нашим гинекологом, поговорю, и решим мы твою проблему.

Уже через несколько дней я входила в женскую палату хирургического отделения. Мне предстояло переночевать ночь, а утром отправиться на аборт.

Михаил Васильевич меня как специалиста уважает, – откровенничает словоохотливая Анна. – Собирался в отгулы. Друзья к нему должны были приехать. Рыбалка там, шашлыки. А я за тебя попросила, сказала срочно надо, на работу человеку выходить. И так двое мальчишек на шее. Мол, войдите в положение. Что ты думаешь, доктор сразу созвонился с друзьями и по моей просьбе перенёс дни отгулов. Так что учти, подруга, операцию тебе делаем по моей протекции, – улыбается Анечка.

На аборт я решилась, а у самой на душе муторно. У меня же все предки верующие, в церковь ходили. Иконы на кухне висят, ещё от бабушки достались. Иногда встану вот так вечером, перекрещусь на них и что-нибудь попрошу. Молитв я особо на знала, но «Отче наш…» и «Богородице Дево, радуйся…» помнила с самого детства. И тот факт, что аборт – это грех, понимала отчётливо. Потому и душа у меня болела. Если бы не обстоятельства, ни за что бы не согласилась.

Накануне операции уж поздно вечером наконец уснула и вижу сон. Будто идём мы по берегу вдоль реки с маленькой девочкой, лет шести, может, чуть больше. Она держит меня за руку. Иногда поднимает головку вверх и смотрит мне в глаза. Будто ждёт от меня чего-то. Потом опускает глазки вниз, и мы идём дальше.

Наконец, дошли мы с ней до какого-то места на берегу и остановились. Девочка отпустила мою руку. Снова молча посмотрела мне в глаза. Потом повернулась лицом к реке и пошла ножками прямо по воде, будто она совсем ничего не весит. Перешла на тот берег. Встала и смотрит на меня. Вижу машет рукой и что-то такое мне говорит, но я никак не разберу. Но понимаю, что говорит она это с любовью.

Проснулась в слезах. Сердце колотится. Девочка будет. Не пойду на аборт. Встала, оделась и принялась собирать сумку. Уже уходить, но не успела. В палату, будто предчувствуя, что я попытаюсь сбежать, проскользнула моя подруга Анечка.

Ты что это удумала?! Сбежать хочешь? Михаил Васильевич уже приехал и ждёт. Он ради тебя от шашлыков отказался. Навстречу тебе пошёл, а ты такого человека подводишь! Меня подводишь! Даже не думай. Марш за мной.

Схватила меня за руку и тащит. И я точно загипнотизированная покорно поплелась за ней в кабинет гинеколога.

Не родилась моя девочка. До сих пор вспоминаю её тёмненькие волосики, собранные сзади в хвостик, и голубые глазки. Успокаивала себя, мол, у меня двое мальчиков. Придёт время, вырастут, женятся. Внуков мне нарожают, и обязательно внучку. Очень надеялась.

В четырнадцать лет от роду заболел мой младший сыночек. Заболел тяжело и, проболев год, умер. Его смерть и похороны вспоминаются как будто всё это происходило во сне и не со мной.

Старший, тот уже учился в институте на первом курсе, отправился с приятелями на вечеринку и пропал. Никто из ребят не мог вспомнить, в какой момент это случилось, и куда он подевался. Это известие я приняла почему-то на удивление спокойно. Уже не мальчик, человек взрослый, в глупостях особо не замечен. Ладно, ночь погуляет, а утром вернётся домой. Только утром его тело обнаружили в двадцати километрах от дома. Я была на работе. Мне позвонили из милиции и пригласили на опознание. Дело уголовное завели, но убийц не нашли. Остались мы с мужем вдвоём. А теперь я доживаю свой век одна и всё думаю о своей не родившейся девочке.

На днях встречаю свою лучшую подругу Анну и говорю ей:

Ты виновата! Если бы ты не остановила меня в то злополучное утро, жила бы я сейчас со своей дочечкой в окружении собственных внуков. А ты: «Михаил Васильевич отгул перенёс! Михаил Васильевич от шашлыков отказался»!

Анна меня слушает, а чувствую, что сама она на грани, вот-вот заплачет:

Что же ты мне душу рвёшь, а Регина? Дура ты, хоть в крещении и Маргарита. Зачем ты меня тогда послушалась? Зачем?! У тебя что собственных мозгов нету? Бегом за мною бежала. Шашлыки. Да пропади они пропадом эти шашлыки! А Михаилу Васильевичу я пойду и скажу, что всё, в абортах больше не участвую.

 

С того нашего разговора с Региной прошло несколько лет. Общаюсь с кем-то после литургии и слышу:

Батюшка, простите, что отвлекаю, – вежливо, но настойчиво обращается ко мне мужчина лет пятидесяти пяти, – я бы хотел принять крещение. Как это можно сделать?

Креститься? Очень хорошо, а как ваше святое имя?

Вы имеете ввиду, как меня зовут? Понятно. Меня зовут Михаил Васильевич, я врач-гинеколог с тридцатилетним стажем.

Нужно сказать, что Михаила Васильевича я знал уже много лет, но знаком с ним не был, встречаясь, мы не здоровались. Среди врачей людей верующих в Бога очень мало. Потому сам факт, что врач решает креститься, для меня это факт выдающийся. Тем более, если об этом говорит человек, чьё желание присоединиться к церкви подразумевает кардинальный пересмотр им его прежних нравственных установок. Хочешь ты этого или нет, но возникает вопрос, что же такое случилось с этим уже немолодым доктором, что заставило его столь принципиально пересмотреть собственные взгляды?

Михаил Васильевич, можно поинтересоваться, почему вы решили креститься? Возраст у вас уже солидный, а вы вот только сейчас озаботились этой проблемой.

Всю свою жизнь я работаю врачом-гинекологом. Работа у меня, как у любого врача, нелёгкая. Но множество плюсов от моей положительной деятельности перечёркиваются тем, что мы у себя в больнице проводили искусственное прерывание беременности, то есть все эти годы я делал аборты. Но только теперь я осознал и пришёл к выводу, что аборт есть не что иное, как разрешённое убийство. К этому выводу я шёл многие годы и рад тому, что, в конце концов, эта мысль привела меня в храм.

Это возраст, Михаил Васильевич? Накопленная мудрость? Или какое-то событие в вашей жизни заставило вас так думать?

Скорее, всё вместе. Понятно, что со временем рано или поздно ставишь перед собой вопрос о смысле прожитой жизни. Но порой случаются события, значимые, и одновременно не объяснимые никакой человеческой логикой. Они берут и разворачивают поток твоих мыслей совсем в иное русло.

Всю свою жизнь помогал женщинам стать счастливыми мамами. А параллельно с этим убивал детей, считая, что так можно, если эти дети не нужны даже собственным несостоявшимся родителям. И думал так до тех пор, пока уже моя единственная дочка ни вышла замуж.

Вспоминалась свадьба, весёлое застолье и пожелания молодым поскорее стать родителями, а нам с женой, соответственно счастливыми дедушкой и бабушкой. Я радовался в предвкушении этого события, но время шло, а дочь не беременела. Думали, может, молодые хотят, как это часто бывает, сперва пожить для себя, а потом уже и дитя рожать. Разговариваю с дочерью. Признается: «Папа мы хотим, но не получается».

Тогда мне пришлось, что говорится, брать инициативу в собственные руки. Начали мы с ними ездить по медицинским светилам. Всё-таки, когда столько лет в специальности, невольно обрастаешь знакомствами. К одному съездили показались, к другому. Пять лет ездили. Ничего не выездили. У неё и у него всё в норме. Показатели во всех отношениях хоть в космос посылай, а дитё не приходит.

Поменяли они место жительства, уехали от нас в Питер. Думаем, ну пускай. Может, им самостоятельности не хватает. Год они живут на новом месте. Следующий. Ничего не получается.

Однажды звонит мне дочка и сообщает, что собираются они с мужем к нам в гости. Мы с матерью обрадовались. Они приезжают. Смотрю, а у дочери вот здесь на цепочке висит маленький золотой крестик. Раньше она крестик никогда не носила, а теперь надела. Подумал, бедная девочка, совсем отчаялась раз в церковь пошла. Ведь церковь – это что? Это только тогда, когда совсем опускаются руки. Смотрю, нет, глаза весёлые безо всякой грусти. Сообщают:

Завтра мы планируем вдвоём отправляться в Москву к мощам блаженной Матроны. Будем просить о нашей проблеме. А после завтра, уже с друзьями, едем несколькими машинами на Гремячий ключ к источнику преподобного Сергия Радонежского.

А это зачем?

Как зачем? Будем окунаться в святом источнике и все вместе молиться о нашем ребёночке. Раз земные врачи нам не помогают, будем обращаться к врачам небесным. Кстати, если хотите, присоединяйтесь с мамой к нашей компании.

Мы с женой подумали и решили не отказываться. Приезжаем на этот самый Гремячий ключ, а проехать там по дороге к источнику можно лишь до определённого места. Потом бросаешь машину и идёшь пешком. Идём, пылища ужас. Земля вокруг сплошная глина, сплошь изрытая глубокими колеями от автомобильных колёс. Чуть дождь – и вообще не проехать.

Молодёжь смеётся. Я тоже иду улыбаюсь, а у самого на душе кошки скребут. Бедный мой ребёнок.

Наконец добрались до источника. Народу вокруг полным-полно. Все, кто подходят, раздеваются и с головой окунаются в воду. Я её рукой попробовал, ледяная. Смотрю, мои спутники раздеваются и один за другим становятся в очередь. А потом – в купальню. В воде визжат от холода, крестятся и с головой туда же.

Потом все в полотенцах сбились в кучку, стоят обтираются и смеются. Благо лето и на улице температура под тридцать. Думаю, сейчас обсохнут, переоденутся, может, это безумие обойдётся без видимых последствий. Размышляю так и вижу, летит пчела. Медленно так летит, зависла рядом с молодыми людьми и будто прислушивается, о чём они между собой смеются. Их всех вместе с друзьями было восемь человек.

Затем, представляете, батюшка, пчела подлетает конкретно к моей дочери и садится ей на лицо возле самого рта. Та растерялась, не зная, что делать. И все растерялись, а пчела берёт и жалит её прямо в нижнюю губу. Тут же аллергическая реакция, губа отвисла до подбородка, кошмар, короче.

Возвращаясь, вёл машину в преотвратительном настроении. Жалел свою дочь и на чём свет ругал все эти зловредные глупости с чудотворными источниками, святыми иконами, и церковь с попами, которые разумных людей норовят превратить в идиотов. Короче, пока ехали, всем досталось.

 

В эту ночь после купания в источнике моя дочь понесла. Дитя отозвалось.

Это я потом высчитал. И сколько бы раз не пересчитывал, все мои вычисления неизменно возвращались к той самой пчеле. Я хотел ошибиться, но гинекологу с более чем тридцатилетним стажем себя самого обмануть не получилось. В положенное время родилась наша внучка. Для нас с бабушкой это самый замечательный на свете ребёнок. А спустя неделю заходит в кабинет моя многолетняя помощница Анна, это моя медсестра, а на самой лица нет. И заявляет, что больше не будет участвовать в операциях по искусственному прерыванию беременности, то есть делать вместе со мной аборты. И обосновывает тем, что поверила в Бога. Несколько дней я размышлял над её словами, тем более после всех этих событий, и тоже решил, что всё, больше я не убью ни одного ребёнка.

Главврач всё удивлялся, как это я и поверил в Бога. Он мне так и сказал:

Где ты и где Бог?! Ты всю жизнь был ярым атеистом. Как случилось, что ты поверил?

А я не поверил, я убедился, что Он есть.

Что же, тогда отправляйся к попу и скажи ему, чтобы он тебя покрестил.

Чтобы покрестил, – в задумчивости повторил Михаил Васильевич слова главного врача. – Увы, не всё так просто. Крещение мне ещё надо заслужить.

Батюшка, шесть лет я собирался с духом. Считал, что после всего, что я как врач натворил, просто не достоин креститься. Несколько раз порывался, а сегодня, наконец-то, дошёл.

Я крестил Михаила Васильевича, и с тех пор иногда вижу его на службах у нас в храме.

 

Батюшка, нужна ваша помощь. – Это снова наша прихожанка Регина. – Анна, моя подруга, я вам о ней рассказывала, давно уже лет пять или шесть тому назад, так вот болеет она очень и хочет покаяться.

Год уже как не ходит и практически не встаёт с постели. Молодые ей внука подкинули, нужно им было куда-то по делам. Мальчонка шустрый, бабка за ним не уследила. Где-то набедокурил. Анна резко к нему повернулась и что-то у неё там щёлкнуло в позвоночнике. Её уже и в область и даже в Москву возили. Всё думают, как операцию делать. Через месяц обещают выделить квоту и будут восстанавливать.

Она батюшку перед операцией пригласить хочет. Покаяться хочет и причаститься. Анна ещё до своей болезни в храм начала ходить. Не к нам, в монастырь ездила. Было и причащалась, а об убитых детках не каялась. Не могла через себя переступить, боялась священник её за это из храма выгонит.

Мы договорились с Региной, что я приду к Анне через неделю. Но той потребовалось ехать сдавать дополнительные анализы, так что встретились мы с ней всего за несколько дней до её операции.

Несмотря на болезнь, Анна выглядела бодро и была полна оптимизма. Она уже видела себя в больничной палате, готовящейся к предстоящей операции. Анализы настраивали на благополучный исход. Анна настолько была уверена, что всё у неё будет хорошо, что уже вовсю строила планы на предстоящее лето.

Наконец она смогла покаяться в самом страшном грехе своей жизни. Искренне и со слезами. Я соборовал её и причастил. А несколько дней спустя мне позвонил её сын и сообщил, что Анна умерла.

Ещё вечером она прекрасно себя чувствовала. На следующий день мы собирались ехать в Москву, ложиться в специализированную клинику. Утром сиделка заходит к ней в комнату, а она лежит мёртвая.

Анну я отпевал в храме. Регина и Михаил Васильевич во время отпевания стояли рядом.

 

В этом году на Антипасху смотрю Михаил Васильевич ведёт на причастие девочку. Я догадался, что это и есть его внучка. Потом они подошли к кресту, и Михаил Васильевич просит:

Благословите нас, отец Александр, в этом году мы идём в первый класс.

Я благословляю ребёнка и спрашиваю её:

Что дедушка говорит, на кого ты больше похожа, на папу или на маму?

Девочка смущается:

Дедушка шутит, что ни на папу и ни на маму. Но больше всего я похожа на пчёлку! Он меня так и называет – «моя пчёлка».

Мы с ним переглянулись. Прощаемся. Дедушка с внучкой направляются на выход, зато подлетает взволнованная Регина:

Батюшка, это что внучка Михаила Васильевича?!

Да, его красавица.

Отец Александр, это она! – Громко шепчет мне Регина, – та самая девочка из моего сна, того самого перед абортом! Тёмные волосики, собранные сзади в хвостик и голубые глазки. Я эти глазки ни с какими другими не спутаю! У меня сердце колотится, выскочит сейчас! Что мне делать, батюшка?!

Не знаешь, что делать? Беги за ней и, как во сне, возьми её за руку!

Регина поспешила вслед за выходящими из храма Михаилом Васильевичем с внучкой и вскоре я уже видел в окно всех их троих. Михаил Васильевич, активно жестикулируя о чём-то рассказывал, а в это время Регина и девочка, взявшись за руки, шли по пыльной деревенской дороге, и никого не замечая смотрели друг другу в глаза.

 

с. Иваново, Владимирская обл.