Журнальный мир

В 1380 году Митяй – ставленник Дмитрия Ивановича – отправляется в Константинополь для поставления его в сан главного митрополита. На пути в Царьград Митяй внезапно умирает. Свита Митяя, посоветовавшись, решает не возвращаться в Москву без митрополита, а избрать из сопровождавших Митяя клириков другого кандидата. После бурных дебатов избирают архимандрита Пимена. Он находит на корабле ризу Митяя с ценными незаполненными бумагами, излагает в них якобы волю князя поставить митрополитом его – Пимена – и отправляет одну из бумаг в Константинополь, дабы встретили его с почётом. Остаётся малость: узаконить титул в Царьграде и стать митрополитом всея Руси.

Осень 1381-го. Новгородская ладья причалила к пристани Коломны. Митрополит Киевской и Великой Руси – Пимен-Грек – вышел в окружении своих людей на палубу и огляделся. Народ коломенский с земли обступил прибывшее судно. Пимен ухмыльнулся: он знал, что любуются не судном, а самим Пименом. Бриллиантовый крест, нашитый на белом клобуке митрополита, сверкал на солнце.

Перед отплытием Пимена Нил отправил князю Дмитрию Ивановичу письмо, в котором предписывал принять Пимена в его новой должности. Теперь новоявленный митрополит собирался навестить Коломенскую епархию, чтобы заиметь себе нового епископа. Пимену нужно было заручиться поддержкой каждого города, лежавшего на пути в Москву: тыл митрополита перед встречей с князем должен быть прочным.

Пимен подозвал к себе советника из клирошан.

– Трёх стражей – со мной. И грамоту Нила подай.

– Владыко, епископов уже некуда размещать… Судно забито…

– Нет, возьмем еще одного. Высадите Феодосия, странный взгляд у него, мятежный.

– Он тяжело болен – подхватил что-то… Ноги гниют.

– Дурными мыслями он болен! Высадить с корабля! И еще: пока меня не будет – запастить припасами.

– Исполним, владыко.

Пимен и стражи сошли по мосткам на берег. Пимен шел гордо, вальяжно. Вокруг него, охая, расходился люд. Бабы шептались, мужики недоверчиво косились на Пимена, не пропуская ни одного жеста чужака. Дети лезли родителям на спины, чтобы разглядеть бриллиантовый клобук и дорогие одежды. Вдруг кто-то выкрикнул:

– Митрополит!..

Толпа на мгновение затихла, но тут же встрепенулась и хлынула к Пимену: от такого могло и деньжат перепасть. Несколько мужиков засучили рукава, но, увидев вблизи булавы стражников, отступили и спрятали руки за спины. Женщины начали кланяться митрополиту до земли.

Митрополит шел по пристани и наслаждался, запрокинув голову. В Оке отражалось уставшее небо, солнце морило его. Приятно пахло речной водой и пряными лепешками.

Пимен увидел, как женщина с хрустом свернула курице шею.

Лицо Пимена скривилось в муке. Он вспомнил, как набросился на спящего Митяя и принялся душить. Митяй судорожно пытался оттащить руки Пимена, вырывался.

Вдруг Митяй перестал сопротивляться. Взгляд его стал детским. Пимен удивленно замер. В глазах Митяя он увидел прощение.

Пимен, придя в себя, свернул Митяю шею. Но взгляда не мог забыть.

– Владыка…

Антип схватил митрополита за руку. Воспоминание Пимена прервалось тотчас. Он поднял голову. Метрах в двадцати от них наперерез вышло несколько вооруженных людей, явно не местных. Антип узнал их по дорогим военным облачениям.

– Московские… Князя люди… – шепнул он митрополиту. Пимен похолодел.

Антип отдал приказ страже, и Пимена затолкнули в толпу пляшущих женщин. Стражи и Пимен пробирались через коломенский народ. У митрополита зарябило в глазах от цветастых одежд, заложило уши от веселого гомона. Не долетела птичка до дома… Пимен стянул с головы сверкающий клобук.

Запахло грязной животиной. На ходу скидывая с себя златотканую фелонь, Пимен проталкивался через веселившихся кормчих. Когда стража и Пимен вырвались из толпы, Пимен схватил Антипа за грудки:

– Отвлеки их, – процедил Пимен. У бледного Антипа дрожали губы. Пимен дал Антипу пощечину – исполняй! – и рванулся в сторону.

Пимен побежал к городским хлевам, стоящим недалеко от пристани. За спиной гудел народ, в ушах стоял звон. Пимен юркнул в один из деревянных покосившихся срубов. От неожиданности вздрогнул: перед его лицом чавкала сеном телка. Пимен облокотился спиной о стену сруба и затаил дыхание. Тело задрожало, но Пимен укротил его, дав себе пощечину. С улицы слышался гогот коломчан. Вокруг Пимена метались встревоженные куры.

– Где же ты, митрополитюшко всея наш? – послышалось со двора. – Выходи, архимандритюшко…

Пимен припал к щели между бревнами: пять воевод князя, протиснувшись сквозь коломенский люд, рыскали по двору, заглядывая в хлева. В одном из людей Пимен узнал Ивана Григорьева, сына Чурилова, прозванного Драницей. Боярин был прозван так за особую жестокость, которую тот учинял при дворе князя. Он не оставит Пимена живым… Пимен побледнел, ноги подкосились. Оглянулся: бежать некуда.

– Лови самозванца!

– Митрополитом стать захотел? За Митяя ответишь!

– Вор!

– Лови предателя!

Пимен заметил, что одна из куриц убежала в дальнюю часть хлева. Митрополит проследил за ней. Назад не вернулась, будто исчезла. Пимен выглянул за толстый коровий зад: в глубине сруба что-то было.

Митрополит на корточках прополз мимо тяжело вздыхающей коровы. В стене сруба сквозь дыру сияло утреннее солнце. Пимен, весь в грязи и сене, протиснулся через нее. Одежды его зацепились за острые края щели – Пимен вывалился и упал лицом в траву.

Митрополит, чертыхаясь, поднял голову. И глухо вскрикнул.

Стоял вечер. Солнце исчезло. Густой туман обволакивал верхушки лысых покосившихся деревьев. Грязное небо освещало склон, уходивший к мутной темной реке. Не было слышно ни люда, ни птиц. В холодном воздухе застыла тишина.

Пимен снова хотел закричать, но не смог. Закашлялся, схватился за горло. Его кашель долетел до реки и растворился в глухом молчании. Пимен, холодея от ужаса, нащупал дыру сруба, из которой выпал. Развернулся и заглянул внутрь: пусто. Ни коровы, ни куриц. На земле лежало старое полусгнившее сено.

Дверь в сруб открыта. В ней – тоже никого. Пимен попятился. Оглянулся на реку: она текла медленно, тяжело. Черные воды ее, до этого бывшие голубыми, впадали сами в себя и себя же поглощали. Пимен не видел конца реки.

«Туда не пойду», – подумал он. На четвереньках, опасаясь Драницы и его людей, Пимен, двигаясь у стены сруба, подполз к его входу. Митрополит задрожал: вокруг не было ни души. Исчезли все домики, служившие торговому люду для хранения снастей и скота. Пропали возы и бочонки, стоявшие по краям дороги. Никого. Вокруг чернел лес.

«Матерь Божья!» – Пимен осел. Его заколотило в лихорадке. Понял, что здесь оставаться нельзя. Митрополит, озираясь, встал с холодной травы. Медленно, припадая каждые несколько метров к деревьям, Пимен шел по направлению к пристани. Вскоре он дошел. И обмяк. Вместо пристани перед ним расстилался пустой, заросший берег. К нему приливала черная вода. Над ней плыло серое небо. Пимен вспомнил смех девок, крики торговцев. Тишина. Река безмолвна: волны ее, словно змеи, облизывали землю.

Пимен завыл, упал на землю и начал рвать замерзшими руками траву. Заплакал, свернувшись и поджав под себя ноги. Но увидел вдруг движение между деревьев. Вскочил.

– Выходи, выходи! Драница, я убью тебя!

Разъяренный отчаянием Пимен с воплем побежал в лес. Ветки били его по лицу. Пимен плакал и несся вперед, выставив руки. Запутавшись, он остановился, огляделся, тяжело дыша. Черный лес обступил его. Пимен, размазав кровь по лицу, присмотрелся. За дальним деревом перемещалось что-то прозрачное, еле уловимое. Пимен схватил с земли палку можжевельника. Дрожа, медленно подошел к дереву.

– Выходи, с-сволочь…

Митрополит прищурился. Перед ним из-за дерева выплыла прозрачная, тонкая фигура. Пимен разглядел голое иссушенное тело, мрачное острое лицо и худые ступни, не касавшиеся земли, а плывущие по ней. С голых голубоватых бедер свисал пояс от рясы.

«Монах…»

Фигура подплыла и наклонилась к Пимену. Митрополит отступил, можжевельник выпал из рук. Монах дыхнул на митрополита. Щеки Пимена заиндевели. Призрак завыл и схватил голубоватой рукой крест митрополита, свисавший с его шеи. Пимен закричал и бросился бежать. Лес обступал его сзади, ветки рвали одежду. Пимен обернулся: за ним летели десятки прозрачных тел. Он, скидывая на ходу рясу, не останавливался. Увидел сбоку от себя свет и кинулся к нему наперерез.

Пимен выпал из черного леса, отполз и попятился. Он был на опушке. Цветов на ней не было, та же сухая трава. Небо серело. В нем начали проскальзывать белесые искры.

Пошел дождь: тишина нарушена. Пимен осмотрелся. Вдали, недалеко от леса лежали руины разрушенного монастыря. Пимен, обхватив себя руками, в мокром подряснике пошел к нему. Стуча зубами, он иногда оборачивался: вдалеке стояли они. Призраки. Монахи провожали Пимена, но дальше леса не двигались. Один – тот, что сорвал с Пимена крест, – подплыл ближе всех, но остановился у тонкой ели. Обхватив дерево одной рукой, другой он тянулся к Пимену. Митрополит остановился. Вгляделся в зыбкую фигуру монаха, колыхавшуюся на ветру. И пошел дальше, стараясь больше не смотреть назад.

Когда Пимен дошел до разваленного монастыря, дождь закончился. Митрополит оглядел руины. Большие острые камни были развалены и поросли травой. Кусок проломленной крыши покрывал собой лишь маленькую сохранившуюся келью без двери: в ней не было ничего, кроме стен. Пимен услышал вдруг глубоко внутри нее плач ребенка. Сердце его чуть не оборвалось. Митрополит начал взбираться по камням внутрь, дрожащие руки его соскальзывали. Забравшись, он погрузился в темноту кельи.

– Кто?..

Тишина.

Пимен пошарил рукой по полу. Нащупал обломок наподобие огнива и сыроватую лучину. Чиркнул ими друг об друга. Зажглось с третьей попытки.

Митрополит, вытянув руку, прошел вглубь кельи. Лучина осветила ребенка, сидевшего у разломанной двери. Уткнувшегося лицом в колени. Плечи его дрожали. Пимен хотел сказать что-то, но захрипел. Мальчик обернулся. Лицо его показалось Пимену знакомым.

Пимен положил лучину на камни.

– Кто ты?

Мальчик вдруг кинулся к Пимену и, обняв, уткнулся заплаканным лицом в его мокрый подрясник. Пимен замер. Ребенок заплакал сильнее. Пимен неловко погладил мальчика по спине.

– Почему плачешь?..

Мальчик лишь зарылся головой в грудь Пимена.

– Кто тебя обидел?..

Молчание.

– Не бойся.

Молчание.

– Ну же?

– Ты, – прошептал мальчик и заревел.

– Я? – Пимен нервно засмеялся, погладил мальчика по голове. – Что ж это я тебе сделал?

– Ты убил меня.

Пимен замер. За спиной свистел ветер. Пимен ощутил, как задувает за шиворот.

– Когда я вырос, на корабле.

Молчание.

– Мама мне говорила, когда я вырасту большим и здоровым… Что буду жить долго. Но ты убил меня. Я больше никогда не увижу маму, и ты скоро от меня уйдешь… Прости! Я не хотел быть митрополитом! Прости меня, прости! – маленький Митяй прижался к Пимену и заплакал, разрывая подрясник худыми ручками.

_{* * *}

Они сидели у черной реки. В ней иногда поблескивали молнии, но маленький Митяй не давал Пимену окунуться:

– Она сделает тебе больно, не ходи.

Пимен мрачно кивал мальчику, гладя его по волосам.

Мальчик рассказал, что место, где текла черная река, где в лесах обитали души монахов, было рубежом мира. Здесь обитали души умерших, но не попавших в рай и ад. Застрявшие здесь навсегда.

Убив Митяя, Пимен присвоил себе его жизнь. Душа его теперь навсегда была заключена здесь: вне жизни, вне времени и вне смерти.

Мальчик прижимался к Митяю и рассказывал, как мама учила его вязать лапти… Но Пимен не слушал. Он мутным взглядом смотрел на реку. Она бурлила и опрокидывалась черными языками о берег. Волны ее отражались в черных глазах мальчика.

Небо заволокло тяжелыми, тлетворными тучами. Из него в реку начали вылетать огненные искры. Река питалась ими: в волнах ее дребезжали и проглатывались молнии. Одна из них отскочила и вошла в землю рядом с мальчиком. Тот съежился от страха и завизжал, прижав к себе руку митрополита.

Пимен поднялся с земли.

– Не уходи!.. – мальчик, плача, цеплялся за рваный подрясник.

– Все будет хорошо, – Пимена отстранил от себя мальчика. – Ты встретишься с мамой…

Пимен глядел в черные глаза маленького Митяя. Развернулся к реке и побежал. Мальчик кинулся за ним, но Пимен уже нырнул в черные вздымавшиеся волны. Мальчик остался стоять на берегу, держа в руках белый обрывок ткани.

_{* * *}

Пимен, отхаркивая воду, приподнялся. Вокруг в суматохе бегали курицы, в спину тяжело дышала корова.

За дверью сруба визжали женщины, доносились крики и лязганье оружий. Послышалось бульканье: кому-то перерезали горло. Глухой удар тела о землю.

– Где же ты, митрополитюшко всея наш? – стальной голос Драницы разрывал всеобщий крик.

Пимен поднялся. Прошептал за упокой.

И, раскрыв дверь, вышел.