Подлинное воплощение Северной столицы

Подлинное воплощение Северной столицы

(памяти Валентина Алексеевича Носкина)

На одном из вернисажей я обратила внимание на импозантного немолодого мужчину, который оказался коллекционером. Бордовая визитка сообщила его имя: Носкин Валентин Алексеевич. Поражали его стильные наряды: черный с красным, восточный, волшебный, буддистский…

Еще летом 2017 года по дороге из галереи на Пушкарской мне указал на дом, в котором жил коллекционер, веселый фотограф Владимир Михайлуца. Он же сообщил, что Носкин устраивает в своей квартире выставку Алексея Кирьянова. Сам Михайлуца туда не пошел, но сообщил код от парадной. Получив «золотой ключик», я зачастила в удивительную квартиру. Таковой ее сделал гостеприимный и щедрый, обладавший безупречным вкусом владелец.

Валентин Носкин завоевал сердца художников Петербурга, и не только их — на вечера на Каменоостровском также приглашались поэты и музыканты, которые преподносили хозяину в дар свои книги и диски. Я ходила туда год и пять месяцев без одного дня — с 19 июля 2018-го по 18 декабря 2019-го. Наверное, этого мало, чтобы считать себя настоящим другом Носкина, но я сделалась самой верной его поклонницей. Да и как было не преклоняться перед человеком, который, несмотря на возраст, не кичился своим интеллектом, а общался с гостями на равных, без высокомерия, с интересом к каждой личности? Кроме того, он обладал завидным чувством юмора. Так, столовую, куда меня привлекали шахматы, а значительную часть визитеров — коньяк, хозяин называл «кормушкой».

Квартира Валентина Алексеевича удивляла реалиями дореволюционной богемной жизни — стилизованным балконом, служившим местом для курения, и камином (я так и не узнала, действовал ли он). Эти элементы старомодного дизайна гармонировали с менявшейся время от времени постоянной экспозицией и усиливали атмосферу салона Серебряного века. В центре большой залы на зеленом, как игорное сукно, диване, восседал сам хозяин. Благодаря его благодушному спокойствию в квартире царила нирвана. Даже беспощадные споры о политике быстро иссякали или переходили в конструктивное русло — вероятно, потому, что хозяин любил говорить и спорить преимущественно об искусстве.

Кстати, о «носкинском» коньяке. Есть различие между алкоголизмом и французским образом жизни. Подобную жизнь символизировал очаровательный череп по кличке Бедный Йорик. Посетители предпочитали из него пить, я — фотографироваться с ним. Следует заметить: обладая особой атмосферой (эзотерик сказал бы — энергетикой), квартира отсеивала тех, кого общество называет фуршетчиками, а я — оглоедами, то есть любителей выпить на дармовщинку. Подобные субчики к Носкину почти не заглядывали, хотя, при знании кода, дверь открывалась для всех.

Еще одним отличались вернисажи в квартире от обычных вечеринок формата «бухло и болтоло»: некой семейностью. Гости непринужденно разбредались по комнатам, выпивали в столовой, затягивались сигаретами на балконе или покуривали кальян. Правда, внимая предложению Валентина Алексеевича послушать песни под гитару или оценить выступление очередного пиита, значительная часть блудных детей, со стаканами или чашками в руках, возвращалась к диванному престолу, — и продолжался пир духа. Владелец дома восседал, словно царь Соломон, в окружении прекрасных девушек — отнюдь не эскорт-моделей типа «винишко-тян»: его дамы, даже не выпуская бокал шампанского или стопочку с коньяком из изящных пальцев, оставались прежде всего жрицами искусства, и с хозяином их объединяли жизнелюбие и радость от взаимного общения.

Валентин Носкин умел знакомить людей друг с другом и создавать условия для доверительных бесед. За годы процветания Открытого Музея здесь заключились многие творческие союзы и завязались душевные дружбы. Стоит только посмотреть на фото посиделок в Noskin House, и станет очевидно: под культурным руководством pater familias мы перевоплощались в дружный клан во главе с седовласым мудрым вождем. Не буду перечислять всех друзей, которых я туда привела и которых приобрела там.

Подлинная природа Валентина Алексеевича, неизменная даже в болезни, редкая как для нашего города, так и для мировой культуры в целом, имела одну очень французскую черту: joie de vivre1. Тоже, между прочим, из канона куртуазности. Рожденный под знаком Тельца, он обладал даром любить сад земных наслаждений без примесей Босха: вкус вина и добротно приготовленного блюда, красоту женщины и прикосновение к ней и, главное, творческие плоды талантов друзей своих. Экстраверт, живчик, благорасположенный к близким (войти в его круг получалось само собой), петроградский коллекционер был и останется мне дорог прежде всего тем, что он собирал не только произведения искусства, но и души людей. Таких, как он, Христос именовал «ловцы человеков».

Дух Валентина Алексеевича Носкина был в единении с сияющей сущностью Вселенной: он просто изменил форму пребывания в ней. Формы устают, сущность остается. Слышала (и это мне не показалось шуткой или оскорблением, но источник не назову), что хозяин Noskin House уже создает версию Открытого Музея на том свете. А почему бы нет? Пройдет, надеюсь, достаточно много времени, ибо большинство из нас еще не завершили своих миссий, и мы снова придем к нему в гости в другой мир — может, послушаем там таких исполнителей, как метафизически похожий на героя этих грустно-просветленных воспоминаний Шарль Азнавур.

Сейчас же наш долг — сберечь энциклопедическое наследие коллекционера, которому в прошлом сентябре — давно было пора! — вручили шапочку Мастера. Велик промысел Божий в том, что у него остались брат-близнец, другие родственники и множество друзей. Да, нам больно — даже тем, кто общался с ним не слишком тесно. Но мы сможем. Ведь Валентин Алексеевич Носкин, при всем отличии от штампованных представлений о Санкт-Петербурге и его обитателях, подлинное воплощение нашей Культурной столицы.

1 Жизнерадостность (франц.)