Почтальонша
Почтальонша
* * *
На марше,
В карауле,
На привале,
Когда почти беспомощны слова,
Не красноречьем слова
Дружбу мы сверяли,
А степенью солдатского родства.
И в степень превосходную
К России
Мог возвести я преданность свою,
Когда вдоль строя знамя проносили,
Пробитое осколками в бою.
Тётка Дарья
В День Победы
Тётка Дарья –
Вот уже который год –
Утром мужнины медали
Мягкой тряпочкой протрет.
Так в награды фронтовые
Въелась горечь передряг,
Что, всю жизнь прошив навылет,
Память
Встанет вновь в дверях…
Вот летишь ты на свиданье
За околицу села
Никакой ни теткой Дарьей,
А невестой, весела…
Сотни звёзд!
А может, тыщи?
И, не помня ничего,
Ты сама во тьме отыщешь
Губы жаркие его.
На счастливейшей полянке
Знать не знали
Ты и луг,
Что «Прощание славянки»
Вырвет милого из рук…
Я б за то вручал медали,
Что жила
В дни тех годин
Вера в силу ожиданья
Даже в плаче проводин.
Шла она с бойцами рядом,
Согревала в снег и в дождь…
Ты прильнёшь щекой к наградам
И украдкою
Всплакнешь.
Слепой
В огне бомбёжки,
В адском скрежете
Навеки свет в глазах потух…
Так обострила тьма кромешная
Его обыкновенный слух,
Что научился он по голосу
Определять прохожих рост,
Как поле – по шуршанью колоса,
Сентябрь – по шелесту берёз.
Бесшумной палочкой бамбуковой,
Что верной спутницей была,
Не мостовую он простукивал –
Гремел во все колокола.
Звонил о братьях по оружию!
Как будто бы из-под земли
Неумирающие души их
На стук откликнуться могли.
Пожгла, сломала, исковеркала
Подлесок жуткая гроза…
А иногда во сне,
Как в зеркале,
Он видит вновь свои глаза.
Сирота
Палисадники,
Пихты –
Станция Юшала.
У него из родных тут
Лишь Россия была.
Он с котомочкой тощей,
Как взрывною волной,
На вокзальную площадь
Был отброшен войной.
И под небом весенним
В сорок трудном году
Зарабатывал пеньем
Он себе на еду.
Пел он плохо и жалко.
Но плясал – как цыган!
Мурашами бежали
Цыпки вверх по ногам.
Мог сыграть и на ложках
О ладошку руки.
В кепку падали гроши,
Звякали медяки.
Вся в мазуте и саже
Телогрейка была.
Тётя Нюра однажды
В дом его привела.
Тётя Нюра в ушате
Замочила бельё…
То ли брызги на платье,
То ли слёзы её…
Почтальонша
Как долго –
Через всю Россию –
Шли письма.
Днём и по ночам.
А ты, девчонкой, разносила
Их по дворам односельчан.
Летела мигом
К ждущим окнам,
Надеждой жившим всякий раз.
Такая шустрая,
Во многом
Не сразу ты разобралась.
Взять даже то,
Что торопиться,
Пожалуй, надо не всегда.
Ведь в сумке выцветшей тряпичной
Могла пристроиться беда.
О, письма с фронта!
Глянув мельком
На штемпель, адрес и печать,
Кто смог бы так,
Как ты умела,
Их содержанье различать?..
Обманчивость благополучья –
Был в тыщу раз
В те дни страшней
Родных мужицких закорючек,
Красивый почерк писарей.
Ты, размышляя на подворье,
Как бабья доля тяжела,
В конверт заклеенное горе
Вдове
Растерянно несла.
И, жадно вслушиваясь в сводки,
То в жар бросающих,
То в дрожь,
Солдатки знали –
По походке –
С какой ты весточкой идёшь.
* * *
Лебедеву Николаю Александровичу,
Герою Советского Союза
Вникая сердцем в правду горьких сводок,
Стал город на Неве фронтовиком…
Вернулся зимним вечером с завода
Отец опять с урезанным пайком.
Не верь:
Мол, пах он клеем силикатным,
Темнея, как протравленная медь,
Одно лишь отличало хлеб блокадный –
Ни разу не успел он зачерстветь.
Лишь дочери – девчонки молодые,
Не видевшие в жизни ничего,
Глаза с трудом от хлеба отводили,
Пока мать ниткой резала его.
А сам отец, такой седой, сутулый,
Вздохнув, квартиру молча оглядел.
Нет ни стола, ни полок и ни стула.
Да – стула,
На котором сын сидел…
И вот когда в прошитом стужей доме
Всё, что горело, было сожжено,
Взял старый слесарь лермонтовский томик
И вспомнил, может быть, «Бородино».
И передумал, видимо, о многом.
Ну а потом недрогнувшей рукой
«Буржуйку» подостывшую потрогал,
Откинул дверцу с болью и тоской.
Жену, детей, себя ли успокоил,
Пытался ли загнать подальше стыд:
«Я думаю, когда вернётся Коля,
То он поймёт, то он меня простит».
Шли жизнь и смерть по Ленинграду рядом.
Тепло от книг, текущее к ногам,
Могло назавтра стать в цехах снарядом.
Ещё одним снарядом – по врагам!
О, книги! Бескорыстные подруги –
Их меньше становилось с каждым днём –
Спасали обмороженные руки
Своим недолгим ласковым огнём.
Чистота
Суровое военное житьё.
И столько в нём традиций, сколько прозы…
И перед боем чистое бельё
Солдатам выдавалось из обоза.
Бойцы же треугольники потом
Политрукам зачем-то отдавали.
И главное едва ли было в том,
Что люди перед смертью надевали.
Ведь где-то токовали глухари,
А рядом на дыбы земля вставала…
И всё-таки,
Чего ни говори,
Какая-то здесь связь
Существовала.