Подержи мои часы
Подержи мои часы
Валя не любила лета, но боялась в этом признаться. Школьник должен любить каникулы! Но что делать, если нечего делать?
Старое здание поселковой школы на лето закрывалось. Малыши уезжали в пионерские лагеря, к бабушкам и дедушкам, старшие готовились к вступительным экзаменам в институты, улицы пустели.
Вале нечем было себя занять. Бабушки в деревне не было, из пионерского возраста она выросла, задание на лето из музыкальной школы она выучила ещё в конце мая. Оставались дедова библиотека, сонная жара и длинные скучные вечера, которые Валя заполняла поливом грядок и прополкой цветника.
– Валя, пошли на киноплощадку, на Станкевича вечером, там классно! – как-то раз просительно улыбнулась Зоя.
– Так кино же с прошлого года не крутят, – возразила ей Валя, – что там делать-то?
– Приходят девчонки с соседней улицы. А мальчишки на гитаре играют, поют. Весело. Ну, пойдём, а? Меня мать одну не пустит же…
Валя согласилась, а мама придирчиво на неё посмотрела: «Ну ладно, только без глупостей». Ну, что за мальчишки-то? Мелочь небось пузатая…
Нет, не мелочь. Двое из техникума, один из СПТУ, который неласково прозывали в народе «дрыгалями», несколько старшеклассников и даже одноклассник-спортсмен – Сашка Яцкин по кличке Яцык. Все в рубашках, джинсах, в общем – при параде. Девочки в платьях, в волосах ободки, обшитые бархатом. Сидят на скамейках чинно. Пэтэушник Стас курит, картинно пуская дымок.
Валя сказала громко: «Вот из-за этой сигаретки мать больше не пустит меня на площадку! Волосы эту вонь, знаете, как впитывают!» От неожиданного напора незнакомой девушки Стас стушевался и сигаретку погасил. Исподлобья посмотрел на неё: ничего так… Платье в горошек ладно сидело на стройной фигуре, длинная рыжая коса с вплетённой чёрной школьной лентой… Стас взял гитару и стал смущённо наигрывать какой-то мотив. Потом гитара пошла по кругу. Плохо настроенная, со слабо натянутыми струнами, она бряцала, выдавая нехитрые комбинации из трёх блатных аккордов. Играли всякую дворовую дрянную музычку, которую потом назовут шансоном. Только Стас, чтобы реабилитироваться перед девчонками, спел «Скалолазку», чудовищно сокращая и коверкая текст.
Так вечерами Валя и Зоя стали ходить на киноплощадку. Сначала робко сидели на скамеечке, потом уже пообвыклись. Болтали о том о сём, смеялись, грызли семечки, иногда пекли в углях старую лежалую картошку из погребов, пачкая пальцы и губы сажей. Неизменная спутница их вечеров, шестиструнка, перекочевала в руки Вали. Много ли трудов пианистке три аккорда освоить! Простой инструмент… это вам не фортепиано! Валя настроила её, подтянула струны. Неожиданно низким голосом стала петь Матвееву, Кукина и даже Макаревича. Все тихо слушали, но не подпевали. Песен этих никто не знал. Иногда Валя пела свои песни, ведь её стихи печатали в районной газете!
Она чувствовала себя центром внимания и восхищения. Несколько раз её даже проводил до дома светловолосый пэтэушник Стас, который был так себе ухажёр, мезальянс типичный, но Валя была горда, что её оценили. Он плёлся следом, неся гитару на плече и пряча сигаретку в кулаке. Вздыхал, как и положено кавалеру, а у Вали замирало сердце. На их девчачьем языке это называлось «страдать» и «ходить».
– Ну что он, страдает? – с надеждой в голосе спрашивала Зойка, которая очень любила мелодрамы.
– Ну… – неопределённо улыбалась Валя и загадочно замолкала.
– Вы ходите?
– Нет пока, – более уверенно отвечала Валя, прекрасно понимая, что надо сохранять имидж недоступной девушки.
– Правильно, – одобряла её подруга, – не поддавайся, пускай пострадает.
И всё было хорошо этим летом: киноплощадка без киномеханика и его скучных фильмов про освоение Арктики, зелёные калачики птичьей гречихи, соловьиные трели в зарослях тёрна и даже прохладный ветер с реки… Белая рубашка Стаса, мелькавшая в темноте улицы то сбоку, то позади Вали, алая лента на грифе его гитары, появившаяся совсем недавно и многозначительно намекавшая на любовь-морковь…
Всё было хорошо, пока однажды Яцык не принёс волейбольную сетку и мяч.
Валя увидела эти орудия пионерских, а потом и комсомольских пыток и мысленно издала стон. Она помнила ненавистные уроки физкультуры.
– Аксёненко, привались к стене, не отсвечивай, – инструктировал Валю вечный школьный капитан Яцык, – тогда и по балде мячом не прилетит, и вабче…
Что «вабче» – было не понятно, но Валя старательно приваливалась к стене и не отсвечивала, ощущая себя жалким и ничтожным созданием, ошибкой мироздания. Иногда отбивала прилетавший мяч, но невпопад. На этих уроках одноклассники забывали о том, что Валя играет на пианино Шопена и Брамса и лучше всех пишет сочинения. Они посмеивались над её неловкой фигурой в ситцевых синих шортах и белой застиранной футболке с эмблемой «Зенита». В общем, не Валя, а брак советского производства краснощёких и всегда готовых к труду и обороне комсомольцев.
Валя прочно обосновалась на боковой скамейке и присвоила себе обязанность охранять часы одноклассников. С десяток привычных механических и вошедших в моду электронных часов на дерматиновых или металлических ремешках она раскладывала на скамейке рядом с собой и следила, чтобы их не достал коварный мяч. Физкультурник с Аксёненко не спорил, вздыхал и ставил тройку, единственную в школьном табеле.
Неужели и летом, вне школы, ей предстояло пережить унижение?
Валя смотрела на свою новую компанию, удивляясь тому, какая весёлая суета охватила их. Сброшенные мальчишеские рубашки были развешены на кустах тёрна, между тополями натянули сетку, стали рассчитываться на команды.
Валя села на скамейку, внутри всё сжималось от первобытного ужаса.
– А ты? – спросил Стас, улыбаясь белозубо и призывно.
– Да не лезь ты к Аксёненко, – с неожиданным презрением сказал Яцык, словно так и ждал момента, чтобы унизить Валю, и, скривив рот, произнёс: «Зенит – точка небесной сферы, расположенная над головой наблюдателя».
Валя сглотнула комок подступивших слёз и ничего не ответила. Стас не понял шутки и только хлопал своими большими глазами.
– Валя играет на пианино, ей пальцы надо беречь, – заступилась Зоя.
– Тогда подержи мои часы, – улыбнулся Стас, снял свои новенькие электронные часы и протянул их Вале.
Стаса позвали, и он сразу потерял интерес к девушке. В предвкушении игры уже слышались смешки и взаимные подначки. После первой же партии Валя ушла. На этот раз её никто не провожал. Стас смущённо оглянулся на удаляющуюся в темноте фигурку, но снова стал на подачу.
С этого вечера всё изменилось. Как только набиралось игроков на две команды, песни прекращались, а парни и девушки занимали свои места у сетки. Они уже не приходили в нарядных платьях и рубашках, надевая ношеные спортивки и футболки. Только Валя неизменно приходила в любимом платье в горошек и стерегла часы Стаса.
Поначалу её приглашали присоединиться к игре, но потом и вовсе перестали замечать. Она уныло перебирала струны гитары, но песни были никому не нужны. Вскоре ей надоело сидеть в сторонке, и Валя пропустила несколько вечеров.
Когда же она пришла снова, Маринка спросила: «Ты болела, что ли? Ой, а тут так весело было!» – и дальше шёл сумбурный рассказ о том, как один подал, а второй отбил, а девчонки наконец-то научились ставить блок, а то всё проигрывали с первой подачи, а вчера дождик был и никто не играл.
Все как-то по-особенному сдружились, в компании ребят даже появились новые прозвища. Яцыка стали звать Подавалой, потому что ему особенно удавались подачи, а Мишу – Калечкой, потому что неловким ударом мяча ему повредили связку. Калечка сидел, раненый и забинтованный прорезиненным бинтом, рядом с Валей и болел за свою команду.
Парни стали приносить на площадку пиво, прикладываясь перед игрой и после неё по очереди к горлышку бутылки, а сами пустые бутылки прятали в терновые заросли. Девчонки смеялись и не возражали.
А потом Валя уехала на три дня в Волгоград к тётке, а по приезде мама хитренько сообщила: «Пока тебя не было, какой-то блондинистый парнишка заходил, о тебе спрашивал. Сегодня вечером обещал зайти». Валя сдержала улыбку, зная, что иначе будут вопросы. «Это просто знакомый, он забыл часы на волейбольной площадке, а я их нашла», – ответила Валя маме.
«Ну-ну», – подмигнула мама.
Вечером Стас действительно пришёл. Он с мрачным видом и без пояснений протянул Вале районную газету.
– Что там, мои стихи?
– Нет, там твоя басня! – с кривой улыбкой ответил Стас и сплюнул, направляясь к калитке.
– Погоди, погоди, – заспешила за ним растерянная Валя, – я тебе часы забыла отдать, а потом к тёте уехала. Вот!
Стас взял часы, надел их на запястье и, ничего не сказав, пошёл прочь. Валя недоумевала, в чём же дело? Но Стас обернулся и сказал с неожиданной злобой:
– Не приходи на площадку, худо будет!
Валя молча смотрела, как он скрылся в конце улицы, и поплелась домой. Ах, да, Стас принёс газету, и всё дело, наверное, в ней! Валя лихорадочно пролистала страницы, но никакой басни не нашла. Зато на последней полосе была постоянная рубрика «Сатирическая борона», печатавшая фельетоны и заметки на злобу дня. Она бегло прочла заметку, и к её щекам прилила кровь.
«Мы редко отвечаем на письма читателей, – писал корреспондент, – в наш адрес их приходит немало, но этому адресату мы решили ответить не лично, а через нашу газету, и вы, наши читатели, поймёте почему. От комсомольца Станислава Таранова нам пришло письмо. Предупреждаем, что авторская орфография и пунктуация сохранены. “Дорагая редакция! Пишет вам учащийся СПТУ № 31, комсомолец Станислав Таранов. На улице Станкевича имеется летняя плошадка в которой однажды вечером мы наблюдали страный финомент. Когда мы играли в воллейбол, то над нами завис как бы конусообразный сфероид зелёного цвета. Повисел-повисел и улетел. Мы не смогли понять, что это за явление нашей местной природы или даже фауны, а возможно и летающее НЛО. Прошу пояснить, бывали ли подобные случаи наблюдаемы ещё в посёлке”. Уважаемый комсомолец Станислав Таранов, мы рады сообщить вам, что подобный феномен больше не был зафиксирован ни жителями, ни нашей метеостанцией. Просим явиться в нашу редакцию за подарком, по решению редколлегии мы желаем вручить вам “Орфографический словарь русского языка” С. И. Ожегова».
В комнату вошла мама.
– Ой, ты тоже читала? – спросила она, не замечая огорчения дочери. – Я так хохотала! Ну, есть же дураки на свете! – Мама взяла газету и процитировала: – «Мы наблюдали финомент!» Теперь к этому неучу точно кличка приклеится!
Валя бросилась на подушку и заплакала.
О том, чтобы пойти на площадку, и речи быть не могло. Валя проплакала весь вечер, искренне не понимая, кто и зачем так злобно подшутил над Стасом, который явно не писал этого дурацкого письма, и почему, собственно, Стас свалил всю вину на неё? Только ли потому, что она была знакома с редактором?
Наутро Валя отправилась в редакцию газеты, она хорошо знала заведующего отделом редакционной почты.
– Валя, милая, здравствуй! – заулыбался Георгий Иванович. – Как дела? Как лето проводишь?
– Отлично, Георгий Иванович, гуляю, читаю… Вот недавно ездила к тёте, ходили на Мамаев курган, – Валя приветливо улыбнулась и села напротив, расправив платье. – У меня к вам дело.
– Хочешь заметку о поездке по местам боевой славы поместить?
– Нет, – Валя замялась, но потом собралась с духом и выпалила: – Я тут заметку прочла в «Сатирической бороне» про финомент…
– А, понимаю, – закивал головой Георгий Иванович. – Чудо в перьях, а не комсомолец!
– А можно ли на само письмо посмотреть? – попросила Валя. – А то даже не верится, что такие чудные люди бывают.
Георгий Иванович снова улыбнулся и достал из ящика стола письмо, прикреплённое скрепкой к конверту. Валя прочла его. Сомнений в том, кто написал эту пакость, у неё не было. Почерк она знала прекрасно.
– Вот только за наградой этот юноша, наверное, не придёт, – вздохнул Георгий Иванович. – А ему бы не повредило!
– Знаете, – медленно произнесла Валя, – я могу передать ему словарь, я этого комсомольца Таранова хорошо знаю, мы вместе в волейбол играем.
– Вот здорово! – восхитился Георгий Иванович. – Выполни общественное поручение, Валюша. А потом и заметку о Мамаевом кургане приноси!
Вечером Валя набралась храбрости и пошла на улицу Станкевича, специально выждав время, когда соберётся основная компания. Все уже играли в волейбол, разбившись на команды, мальчишки против девчонок. Мелькали длинные руки, косы с лентами, голые коленки и вспотевшие спины, слышался смех. Валя подошла и остановилась у тернового куста. Яцык сразу её заметил и свистнул.
– Эй, – крикнул он, – чего явилась, не запылилась?
Валя не ответила, она нашла глазами Стаса. Игра прервалась. Ребята, тяжело дыша, смотрели на неё и молчали. Стас с угрюмым видом перебрасывал мяч из одной руки в другую.
– Тебе тут не рады, Аксёненко, – сказала язвительно Марина.
Валя молча подошла к Зое, которая сидела на скамейке. На её коленях лежали часы Стаса.
– Возьми, Зоя, словарь, – спокойно сказала Валя. – Редакция просила автору передать. Ты же автор?
Зоя взяла словарь, потом закрыла лицо руками и расплакалась. Маринка подбежала к ней, недоумевая. Потом подошли и остальные.
Валя смотрела на них, сложив руки на груди. Яцык недоумённо крутил головой из стороны в сторону, потом повертел пальцем у виска.
– Ну, девки, вы даёте!
Валя молча развернулась и пошла домой, её никто не догнал. Уже в конце улицы, зайдя за поворот, она заплакала.
Валя проплакала всю ночь, и хотя мама не знала всех причин её безутешного горя, гладила дочку по голове и приговаривала, что найдутся ещё другие ухажёры, кроме этого белобрысого пэтэушника, который курит и глупости пишет разные.
Наутро мама вошла к Вале в комнату.
– Спишь? А тебе посылка, наверное, из Вероны.
– Почему из Вероны? – спросила спросонья Валя и, поняв, покраснела.
Мама со смехом поставила у кровати сонной дочери коробку, в которой ворочался и пыхтел маленький ёжик.
г. Калач, Воронежская область