Письма всегда доходят до адресатов

Письма всегда доходят до адресатов

Стихи

* * *

Жили-были, варили кашу, закрывали на зиму банки.

Как и все, становились старше. На балконе хранили санки,

под кроватью коробки с пылью и звездой с новогодней елки.

В общем, в принципе – не тужили. С расстановочкой жили, с толком.

Берегли на особый случай платье бархатное с разрезом,

два флакона духов от гуччи, фетра красного пол-отреза,

шесть красивых хрустальных рюмок и бутылку китайской водки.

А в одной из спортивных сумок надувную хранили лодку.

Время шло, выцветало платье, потихоньку желтели рюмки,

и в коробочке под кроватью угасала звезда от скуки.

Фетр моль потихоньку ела, лодка сохла и рассыпалась.

И змея, заскучав без дела, в водке медленно растворялась.

Санки ржавились и рыжели. Испарялся закрытый гуччи.

Жили-были и постарели, и все ждали «особый случай».

Он пришел, как всегда, внезапно. Мыла окна и поскользнулась.

В тот же день он упал с инфарктом. В этот дом они не вернулись.

Две хрустальные рюмки с водкой, сверху хлеб, по квартире ветер.

Полным ходом идет уборка: убираются в доме дети.

На помойку уходят санки, сумка с лодкой, дырявый фетр.

Платьем, вывернув наизнанку, протирают за метром метр

подкроватные толщи пыли. В куче с хламом — духи от гуччи.

Вот для этого жили-были. Вот такой вот «особый случай».

 

 

* * *

Девочке три, она едет у папы на шее.

Сверху все видно совсем по-другому, чем снизу.

Папа не верит, что скоро она повзрослеет.

Папа готов воплощать в жизнь любые капризы.

 

Девочке шесть, на коленках у папы удобно.

Он подарил ей щенка и большую конфету.

Папа колючий, как еж, и, как мишка, огромный.

Папа умеет и знает вообще все на свете.

 

Девочке десять, и ей захотелось помаду.

Сперла у мамы, накрасила розовым губы.

Папа ругался, кричал, что так делать не надо.

Папа умеет бывать и сердитым, и грубым.

 

Девочке скоро пятнадцать, она повзрослела.

В сумочке — пачка «эссе» в потаенном кармане.

Папа вчера предложил покататься на шее.

Девочка фыркнула: «Ты же не выдержишь, старый».

 

Девочка курит в окно и отрезала челку.

Девочка хочет тату и в Египет с подружкой.

Папа зачем-то достал новогоднюю елку.

Девочке это давно совершенно не нужно.

 

Девочке двадцать, она ночевала не дома.

Папа звонил раз пятьсот или, может быть, больше.

Девочка не подходила всю ночь к телефону.

Папа не спал ни минуты сегодняшней ночью.

 

Утром приехала, папа кричал и ругался.

Девочка злилась в ответ и кидалась вещами.

Девочка взрослая, так говорит ее паспорт.

Девочка может бывать, где захочет, ночами.

 

Девочка замужем, видится с папой нечасто.

Папа седой, подарил ей большую конфету.

Папа сегодня немножечко плакал от счастья:

Дочка сказала, что он превращается в деда.

 

Девочке тридцать, ей хочется к папе на шею.

Хочется елку, конфету и розовый бантик.

Девочка видит, как мама и папа стареют.

В книжке хранит от конфеты разглаженный фантик.

 

Девочка очень устала и плачет ночами.

Папа звонит каждый день, беспокоясь о внучке.

Девочка хочет хоть на день вернуться в начало,

Девочка хочет домой, хочет к папе на ручки.

 

Девочка-женщина с красной помадой и лаком.

Девочка любит коньяк и смотреть мелодрамы.

Папа звонил и по-старчески жалобно плакал:

В ночь увезли на карете в больницу их маму.

 

Мама поправилась, девочка ходит по кухне.

Пахнет лекарствами и чем-то приторно сладким.

Девочка знает, что все обязательно рухнет.

Девочке хочется взять и сбежать без оглядки

В мир, где умеют назад поворачивать время.

Где исполняются влет все мечты и капризы.

Где она едет, как в детстве, у папы на шее,

И ей все видно совсем по-другому, чем снизу.

 

 

* * *

Ходи в сапогах по намытому полу, рисуй на обоях, прогуливай школу, поспорь со мной, очень внезапно взрослей — я буду любить тебя только сильней.

 

Набей синяков своим острым коленкам, болтай про майнкрафт, потеряй свою сменку, схвати двести двоек за сто сочинений — любовь моя будет вне всяких сомнений.

 

Влюбись. Разлюби. Поругайся с друзьями. Стесняйся сказать им, что я — твоя мама. Будь взбалмошным, глупым, наивным, беспечным – я буду любить тебя, маленький, вечно.

 

Стань выше меня и впервые побрейся. Живи лучше нас раз, как минимум, в десять. Стань взрослым, стань умным, стань добрым и сильным — ты будешь всегда моим маленьким сыном.

Увижу в тебе через годы мальчишку, с румянцем, в сандалиях, в коротких штанишках. Ты будешь серьезным, внушительным дядей — но детство останется искрой во взгляде. Я буду хранить его так, как в пещере огонь сохраняли укромные щели. Я буду тебе, сын, хранителем детства, ему не угаснуть, а только воскреснуть в любую погоду, в любую минуту.

 

Пока я с тобой, я хранить его буду.

 

 

* * *

Мама не любит папу.

Папа не любит маму.

Я подрасту и тоже любить никого не стану.

 

Ночью опять ругались. Думали, я не слышу. Ветки в окно стучались, дождик стучал по крыше, мне было очень страшно. Я потихоньку плакал. Не помогала даже плюшевая собака. Как-то уснул. Приснилось, что у нас все нормально. Мама опять влюбилась в папу, а папа в маму. Мы все втроем гуляли. Стихли и дождь, и ветер. Мамочка обнимала папу, смеялись дети и щебетали птицы. Лето, июль в разгаре.

 

Это мне только снится. Утро в осенней хмари, мама звенит посудой, кажется, скоро завтрак. Снова не вышло чуда. Может быть, выйдет завтра?

 

Папа придет с работы, вкусно пахнет морозом. Он принесет мне тортик, маме подарит розы. Мама наденет платье, ногти накрасит лаком, сядем за стол, захватим плюшевую собаку, будем есть торт, петь песни, будет совсем не страшно.

 

Нужно петь песни вместе, это предельно важно! Нужно смеяться громче и обниматься чаще. Чтоб сыновьям и дочкам не было ночью страшно.

 

Чтобы под одеялом, крепко прижав собаку, дети бы понимали, что им не нужно плакать.

 

Чтоб не услышать фразу детскими голосами:

 

«Я подрасту и тоже любить никого не стану!»

 

 

 

* * *

храни всех тех, кто хотел в Европу. храни всех тех, кто сидит в окопах. храни всех тех, кто в уютном кресле. и тех, чье завтра со словом «если». тех, кто сегодня в метро ночует, тех, кто улегся на стол к врачу, и тех, кто пишет, как все не правы, и тех, кто вне всех моральных правил, и тех, что верят, что все, как надо, и тех, в которых летят снаряды, и всех стыдящихся и воспрявших, всех проклинаемых и проклявших, храни детей, стариков и женщин, мужчин всех тоже храни не меньше, храни на всех языках и мовах (сначала было всего лишь слово), храни всех тихо, храни всех громко, храни всех тех, кто стоит в сторонке, и тех, кто рвется, не глядя, в пекло, храним будь воин, храним будь пекарь, храним будь друг и кто сеет ругань

 

храни нас, Господи, друг от друга

 

 

* * *

Я бы об этом спела, да не умею.

Помнишь тот год, когда лето не наступило?

В небо летели стаи воздушных змеев,

пятки стучали по серой дорожной пыли,

птицы летали ниже пятиэтажек,

розы померзли, и яблоки не созрели,

 

мальчик сложил в самолеты пятьсот бумажек.

Чтобы был флот. Чтоб они далеко летели.

Он забирался на башни и на деревья,

на чердаки и опасно косые крыши,

он запускал самолеты и свято верил,

что адресат, получив их, ответ напишет.

Он проверял ежечасно почтовый ящик,

дважды в неделю исправно ходил на почту,

там его знали, и знали, что этот мальчик

ждет телеграмм, но он их не получит точно.

 

«Вот же судьба!» — за спиной у него шептали.

Бабы вздыхали, совали ему конфеты.

Он собирал самолеты. Они взлетали

выше, чем птицы тем странным холодным летом.

«Мама» и «папа», два крылышка самолета,

будто слезами, чернила дождем размыло.

Мальчик ходил на почту, как на работу,

только ответов на письма не приходило.

Мама и папа, два первых и важных слова,

смысл замылило частое повторение.

Мальчик писал их, писал их, писал их снова,

о самолеты ручки стирали перья,

мальчик писал с каждым разом все аккуратней

и выходили ровнее и чище буквы.

Мама получит, прочтет, будет ей приятно —

сын ее пишет, как взрослый совсем, как будто.

 

Мама прочтет. Обязательно прочитает!

Там, где она, доставляют небесной почтой.

Выше всех птиц самолеты его взлетают.

Мальчик бежит по полю, и он хохочет.

Он прижимает к сердцу клочок бумаги.

Слезы сквозь смех или, может быть, смех сквозь слезы,

нужно письмо надежней укрыть от влаги,

мама ответила к первым ночным морозам.

 

Мама ответила парой коротких строчек:

«Мы долетели, но тут тяжело со связью.

Мы тебя любим, единственный наш сыночек,

ты нам пиши о себе и о всяком разном,

мы не ответим, но знай, что мы все читаем.

Ты наш любимый, наш лучший, наш самый-самый,

очень скучаем, целуем и обнимаем,

жди нас во снах. До свидания. Папа с мамой».

 

Мальчик писал им все время, как и просили.

Почерк взрослел, самолеты взрослели тоже.

Мальчик стал смелым, умным, большим и сильным,

вырос в Сергея из маленького Сережи,

мальчик чертил огромные самолеты,

те самолеты взлетали с аэродромов,

к теплым морям увозя на себе кого-то.

Тенью скользя на высоких сосновых кронах.

А почтальон, написавший ответ от мамы

в тот странный год непришедшего в сроки лета,

думал об этом долго потом. Годами.

Был ли он вправе и правильно ли ответил?

Ложной надеждой стал или же нужной верой?

 

Мальчик всю жизнь хранил тот конверт без даты.

 

Я бы об этом спела, но не умею:

письма всегда доходят до адресатов.