Переписывая истории

Переписывая истории

(стихи)

Пролог

 

Я ухожу в другие времена,

Ведь в настоящем есть моя вина,

Пытаясь в прошлом беды отменить

И перестать во всем себя винить.

 

 

1812 год

 

Сегодня ночью будем пьяны

И пропируем до утра.

Гитара в паре с фортепьяно,

Мазурка, вальс и баккара.

 

Поутру — новые забавы,

Пускай вокруг горит Москва.

Хоть, право, русские неправы,

Сжигая церковь Покрова=.

 

Хохочем снегу, словно дети,

Слепив в Кремле в игре снежки.

Нам покорится все на свете.

У нас в руках — Руси вершки.

 

Но почему-то нет посланий

И русский царь не просит мир.

Зимой в Москве — мы на закланье!

Что будем делать, наш кумир?

 

Уже неделю нет багета

И месяц не достать овес

Здесь, на краю чужого света.

Куда нас Бонапарт занес?

 

Назад бредем, коней теряя

И проклиная русский быт:

Неужто здесь, в коварном крае,

Наш корсиканец будет бит?

 

Встречаем на дороге волка.

Медведь нас гонит от костра.

И в интенданте мало толка —

Вино закончилось вчера.

 

Трезвеем и слегка лишь пьяны.

Казаки грабят наш обоз.

Мое ломают фортепьяно,

Что из Москвы обоз увез.

 

Мне санитар латает раны.

Обидно, больно нам до слез,

Пройдя насквозь другие страны,

Дубину встретить и мороз.

 

И все трезвы, давно не пьяны,

От снега и метаморфоз.

Горят остатки фортепьяно

В костре осколков наших грез.

 

 

Белая гвардия

или

Почему мы проиграли Гражданскую войну

 

Посвящается театральному режиссеру

Евгении Богинской

 

Что делали? — Да принимали муки,

Потом устали и легли на сон.

И в словаре задумчивые внуки

За словом: долг напишут слово: Дон.

Марина Цветаева

 

Часть 1

 

По мотивам рассказа Ивана Бунина «Солнечный удар»

 

Я мог бы с Врангелем уплыть на пароходе,

В Иркутске не был с Колчаком убит.

В своих стихах мечтал бы о свободе,

О возвращении до гранитных плит.

 

Я, Зимний защищая с юнкерами,

Был на Дворцовой площади сражен.

Гремели выстрелы от крейсера над нами,

Ломались древки у Андреевских знамен.

 

Мне в Петропавловке, в холодном раввелине,

Свои стихи прочел Великий князь.

На Кронверкской заснеженной куртине

Нам рвали пули и шелка, и бязь.

 

С Корниловым я в «Ледяном походе»

Хранил разбитый пулей медальон.

Мечтал о будущем, где в книгах о свободе

За словом: долг напишут слово: Дон.

 

Я не убит в Ипатьевском подвале…

Царевича не заслонил собой.

В любви к царю замечен был едва ли,

Но я бы принял за него смертельный бой.

 

С Деникиным мы брали вместе Тулу,

Надеясь на великую страну.

В Новороссийске, грустный и понурый,

Парад последний, по морскому дну.

 

Я с Капелем в атаку без патронов

Шел, наточив до сини острый штык.

Не надо мной тогда склонились кроны,

Когда стрелял ижевский большевик.

 

С Юденичем мечтал я о свободе,

Был с Пулковских такой чудесный вид.

Я мог бы с Врангелем уплыть на пароходе,

А был в Крыму Землячкою убит…

 

 

Часть 2

 

На третий день Пасхи он умер в вагоне метро, — читая газету, вдруг откинул к спинке сиденья голову, завел глаза…

Когда она, в трауре, возвращалась с кладбища, был милый весенний день, кое-где плыли в мягком парижском небе весенние облака, и все говорило о жизни юной, вечной — и о ее, конченой…

Иван Бунин «В Париже»

 

Константинополь, Пера, греки.

С Галатской башни виден Крым.

Еще России помним реки,

От русских печек сладкий дым.

 

Белград, Берлин, Париж и Прага.

Чужой язык, чужой народ.

Здесь эмигрантская отвага

Сама собою отомрет.

 

Шестой этаж, отель без лифта.

По крыше дождь, как стук колес.

Мой генерал, что ж, карта бита.

Ответов нет на наш вопрос.

 

Лувр — не замена Эрмитажу

И Сена уже, чем Нева.

Что это было? Жизней кража?

Иль просто новая глава?

 

Ты пишешь лист воспоминаний,

Лист объяснений их побед.

Что все предрешено заранее,

А поражение — жизни бред.

 

Остались русские мотивы

И русских женщин глубина.

И слезы, очень сиротливы,

На глубине Парижа дна.

 

Осталась только лишь надежда

И вера в русские сердца,

Что все возможно, как и прежде,

За полсекунды до конца.

 

Париж, подземка, время смерти.

Рассказ по-бунински красив.

Мы верим в жизней круговерти

И в одиночества мотив.

 

 

Призраки Карельского перешейка

 

«Приглашаем всех на праздничные торжества, посвященные 70-летию освобождения Комарово».

Администрация, август 2014

 

По ночам здесь звучат голоса —

Запоздалое финское эхо

От людей, убежавших в леса,

От домов обустроенных этих.

 

Это сосны скрипят на ветрах

Разговором ушедших зимою.

Возникают в прошедших веках

Голоса говорящих со мною.

 

В темноте ловит слух имена

И обрывки растянутых звуков,

И глухая всплывает вина

У давно позабывших все внуков.

 

Ведь мы не были с ними враги,

Но не стало в округе чухонцев.

Лишь в мороз раздаются шаги,

Где обрыв и дорога на солнце.

 

Слышен скрип от саней на снегу,

Плач детей, что подняли с кроватей.

Этот дом до сих пор берегу,

Если это хоть что-нибудь значит.

 

Отголоски далеких побед.

Два часа до границы отсюда.

Сотворили мы столько здесь бед

Для себя и для местного люда.

 

И все тише звучат голоса —

Отголоски ушедшего мира.

У залива кривая сосна

Обнажила корнями могилу.

 

С моря ветер песок наметет.

Закопает могилу обходчик.

В финском доме никто не живет,

Он стоит много лет, заколочен.

 

 

Переписывая истории

И великий муж покинул Карфаген.

Она стояла перед костром, который разожгли под городской стеной ее солдаты, и видела, как в мареве костра, дрожавшем между пламенем и дымом, беззвучно рассыпался Карфаген задолго до пророчества Катона.

Иосиф Бродский «Дидона и Эней»

 

Я проходил столетия за минуты,

Читая строки из знакомых книг.

Одновременно Цезарем и Брутом,

Вершителем придворных всех интриг,

 

Пророком ощущая и мессией,

Стихами изменяя ритуал,

Страницы заменял я, где вершили

Истории неправедный финал.

 

Спасая Архимеда от солдата.

Сократу расплескав смертельный яд.

Напоминал забытые цитаты

И помогал найти зарытый клад.

 

Спасая Гектора у стен великой Трои —

Не дал Ахиллу нанести удар.

Троянцев с греками мирил в великом споре.

Елену Менелаю возвращал.

 

Я заменял трагедии на драмы.

В историях переписал финал.

Но, сохранив и статуи, и храмы,

Я превратил все в мыльный сериал.

 

Рим не воюет ныне с Карфагеном.

Эней с Дидоной счастлив и богат.

Волчица кормит Ромула и Рема.

На брата не поднимет руку брат.

 

Остались только женские романы:

Интриги, вздохи и мигрень с утра.

Не бьют в ворота страшные тараны

И страх наводят только доктора.

 

Эней с женою счастлив в Карфагене.

Ахилл и Гектор бегают вдвоем.

Царь Менелай весь в страсти по Елене.

Приам остался в Азии царем.

 

Героев нет — и нет любви великой.

Дидона жарит мясо на костре.

У башен Трои, вместо страшной битвы,

Коня троянского купание в реке.

 

 

Эпилог

 

Пишу ночами, и все чаще — между строк,

Все то, что днем словами выразить не смог.

Отбросив прочь дневную суету,

Я отгоняю будней пустоту.